Черная книга - Гроссман Эренбург

Имел место и такой случай: один еврей из Югославии, зачисленный в "зондеркоманду", при сжигании трупов бросился в огонь, потащив с собой эсэсовца.

В конце 1943 года в лагере возникла организация сопротивления. Как в самую организацию, так и в руководство входили люди различных национальностей. Работа велась первое время среди заключенных каждой национальности отдельно. Мы знали что во главе организации стоят коммунисты.

Меня в организацию привлек Гутман участник восстания в Варшавском гетто. Я уже потом привлек других товарищей, Альберштата, Роберта (он был из Бельгии, фамилии его я не помню). Вообще же мы были организованы в кружки и каждый из нас знал только свой кружок – тех людей, от которых он получал задания, и тех которым он должен был передавать задания. Нам удалось установить контакт с женскими бараками, с рабочими "зондеркоманды", даже с заключенными маленьких лагерей.

Первое время организация ставила перед собой главным образом задачу оказания помощи наиболее нуждавшимся товарищам. Затем организовали передачу информации. Через товарищей работавших в радиомастерской, удалось установить более или менее регулярное слушание советского радио, и сведения о победах Красной Армии, передаваемые из уст в уста, вливали в нас бодрость и веру в то, что приближается час расплаты с гитлеровскими людоедами. Мы на заводе тайком заготовили ножницы, готовясь в соответствующий момент перерезать проволочные заграждения вокруг лагеря.

Мы перешли к проведению актов саботажа на заводе: замедлению темпа работы, порче станков.

В мае 1944 года я, по предложению организации, перешел в ночную смену для установления связей и налаживания работы организаций в этой смене. Наша деятельность, несомненно, приносила плоды. Понемногу стали красть порох с завода и передавать его членам организации, входившим в "зондеркоманды".

В конце августа гитлеровцы принялись уничтожать "зондеркоманды", сжигавшие трупы венгерских евреев. Несколько сот человек из этих команд были задушены в Аушвице, в камерах в которых проводилась дезинфекция вещей. Остальные скоро узнали об этом. Сто двадцать человек из "зондеркоманды" напали на свою охрану, перебили ее. начальника одного из крематориев сожгли в печи, крематорий взорвали, а сами бежали. За ними была послана погоня, многие из них погибли но, как нам передавали, тридцать шесть человек из них все же ушли.

В лагере после этого начались повальные обыски и репрессии Был арестован и немец, Шульц, "капо" нашей ночной смены. У одной девушки из Кракова обнаружили какое-то письмо, и по этому письму были арестованы еще три девушки Всех четырех повесили перед зданием завода – двоих во время дневной смены, двоих – в ночной. Казнью руководил лагерфюрер Гесслер.

Пять членов организации решили бежать из лагеря для установления связей с внешним миром и подготовки более широкого выступления Их уложили в ящики в которых вывозились вещи. Но шофер заметил их и выдал. Все они были доставлены обратно в лагерь и повешены "за попытку к бегству и взрыву лагеря".

Настроение стало крайне напряженным. Начата была постройка специальной, огражденной колючей проволокой, дороги с завода в лагерь.

В декабре 1944 года мы почувствовали, что немцы готовятся к ликвидации лагеря Пошли слухи что всех заключенных собираются уничтожить.

В начале января 1945 года налеты советской авиации на Освенцим приняли особенно интенсивный характер. В ночь на 12 января, не успели мы заступить на ночную смену, как раздался оглушительный взрыв. Свет погас Вскоре мы узнали, что бомба попала в участок, который был занят квартирами эсэсовцев, и нанес им много потерь.

Во время бомбежек люди молили бога о том, чтобы погибнуть от авиабомбы, а не от рук гитлеровцев.

Гитлеровцы были в совершенной панике. Чувствовалось, что близится конец. Каков будет он, однако, для нас? На душе было очень тревожно.

Началась эвакуация лагеря. Сначала вывезли всех поляков. В ночь на 18 января наш завод еще работал. А 18 января нас погнали на запад На каждых пять заключенных был поставлен один эсэсовец. Семьдесят километров гнали нас пешком. Отстававших пристреливали – за два дня пути было таким образом убито до пятисот человек.

20 января нас привезли на какую-то маленькую станцию. На каждом шагу валялись трупы убитых. Расстреливали каждого, кто пытался на шаг отойти от команды. Здесь нас посадили в открытые вагоны и повезли.

