Гамбит - Дэн Симмонс

Хэрод перешагнул через него и прошел к телефону на кухне.

— Чак? Говорит Тони Хэрод. Оставь Леонарда на воротах и подъезжай на своей машине к дому, ладно? Вилли тут оставил кое-какой мусор. Надо вывезти его на свалку.

Они отвезли любовничка Вилли в травмопункт. Хэрод выпил еще шампанского, закусил бутербродом с паштетом и направился к видеотеке Вилли. На полках стояло сотни три видеокассет. Некоторые из них были копиями ранних триумфально-успешных фильмов Вилли — таких шедевров кино, как “Трое на качелях”, “Пляжные утехи”, “Воспоминания о Париже”. Рядом стояли восемь фильмов, продюсерами которых они с Вилли были совместно, включая “Резню на променаде”, “Погибли дети”, и два фильма из сериала “Вальпургиева ночь”. Здесь были также старые, любимые фильмы из ночного кино, фото и кинопроб, отрывки из разных лент и три эпизода из неудачной попытки Вилли поставить комедию положений для ТВ — “Его и Ее”. Дальше шло полное собрание порнухи, отснятой Джерри Дамиано, новые ролики, сделанные на студийки стопки разрозненных кассет. Любовник Вилли успел снять с полки несколько пленок; Хэрод опустился на корточки и принялся их рассматривать. На первой были написаны буквы: “А и Б”. Хэрод включил проекционное устройство и вставил кассету. В титрах, набранных на компьютере, стояло: “Александр и Байрон 4/23”.

Первые кадры изображали большой плавательный бассейн Вилли. Камера пошла вправо, мимо водопада, к открытой двери в спальню. Худенький молодой человек в красных бикини выскочил на свет. Он помахал камере, — жест в точности в духе домашнего кино, — и неловко остановился у края бассейна; вид у него, подумал Хэрод, как у анемичной безгрудой Венеры, выходящей из раковины. Вдруг из тени появился тот мускулистый любовник, Брюсик... Плавки на нем были еще короче; он сразу же принялся демонстрировать мускулы, принимая разные атлетические позы. Тоненький юноша — Александр? — пантомимой изображал восхищение. Хэрод знал, что у Вилли есть отличная система микрофонов для домашних видеосъемок, но этот образчик “синема веритэ” был немым, как ранние двухчастовки Чаплина.

Любовник-культурист закончил свое представление каким-то особым изгибом торса. К этому моменту Александр стоял уже на коленях — поклонник у ног Адониса. Адонис все еще держал свою позу, когда почитатель потянулся и стащил узенькие плавки со своего божества. Загар у божества был действительно идеальный. Хэрод выключил аппарат.

— Байрон? — пробормотал Хэрод. — Ни хрена себе. — Он вернулся к полкам. Ему пришлось искать минут пятнадцать, но в конце концов он нашел то, что искал. На наклейке стояло: “В случае моей смерти”, кассета была задвинута между “В крови по локти” и “Во тьме горячей ночи”. Хэрод опустился на диван и некоторое время сидел так, поигрывая кассетой. В животе появилась какая-то сосущая пустота; ему очень хотелось выйти и уехать подальше отсюда. Все же он вставил кассету в магнитофон, нажал нужную кнопку и подался вперед.

"Здравствуй, Тони, — сказал Вилли. — Привет из могилы. — Изображение было более чем в натуральную величину. Вилли сидел в плетеном кресле на краю своего бассейна. Ветерок шевелил листья пальм за его спиной, но в кадре никого больше не было, даже слуг. В седых волосах Вилли, зачесанных вперед, виднелись загорелые залысины. Старик был в свободной гавайской рубашке в цветочек и мешковатых зеленых шортах. Колени у него были белые. Сердце Хэрода колотилось о ребра. — Если ты нашел эту пленку, — сказало изображение Вилли, — значит, надо полагать, случилось несчастье и меня с вами уже нет. Надеюсь, что ты, Тони, первым нашел это.., м-м-м.., последнее завещание и смотришь его один”.

