Старосветские убийцы - Валерий Введенский

Пантелей по-французски говорил с чудовищным акцентом, но понять его было можно. Угаров перестал переводить. Хотелось Денису обдумать увиденное на портрете и кой о чем спросить купца.

– Павел Игнатьевич! Вы, считай, последним, не считая Северского, княгиню видели. Расскажите, о чем разговор шел. – Терлецкий вернулся к расспросу управляющего.

– Мы всегда перед сном с ней беседуем. Утром время терять нельзя – она в одну сторону, я в другую. И в день свадьбы привычке не изменили, хоть князь и недоволен был. Первым делом давно задуманное совершила – Петушкова в отставку.

– А почему? – спросил генерал. – Милый человек!

– Вор и дурак. С делом сельским не знаком, всю жизнь бумажки в канцелярии перекладывал.

– Зачем же князь его на службу взял? – удивился генерал.

– Настя настояла, дядя он ей. С самой Настей княгиня тоже собиралась вопрос решить. Елизавета Петровна про роман ее с князем знала. В глуши такое не скроешь. Но Василий Васильевич уверил, что все в прошлом, любви нет, а выгнать не может – матушка привязана. Но вчерашнее поведение девицы Елизавету Петровну разозлило. Помните, что вытворяла: стрельба по яблочкам, книксен! От греха подальше хозяйка решила ее удалить. Свекровь-то не в себе, зачем ей компаньонка? Сказала, завтра князя увезу, пока месяц нас не будет, дай приданого Насте тыщ пять, и пусть проваливает.

– Стойте! Князь перед сном сказал, что в Петербург не едет, – удивился генерал.

– Да, сопротивлялся, не хотел. Даже дверью хлопнул, когда к матушке пошел. А мне Елизавета Петровна так сказала: "Утро вечера мудренее, нет такого мужчины, чтоб мне ночью в просьбе отказал. Никуда не денется!"

– Серьезная женщина! – восхитился Веригин.

Павел Игнатьевич продолжал:

– Приказала наутро карету в Петербург готовить, все вещи собрать. Вызов нотариуса отменила.

– Зачем звала? – спросил Терлецкий.

– Закладную на имение выкупить.

– Какое? У кого? – удивился Федор Максимович.

– Имение Северских было заложено – разве вы не знали? И очень погано! Князю Юсуфову, их дальнему родственнику, а слава за ним тянется отвратная. Коли долг вовремя не вернешь, все имущество через суды отнимает. Связей у него – прорва, потому и богат как не знаю кто. Это тебе не государственный банк, в тех заклады веками не отдают. А с Юсуфовым шутки плохи – разденет до нитки! И срок оплаты истекает.

– А где Юсуфов? – Терлецкий осмотрел собравшихся. Раз нотариуса вызвали, и заимодавец должен был прибыть.

– Я за него, – неожиданно откликнулся Рухнов. – Секретарь его сиятельства. Доверенность на сделку имею, и закладная при мне. – Михаил Ильич достал из кармана кучу документов.

– Ого, пятьсот тысяч! Велик заклад! – Быстро просмотрев бумаги, Терлецкий присвистнул. – Откуда долг такой?

– Игорь Борисович с год назад Северского на свадьбу дочери пригласил, – стал вспоминать Михаил Ильич. – Что Василий Васильевич игрок, Юсуфов знал, старался из дворца не выпускать. Но сами понимаете, свадьба. Однажды Северский сбежал и вернулся через сутки. Проиграл все-все. Плакал! Мать жалко, кузена жалко. Всех по миру пустил. Юсуфов сжалился, у шулеров долг выкупил. Но срока дал год, не более!

– А где Северский деньги нашел? – спросил Тоннер. – Сумма-то немаленькая!

– Елизавета Петровна согласилась помочь, – пояснил Павел Игнатьевич. – Сначала хотели после свадьбы сразу ехать в Петербург, расплачиваться. Сомневался Северский, что Юсуфов на свадьбу прикатит, хотя приглашение ему послал. Но тот отписался: мол, сам не могу, болею, приедет доверенное лицо.

– Я и приехал, – встрял Рухнов.

– И не побоитесь такие деньжищи в Петербург везти? – удивился Киросиров. – Мы-то разбойников переловили, а вот на Псковщине…

– Боюсь, не то слово! Умолял не посылать. Куда там! С Юсуфовым разве поспоришь. Пришлось ехать. Но я Василия Васильевича специально попросил, чтоб мою миссию в тайне держал. Узнает кто, каюк мне. А вчера вечером княгиня вызвала, обрадовала. Самой, говорит, надо в Петербург, там и рассчитаюсь. Мне, сказала, не страшно – муж поедет со мной, а еще Шулявский, да и вы присоединяйтесь. Я от радости и напился.

– Деньгами хотела отдать или векселем? – спросил Тоннер.

– Не знаю, – пожал плечами Рухнов. – Слава Богу, до дела не дошло.

– Векселем, я вчера привез, – сказал Пантелей. – Потому и торопился! Лиза обязательно к свадьбе просила. Вексель первостатейный – от петербургского купца первой гильдии Скачкова.