Ночью, на маленькой станции, в пятнадцати километрах от Нейсы, мне удалось бежать. Девять дней я пролежал в лесу, затем попытался выйти, был арестован, опять бежал, втерся в группу немецких беженцев и вместе с ними добрался до Фалькенберга. Здесь меня снова задержали, приговорили к расстрелу. Но мне снова удалось бежать и. после долгих мытарств, я 3 февраля перешел линию фронта После проверки я удостоился чести быть зачисленным в ряды Красной Армии. Я счастлив тем, что мне удалось участвовать в нескольких боях против гитлеровцев. 7 мая я был ранен, два месяца пролежал в госпитале.

Сейчас я демобилизован. Был дома в Острине. Жизнь в городе восстанавливается. Но мне там сейчас слишком тяжело. Раны в сердце моем кровоточат. Все напоминает мою семью, моих дорогих детей. И я решил пожить в другом месте. Советская родина эту возможность мне предоставила Мастер я неплохой, работаю. Надо жить! Будем жить! Рассказ бывшего военнопленного М. Шейнмана.

В первые дни войны я поступил добровольцем в народное ополчение и стремился скорее попасть в действующую армию. В начале октября 1941 года, под Вязьмой, часть, в которой я служил, оказалась в окружении. Мы сразу же очутились в тылу у немцев. 12 октября во время атаки я был ранен в ногу. Зима 1941 года была ранняя. Вдобавок к ранению я обморозил обе ноги и не мог больше ходить. 19 октября небольшая группа товарищей, с которыми я выходил из окружения, оставила меня в деревне Левинка Темкинского района Смоленской области. Здесь, 27 октября, меня обнаружили немцы.

С этого дня началось мое хождение по мукам в фашистских лагерях. Как советский гражданин, батальонный комиссар, да еще еврей, я был в плену на положении приготовленного к смертной казни, приговор над которым мог быть приведен в исполнение каждую минуту, если бы немцам что-нибудь стало известно обо мне. Советские граждане, очутившиеся в плену, массами гибли от голода и холода, от невыносимых условий жизни в лагерных "госпиталях" и в так называемых "рабочих командах". Тысячами расстреливали немцы пленных на этапах, при транспортировке. Раненые часто пристрелива- лись на поле боя. Немцы разработали и осуществляли методически и настойчиво целую систему мероприятий, направленных к истреблению возможно большего числа людей, попавших к ним в плен.

В первый период войны немцы, будучи уверены в своей победе и безнаказанности, даже не старались скрывать, что они преднамеренно уничтожают пленных. Уничтожение советских военнопленных продолжалось до последнего дня войны. Но в конце немцы делали это более замаскированно.

Приведу некоторые данные о лагерях, где я был, а также данные, сообщенные мне моими товарищами по плену.

С ноября 1941 года по 12 февраля 1942 года я находился в Вяземском "госпитале" для военнопленных По свидетельству врачей, работавших тогда в "госпитале" и в лагере, за зиму 1941/42 года в Вяземском лагере умерло до семидесяти тысяч человек Люди помещались в полуразрушенных зданиях без крыш, окон и дверей. Часто многие из тех, кто ложился спать, уже не просыпались – они замерзали. В Вязьме истощенных, оборванных, еле плетущихся людей – советских военнопленных – немцы гоняли на непосильно тяжелые работы. В "госпиталь" попадали немногие – большинство гибло в лагере.

Из Вязьмы я в феврале 1942 года был переведен в Молодечненский лагерь (Белоруссия). Здесь, по свидетельству врачей и санитаров, к этому времени (с начала войны) умерло до сорока трех тысяч человек, умирали главным образом от голода и тифа.

С декабря до августа 1944 года я был в Ченстоховском лагере (Польша). В этом лагере умерло и расстреляно немцами много десятков тысяч военнопленных. Ежедневно в закрытой повозке на кладбище вывозили умерших от голода и туберкулеза Фельдшер, который ездил хоронить умерших, рассказывал мне, что в Ченстохове было несколько кладбищ, где похоронены советские военнопленные. Хоронили в два – три яруса: трупы клали одни поверх других в огромные ямы-траншеи, примерно по десять тысяч человек в каждую яму. В 1942-1943 годах в Ченстохове систематически производились расстрелы во- еннопленных – политработников, евреев, офицеров и интеллигентов.

Много тысяч советских военнопленных замучено немцами в лагерях Германии. Недалеко от последнего лагеря, где я находился, – лагеря "Везув" (близ Меппена на Эмсе, на голландской границе), был небольшой лагерь русских военнопленных – Далюм. В июне 1945 года, после освобождения из плена, нашим товарищам, дожившим до освобождения, был воздвигнут на Далюмском кладбище памятник тридцати четырем тысячам русских военнопленных, замученных гитлеровцами. В лагере № 326 недалеко от Падерборна и Билефельда после освобождения сооружен памятник шестидесяти пяти тысячам советских военнопленных, замученных гитлеровцами в этом лагере.