Хэрод сжал кулаки. Трудно сказать, когда сделана запись, но, по всей видимости, недавно.

«Надеюсь, ты уладил все остальные дела, — сказал Вилли с экрана. — Уверен, что компания будет в хороших руках, успокойся, дорогой друг, если мое завещание уже прочитано; тебе не о чем беспокоиться. На этой пленке нет каких-либо сюрпризов или дополнений. Дом принадлежит тебе. Это всего лишь дружеская встреча двух старых товарищей, ja?»

— Блядь, — прошипел Хэрод. По рукам у него бежали мурашки.

«...пользуйся домом, себе на радость, — говорил Вилли. — Я знаю, что он тебе никогда особо не нравился, но его легко превратить в капитал и вложить куда-нибудь, если понадобится. Возможно, ты используешь его, чтобы воплотить наш маленький проект с “Торговцем рабынями”, а?»

Да, запись была очень и очень свежая. Сделана недавно. Хэрода пробрала дрожь, хотя было очень тепло.

«Тони, мне не так уж много нужно сказать тебе. Ты ведь согласен, что я относился к тебе как к сыну, nicht wahr? Ну, если не как к сыну, то как к любимому племяннику. И это несмотря на то, что ты не всегда был со мной до конца честен. У тебя есть друзья, о которых ты мне не говорил.., разве не так? Ну что ж, идеальной дружбы не бывает, Тони. Возможно, и я тебе не все говорил про своих друзей. Каждый живет своей жизнью, верно?»

Хэрод сидел выпрямившись, очень тихо, почти не дыша.

«Теперь это неважно, — Вилли слегка отвернулся от камеры; прищурившись, он смотрел на солнечных зайчиков, плясавших на поверхности воды. — Если ты смотришь эту пленку, значит меня уже нет. Никто из нас не вечен, Тони. Ты это поймешь, когда доживешь до моего возраста. — Он снова глянул в объектив камеры. — Это если ты доживешь до моего возраста. — Вилли улыбнулся. Вставные челюсти у него были идеальные. — Я хочу тебе сказать еще три вещи, Тони. Во-первых, я сожалею, что ты так и не научился играть в шахматы. Ты знаешь, как много для меня значили шахматы. Это — больше, чем игра, мой дорогой друг. Ja, гораздо больше. Ты однажды сказал, что у тебя нет времени для таких игр, — ведь тебе надо жить, заниматься жизнью. Ну что ж, никогда не поздно учиться, Тони. Даже мертвец может научить тебя чему-нибудь. Во-вторых, я должен сказать тебе, что я всегда терпеть не мог имя “Вилли”. Если мы встретимся в будущей жизни, Тони, я бы попросил тебя обращаться ко мне иначе. Например, герр фон Борхерт. Или Гроссмейстер. Тоже приемлемо. А ты веришь в загробную жизнь, Тони? Я верю. Уверен, что она существует. А как ты представляешь себе это место? Я всегда видел рай как прекрасный остров, где удовлетворяются все твои желания, где много интересных людей, с которыми можно разговаривать, и где можно Охотиться в свое удовольствие. Приятная картина, ведь правда?»

Хэрод моргнул. Ему часто приходилось читать выражение “облиться холодным потом”, но никогда не приходилось этого испытывать. А вот сейчас довелось.

"И наконец, Тони, у меня к тебе вопрос. Что это за фамилия “Хэрод”? Ты утверждаешь, будто происходишь из христианской семьи Среднего Запада, и ты уж точно частенько поминаешь Христа и Бога мать, но у меня такое впечатление, что имя “Хэрод” идет из какого-то другого источника, а? Скажем, Ирод. Очень может быть, что мой дорогой племянничек — еврей. Ну ладно, теперь это не имеет значения. Можем поговорить об этом, если встретимся в раю. А пока — на этом пленка не кончается, Тони. Я тут добавил кое-какие отрывки из новостей. Возможно, они покажутся тебе поучительными, хотя вообще у тебя, как правило, нет времени, чтобы заниматься такого рода вещами. Прощай, Тони. Или, точнее, Auf Wiedersehn”.