Возмездие - Джиллиан Хоффман

Семнадцатый округ – это Бровард, пятнадцатый – Палм-Бич.

– Тиглер это не решает. Это уж как повезет, а я не собираюсь так рисковать. Я просто не могу. Вы же знаете, насколько сложны серийные убийства. В особенности, когда есть десять трупов, но нет признания и прямого доказательства вины. Пока мы собираем факты для предъявления обвинения Бантлингу только в одном убийстве. И едва ли сумеем быстро собрать доказательства по причастности к другим девяти! Легко допустить ошибку. Очень легко.

– Я это понимаю, но меня беспокоите вы. Очень беспокоите. Я знаю, что вы сильная женщина, вероятно, самая сильная из всех, кого я когда-либо встречал, но никому, независимо от силы характера и твердости убеждений, не следует вести дело человека, который его или ее жестоко атаковал. Думаю, все дело в том, что вы просто не хотите выпускать это дело из рук.

– Может, и нет – пока мне не предложат подходящее решение. То, в которое я поверю.

– А как насчет того, чтобы передать дело другому государственному обвинителю в вашей прокуратуре? Как насчет Розы Харрис? Она хороший специалист, прекрасно разбирается в доказательствах с использованием образцов ДНК и отлично умеет допрашивать свидетелей.

– Как мне передать дело другому обвинителю, скрыв, почему я это делаю? В особенности на этой стадии? Скажите мне! Все знают, как мне хотелось вести это дело; черт побери, я год по нему работаю! Я видела все раздувшиеся, разложившиеся тела, встречалась с родственниками всех жертв, видела все снимки со вскрытий, читала все отчеты лабораторий, выписывала все ордера – я знаю это дело. Как мне сказать в прокуратуре и средствам массовой информации, что я его НЕ хочу завершать? Если я только не заболею какой-нибудь жуткой болезнью, то не отдам его. И даже если заболею, то, вероятно, тоже не отдам. И об этом знают все.

Си-Джей сделала глубокий вдох.

– И как мне отвечать на вопросы «почему?» и «что произошло?» – ведь они тут же последуют. И СМИ начнут копать, копать и копать, пока что-то не нароют. И кто-то обязательно доберется до изнасилования, и выяснится, что наша прокуратура не может вести это дело, о чем следовало заявить изначально, и тут появится придурок из Окалы и будет вести дело моего насильника, заниматься моими серийными убийствами, а я буду наблюдать, как все рушится и Бантлинг выходит из зала суда. Только мне придется за всем этим следить по телевизору, сидя дома, потому что я больше не смогу заниматься юридической практикой, меня лишат этого права. Поэтому скажите мне, доктор Чамберс, как я могу это сделать, и я сделаю, но только надо, чтобы у меня была гарантия, что Бантлинг будет осужден и заплатит за содеянное. Никто, никто не может мне ее дать. И если это дело провалится, то вина ляжет на меня. Больше не на кого!

– Что вы говорите, Си-Джей? – Она видела, что доктор очень осторожно подбирает слова. – Я снова спрашиваю вас: что вы хотите сделать?

Си-Джей молча сидела несколько минут. Тик-так, тик-так – идут часы.

Затем она заговорила уверенно, решительно, словно идея только что пришла в голову и теперь надо проверить ее, но Си-Джей она нравится.

– Мне нужно выдать обвинительное заключение в течение двадцати одного дня или официально зарегистрировать заявление о совершении правонарушения, опять же в течение двадцати одного дня. В любом случае, все свидетели должны прийти и сделать заявление, нужно собрать отчеты, пересмотреть улики... – Она сделала паузу, затем заговорила опять: – Думаю, слишком поздно менять коней. Мне нужно закончить сбор документов. Поэтому, считаю, мне следует вести дело, по крайней мере, до обвинительного заключения. Затем, вполне возможно, я подключу кого-то еще, например Розу Харрис. Если все пройдет хорошо, я спокойно передам вожжи ей и откланяюсь, сказавшись больной, – когда почувствую, что Роза разобралась во всем и сможет достойно закончить дело. Когда поверю в то, что она сможет. Когда буду точно знать, что она может и сделает то, что нужно.

– А как быть с конфликтом интересов в этом случае?

– Бантлинг был так занят, спасая свою задницу в зале суда, что даже не узнал меня. Это почти смешно, учитывая все, что он сделал. Он едва ли взглянул в мою сторону, – тихо произнесла Си-Джей, затем продолжила: – Вероятно, он изнасиловал столько женщин, что потерял им счет. Они стали для него безликими. И я ведь выгляжу совсем не так, как тогда. – Си-Джей горько улыбнулась и завела волосы за уши. – Только я знаю, что он сделал. И если это всплывет позднее, то я смогу сказать, что не была уверена, он это или не он. Заявлю, что не знала. В любом случае его больше нельзя привлечь к ответственности в Нью-Йорке. Больше нет дела, которое можно было бы вести в Нью-Йорке. – Теперь ее голос звучал уверенно.

