Король волшебников - Лев Гроссман

Внутренние часы Квентина показывали от девяти до десяти вечера, но в Венеции перевалило за полдень, и ему казалось, что они здесь уже давно. По каналу гулял ветерок, приятный после жары на площади. Они остановились на мосту, чтобы сориентироваться. В центр Венеции автомобили не допускаются — мостик был деревянный, пешеходный и, к сожалению, современный. Пройдет лет сто, прежде чем он сольется с историческим фоном.

Глянцевые черные гондолы проплывали внизу, оставляя миниатюрные водовороты на зеленой воде. Пыхтели трамвайчики-вапоретти, проходили длинные узкие баржи. Обветшалые палаццо вдоль канала сливались в сплошной ряд черепицы, колоннад и террас. Только Венеция из всех знакомых Квентину городов в реальности выглядела точно так же, как на картинках. Утешительно, что хоть что-то в этом мире не обманывает твоих ожиданий. Насколько он помнил, Байрон, оттрахав очередную любовницу, отправлялся домой по Большому каналу вплавь и держал в руке факел, чтобы гондольеры на него не наехали.

Что-то сейчас происходит в Филлори? Что делают их товарищи по путешествию — ждут пропавших на Крайнем, чинят следствие, предают мечу местных жителей или попросту отплыли назад в Белый Шпиль? Любой из этих вариантов, каким бы он ни был, уже свершился. Там могло пройти уже несколько недель или лет, кто знает. Филлори уплывало в будущее, оставляя его позади. Их исчезновение должно было вызвать большой тарарам, но жизни свойственно продолжаться. Дженет и Элиот потихоньку стареют, вспоминая о нем; король Квентин нуждается в Филлори больше, чем оно в нем.

Тихие узкие улочки Дорсодуро были менее декоративны — люди, похоже, действительно жили и работали здесь, а не шоу для туристов устраивали. Как ни хотелось Квентину поскорей пробежать по ним и опять оказаться в Филлори, венецианские красоты и его не оставили равнодушным. Сколько этому городу лет — тысяча или больше? Один бог знает, кому взбрело в голову построить его посреди лагуны, но результат налицо. В старые стены для украшения вделаны глыбы еще более старого камня. В новые окна, пробитые на месте старых, заложенных кирпичом, видны потаенные дворики. Каждый раз, думая, что ушел далеко от моря, натыкаешься на него вновь — между домами выстреливает водная артерия с яркими лодочками по сторонам.

Один здешний воздух оказывал целебное действие: королю с королевой Венеция определенно подходила больше, чем бостонский пригород. Неизвестно было, насколько она приблизит их к Филлори, но Квентин чувствовал, что они на верном пути.

Джулия шагала быстро, глядя прямо перед собой. Идти им было всего минут десять, но из-за хаотичной планировки останавливаться приходилось на каждом углу. Карта, переходившая из рук в руки, поискам мало способствовала. Пронумерован был едва ли один дом из пяти, притом в произвольном порядке. Этот город создавался для неспешных прогулок, что очень мило, если у вас нет спешных дел.

В конце концов они пришли к деревянной коричневой двери, не превышавшей их роста. Вопрос, та ли это улица, оставался открытым, но на каменной табличке вверху значился нужный номер. Ручки у двери не было, зато имелось маленькое закрашенное окошко.

Квентин, приложив руку к теплому камню, поймал ритм, и сквозь старинную кладку проступила на миг густая сеть оранжевых линий.

— Чары тут железобетонные. Жилец, даже если это и не твой полезный чувак, свое дело знает.

Делать нечего. Ситуация либо улучшится, либо станет намного хуже. Квентин за неимением звонка постучал в дверь. Резонанса не было никакого, точно она упиралась в толщу скалы, но окошко открылось сразу.

— Si, — послышалось из полного мрака за ним.

— Нам бы с вашим хозяином поговорить.

Окошко захлопнулось, и Квентин пожал плечами — может, надо было что-то другое сказать? Взгляд Джулии за темными очками не поддавался прочтению. Ему захотелось уйти, но обратного пути не было — единственный выход находился за этой дверью.

Улочка, скорей даже переулок с четырехэтажными домами по бокам, была совершенно безлюдна. Пять минут спустя Квентин произнес пару слов по-исландски и приблизил к двери ладонь. Стена по обе стороны от нее была теплая, хотя на нее падала тень.

Маги, наложившие эти чары, действовали с умом, но Квентин знал кое-что, чего не знали они. Собрав стенной жар в пучок, он направил его на окошко. Стекло вскоре лопнуло, как перегоревшая лампочка — вот бы ученицы Уоррена рты раскрыли.

— Stronzo! — сказал Квентин в выбитое отверстие. — Facci parlare contuo direttore del cazzo![22]

Стена вследствие перенаправленных термочар подернулась инеем. Через минуту дверь отворилась — за ней было темно.

— Видишь, — сказал Квентин, — кое-чему меня в колледже все-таки научили.

В прихожей, вымощенной коричневой плиткой, их встретил коренастый, неожиданно учтивый мужчина — замена стекла, должно быть, требовала больших усилий.

— Prego.[23]

По небольшой лестнице они поднялись в одну из красивейших комнат, виденных Квентином.

После запутанной городской топографии он ожидал попасть в какой-нибудь евротрэшевый хостел с белыми стенами, неудобными диванами и крохотными геометрическими лампами, но скромная улица и обшарпанный дом существовали только для камуфляжа: они очутились в одном из палаццо Большого канала.

Он был виден в высокие мавританские окна, занимавшие целую стену. Квентина тут же охватил почтительный трепет, как, видимо, и было задумано. Он точно смотрел на фреску кисти самого Тинторетто, где суда всевозможных форм и размеров курсировали туда-сюда по зеленой воде. Комнату освещали три люстры муранского стекла в виде осьминогов, картины на стенах представляли пейзажи и жанровые сцены Венеции, на вековых мраморных плитах пола лежали восточные ковры.

Жить бы здесь да жить. Не Филлори, правда, но очень похоже на Белый Шпиль.

Провожатый удалился, и Джулия с Квентином сели на диван — самоходный, судя по его резным ножкам. Присутствие в зале еще нескольких человек из-за его громадности было практически незаметно. Трое мужчин без пиджаков тихо беседовали за столиком, попивая нечто прозрачное из маленьких рюмок, плечистая старуха сидела спиной к ним и лицом к каналу, у лестницы стоял, похоже, дворецкий — или как их там называют в Италии.

На вошедших никто не смотрел. Джулия устроилась на диване с ногами, не щадя антикварной обивки.

— Тут живая очередь или по записи? — поинтересовался Квентин.

— Надо подождать. Он нас сам вызовет. — Джулия сняла очки и закрыла глаза — приступы отчуждения накатывали на нее волнами. Может, она просто расслабилась наконец, почувствовав себя в безопасности? В таком случае инициатива переходит к нему.