– За товар рассчитываетесь? – спросил Терлецкий. Он притомился кругами ходить и наконец сел за стол.

– Нет, первый раз в жизни попросила заплатить авансом. Говорит, денег свободных нет, выручай, Пантелей.

– А вы про вексель знали? – спросил Павла Игнатьевича Терлецкий.

– Знал, конечно. Вчера и воочию видел.

– Вексель при Елизавете Петровне был?

– Да. На ночь в бюро положила.

– Которое в кабинете князя?

– Оно самое!

– Всем оставаться на местах! – Терлецкий вновь вскочил. – Урядник, пойдемте посмотрим. До бумаг в кабинете мы так и не добрались. Павел Игнатьевич, давайте-ка с нами.

Когда следователи вышли, Денис наконец спросил о наболевшем:

– А что с Катей Северской произошло?

– С Катей? – Пантелей удивился. – Дочкой Александра Васильевича?

– Да! – коротко ответил Денис.

– Говорят, из окна выкинулась. Ее Анна Михайловна в монастырь на лечение отправила, а она…

– А чем болела?

– После смерти отца, говорят, сознание помутилось.

– Когда девочки созревают, это происходит часто, – встрял долго молчавший Роос, – взять, к примеру, Жанну д'Арк – голоса слышала…

– А Катя была похожа на мать? – задал новый вопрос Угаров.

– Как любая дочь! Не две капли воды, но что-то общее было…

Тоннер удивленно посмотрел на Дениса: к чему гнет?

– А куда пропали семейные драгоценности? – спросил Пантелея Роос.

– Александр Васильевич их спрятал. А куда – сказал только Кате. И оба погибли. Слышал, Василий Васильевич клад в парке долго искал…

– Но нашел его кто-то другой, – сказал Роос.

– Их нашли? – удивился Пантелей.

– Недавно в Париже я видел сережки, которые изображены на портрете, – начал было Роос.

– Княгиня Ольга их очень любила, – перебил Пантелей. – Как же! Подарок императрицы! Всегда надевала! Раз в Париже видали, значит, французы выкопали, что в имении квартировали!

В столовую вернулись следователи и Павел Игнатьевич.

– Нет в бюро векселя, – сообщил Терлецкий.

– Пропал? – ужаснулся Пантелей. – Надо купцу Скачкову отписать, чтоб денег не выдавал. Такая сумма!

– Не торопитесь, Акимыч! Уверен, он у Елизаветы Петровны, – успокоил купца Павел Игнатьевич.

– На всякий случай…

– Господин управляющий, ответьте как на духу: так ли хороши дела у вашей барыни? Может быть, она разорена? И сбежала, прихватив вексель? – глядя испытующе в глаза Павлу Игнатьевичу, спросил Терлецкий.

– Чушь собачья! Она вином по всему миру торгует, виноградник во Франции, дом в Марселе, дом в Париже! Что ей пятьсот тысяч! Да вы на ожерелье взгляните – никак не меньше стоит!

– Что за ожерелье? – насторожился Терлецкий.

– Мари, открой шкатулку. Господа ожерелье посмотреть хотят, – велел управляющий.

Мари открыла шкатулку ключом, который висел у нее на цепочке. Терлецкий достал ожерелье.

– Вот те раз! – присвистнул Рухнов.

Блеск императорских бриллиантов был великолепен. Да и камни как на подбор – крупные, прозрачные, как хрусталь. Даже Боровиковский не сумел в полной мере отразить их красоту.

– Это Ольги Борисовны ожерелье! – первым пришел в себя Пантелей. – Моей хозяйки бывшей! Откуда оно у Лизы?

– Павел Игнатьевич, откуда у Северской ожерелье? – Федор Максимович почесал залысину.

– Не знаю! – поспешил ответить управляющий. – Сегодня впервые увидел. Вчера хозяйка поведала, что в спальне есть тайник. Велела достать ожерелье к отъезду в Петербург.

– Интересно…

– Ожерелье у мадам давно, – вдруг сказала Мари. – Не здесь купила, из Франции привезла, побоялась там оставлять.

– Мари, сколько тебе лет? – спросил Терлецкий.

– Восемнадцать.

– А говоришь, ожерелье у Северской давно. Барыне, небось, всего пару лет как служишь?

– В десять лет я стала сиротой. Мадам и взяла меня. Еще месье Камбреме был жив.

– Действительно давно. Мадам драгоценности любит?

– Что вы? Терпеть не может! Говорит, одни вороны блестящее любят! Только для иноземных купцов надевала – богатством поразить.

– Мари, – вступил в расспросы Тоннер. – А пана Шулявского вы знаете?

– Да. Он после смерти месье Камбреме появился. Они с мадам были друзьями.

– Любовниками? – не обинуясь уточнил Киросиров.

Девушка, несмотря на смуглую кожу, зарделась.

– Да, – смущенно произнесла она. – Но потом Шулявский пропал. А недавно явился сюда, в имение. Мадам его не приняла, угрожала собак спустить. Я удивилась, увидев его на свадьбе. Как он сюда попал?