Вера, мышонок и другие - Родион Михайлов

фольги, — успокоил её отец. — Однако и для них подобный сюжет едва ли стал сенсацией — этим людям и без того хватает головной боли. Так что не переживай.

Покончив с этим вопросом, перешли к делу о порче портрета Кристобальды. Вера тщательно изложила всё, что ей известно. Марко в свою очередь расспросил её обо всех лицах, имеющих доступ в дом, и даже о тех, кто хотя бы гипотетически может иметь такой доступ. Получилось не так уж много людей: помощницы сеньоры вместе с Фелипе, три подруги госпожи по спиритическим сеансом, а теперь уже — по клубу любительниц книжек о привидениях, и мадам Аврора. Они отпадали сразу, так как на этой неделе их не было, ведь они должны прийти лишь в воскресенье. Ещё есть садовник-водитель Хуан, но он никогда не заходит в дом, правда, это не значит, что он не может.

— Кто знает, каковы тайные помыслы этого садовника-молчуна? — спросил отец. — Но, как ты сказала, Вера, никто ничего дурного за ним не замечал, да и с какой стати ему заниматься детскими проказами?

— Не могут же усы появиться сами по себе, — прокомментировала Марисоль. — Кто-то ведь их пририсовал да ещё добился того, что заморочил всем голову. Может быть — это опасный человек!

Вера вздрогнула, и ужасное предположение о том, что в дом сеньоры Мендес может проникать опасный человек, повысило её мозговую активность, результатом чего стало следующее предположение:

— А что если раньше на портрете уже были нарисованы усики, но после, художник их закрасил? А теперь из-за какого-то изменения воздуха в доме — его микроклимата, — они проявились? Ведь когда я рассказывала вам о портрете Кристобальды, я сказала, что мне показалось будто художнику не нравилась та, кого он рисует, и, быть может, он в какой-то момент не удержался и подрисовал ей усики, а потом замазал.

— Неплохо, — с уважением посмотрел Марко на дочь и увидел, как Марисоль задрала нос, преисполненная гордостью за подругу, мол, видали наших?! Мы тоже не лыком шиты!

— Но действительно ли эти усы выглядят так, словно они были закрашены когда-то? То есть нечётко, как нечто едва заметное?

Вера поняла, что её предположение никуда не годится. Усы были очень даже чёткими и явными, сияющими свежей краской.

— С твоих слов я знаю, что сеньора увлекалась спиритизмом. Знаю-знаю, это по секрету, и я никому не говорил, но что же остаётся? Может, это послание? — и улыбнувшись, Марко показал пальцем вверх.

Девушки засмеялись, и тут Вера спохватилась — за этими разговорами она чуть не забыла рассказать о предложенной ей от госпожи помощи с домом.

— Ну-ууу, ваша предводительница — просто прелесть! — вполне искренне откликнулся Марко. — Может, что и получится. Это было бы справедливо! Жаль, что я в этих вопросах беспомощен и не предложил тебе то же самое. Но всё-таки дом теперь у тебя есть, а если получится вернуть и тот… Как ни крути, а там вся твоя жизнь. Тяжко, когда такое попадает в руки безразличных людей.

Вера вздохнула.

Вечером на Веру опять напала хандра, и она принялась слушать всякую грустную музыку, но та быстро надоела. Прочтение нескольких страниц из «Удольфского замка» тоже не смогло захватить её, и она подумала, что нехорошо оскорблять писательницу невнимательным чтением.

Мигель вовремя напомнил о себе шумом и лязгом. Вера начала собирать лабиринт для него. Эта конфигурация заняла изрядное время, зато мышонок получил возможность порезвиться в импровизированном подземелье. У людей такие места обычно не вызывают радости, но грызунам, похоже, там уютно.

Глава 7

Лето уже подходило к концу, и завтра должны были уехать обратно Мерлин с друзьями, но на сегодня назначен показ для избранных съёмок нескольких сцен из первой серии сериала, снимающегося по сценарию, написанному Леонардо. Ему удалось договориться о приглашениях для всех участников той встречи в летнем кафе возле парка. Вообще-то, договориться оказалось нетрудно, так как всё равно никто не хотел смотреть очередную слезливую тягомотину. Это была уже третья встреча компании, хотя во второй раз собирались лишь затем, чтобы сходить в кино, а после уж было поздно гулять.

Итак, все столпились возле здания телестудии и дожидались, когда к ним спустится Леонардо. Он раздал временные пропуска и повёл группу за собой. По дороге в съёмочный павильон Вера с Марисолью переговаривались шёпотом, а Дамиан, напротив, топал как у себя дома, что вызывало страдания Фелисидад, так как она опасалась, что их прогонят, словно невоспитанных детей. Мерлин прошёл путь от входа до предназначенных для ребят мест с достоинством и сохраняя осанку, что вызвало уважительный взгляд со стороны Веры: «Как будто он здесь свой человек. И как это ему удаётся так притворяться?!» — и Вера подумала, что Мерлин, обладая столь величественными манерами, вполне мог бы здесь работать.

Но посетители напрасно опасались — на них никто не обращал внимания, да и кто бы стал на них смотреть, когда тут ходят люди порой в самых экзотичных нарядах.

Из павильона, где, по-видимому, снимался другой сериал, вышел мужчина в костюме индейца, вернее, от этого костюма была только верхняя часть, а вместо штанов с какой-нибудь бахромой в расшитые сапожки было заправлено современное тренировочное трико, и Мерлин ещё подумал при этом: «Разве индейцы не носили что-то наподобие мокасин? Эти сапожки больше подходят цирковому силачу, нежели индейцу».

Мужчина достал из кармана пластмассовую коробочку с драже и, громко гремя, стал закидывать себе в рот мятные судя по запаху шарики. За ним вышла женщина в очках с гигантским увеличением и спросила мужчину, почему он снял штаны, а он в ответ:

— Штаны мне жмут. Я в них выгляжу как танцор балета. Нужно их как-то раздвинуть.

— Но я всё сделала строго по мерке!

— Ты хочешь сказать, что я разжирел, что ли?

— Ничего я не хочу сказать, а только то, что вы всё выдумываете, как обычно, — довольно дерзко ответила ему костюмерша.

Однако мужчина не обиделся и, вскинув руку, помахал кистью, дав понять, что ничего не хочет слышать до тех пор, пока не получит достойных его штанов.

Вскоре группа вошла в просторное помещение, где были установлены декорации небольшой комнаты, видимо, кабинета, а поодаль, справа за камерами, видны расставленные в четыре ряда стулья. На стульях уже скучало четыре человека. Леонардо усадил гостей и сказал, чтобы они сидели тихо, выключив телефоны, чтобы ни во что не вмешивались, а когда всё закончится, то нужно негромко похлопать.

Людей на площадке было уже довольно,