– Си-Джей, это не игра. Кроме очевидных этических проблем, которые встают, вы в самом деле считаете, что сможете эмоционально справиться с предъявлением обвинения этому человеку? Слушать о том, что он совершил с этими женщинами, зная, что он сделал с вами? Переживая это заново каждый день, каждый раз, когда вы узнаете еще один вызывающий омерзение факт, увидите еще одну фотографию? – Доктор Чамберс покачал головой.

– Мне известно, что он сделал с этими женщинами. Я это видела. И да, это будет трудно, и я не представляю, как с этим справлюсь, как переживу это, но по крайней мере буду уверена, что все делается правильно. И я буду в любую минуту дня знать, где он находится.

– А как насчет вашей лицензии? Вы же будете скрывать конфликт интересов от суда?

– Только я в курсе, что есть конфликт. Никто не сможет доказать, знала ли я, что вообще был конфликт. Для доказательства мне придется признаться, что я с самого начала знала: это он. Я смогу справиться со своей совестью, если стану это отрицать. – Си-Джей замолчала на мгновение – ей в голову пришла мысль о еще одном факторе, который следовало обдумать заранее. – Это ставит вас в неловкое положение, доктор Чамберс? Вам нужно кому-то сообщить о нашем разговоре?

Как врач, он был обязан сообщать полиции, если его пациент собирается совершить преступление. Все остальное, услышанное во время приема, считается конфиденциальной информацией. Если Си-Джей не станет информировать о конфликте интересов прокуратуру и суд, то, вероятно, это будет нарушением этических канонов, которых должен придерживаться юрист, но не может считаться преступлением.

– Нет, Си-Джей. То, что вы намерены делать, не криминал. И конечно, все, что мы обсуждаем в этом кабинете, считается конфиденциальным. Об этом не нужно никому ничего сообщать. Но лично я не знаю, хорошая ли это идея для вас, как для моей пациентки, и как для юриста.

Она мгновение переваривала услышанное.

– Мне нужно вернуть чувство, что я сама распоряжаюсь своей жизнью, доктор Чамберс. Разве вы не это всегда говорили?

– Да, говорил.

– Ну, теперь пришло время это сделать. Теперь я сама распоряжаюсь своей жизнью и держу ее под контролем. Я не какой-то усталый детектив из Нью-Йорка. Не какой-то идиот из Окалы. Не Клоун. Не Купидон.

Си-Джей замолчала, взяла сумочку и встала. Слезы больше не лились, и отчаяние в голосе сменилось гневом.

– Я сама держу все под контролем. У меня есть власть. И на этот раз я не позволю какому-то сукину сыну забрать у меня все.

Затем она развернулась и покинула уютный желто-голубой кабинет с цветами, а выходя, молча помахала рукой Эстель, бросив на нее взгляд через плечо.

Глава 31

– Бюро судебно-медицинской экспертизы.

– Агент Доминик Фальконетти и детектив Мэнни Альварес к доктору Джо Нейлсону. Нам назначено на полвторого.

– Да. Доктор Нейлсон ждет вас в холле.

Ворота перед ними раскрылись, Доминик съехал с заполненной транспортом Четырнадцатой улицы, завел автомобиль на стоянку, под знаком «Только для машин полиции», и притормозил напротив стеклянных входных дверей двухэтажного здания из красного кирпича. Он поставил машину рядом с черным катафалком последней модели.

Мэнни медленно раскрыл дверцу и вылез из машины. Он был необычно молчалив на пути к бюро судебно-медицинской экспертизы из штаба спецподразделения в здании полицейского управления Флориды в городе Майами. Доминик не вышел сразу же за ним, и Мэнни заглянул в салон:

– Ты идешь, Дом?

– Да. Дай мне несколько минут, Медведь, я догоню тебя. Мне вначале нужно позвонить.

Доминик достал мобильный телефон. Он, очевидно, ждал, когда Мэнни уйдет, и лишь потом собирался набрать номер.

Мэнни Альварес посмотрел на здание из красного кирпича и скорчил гримасу. Он ненавидел судебно-медицинскую экспертизу. Это единственное, что вызывало у него тошноту даже после шестнадцати лет работы и сотен трупов. На него не действовали трупы в холодильниках в подвале, он целый день мог рассматривать труп на месте преступления, и это его нисколько не беспокоило. Даже разложившиеся, или так называемые поплавки, которых обнаруживали без глаза или какой-то части тела и которые, казалось, ежедневно всплывали в одном из четырех тысяч каналов, озер и прудов вокруг города Майами. И это не упоминая тех, которые вдруг всплывали рядом с рыбаками на реке Майами или пугали серфингистов на побережье Атлантики. Эти Мэнни никогда не беспокоили, только если не приходилось сталкиваться с трупом ребенка, потому что он очень не любил, когда жертвой становился ребенок, – на них всегда было тяжело смотреть. Нет, действовали на него не трупы, а вскрытия, сама цель существования судебно-медицинской экспертизы.