Месть скорпиона - Энтони Фруин

Сид протянул руку, откашлялся и нажал кнопку:

– Давай его сюда, Малкольм.

– Сию секунду, шеф.

Дверь открылась в тот момент, когда Сид закуривал сигару. Вошли Уолли и Малкольм.

Обычная для Уолли жизнерадостность нынче покинула его. Лицо у него было посеревшее, усталое, даже измученное. Он тяжело плюхнулся на диван и проговорил:

– Я бы не прочь выпить, Сид.

Сид не обратил на его слова никакого внимания. Он вышел из-за стола, подошел к дивану, остановился в двух шагах от Уолли, выдохнул дым прямо ему в лицо и молча уставился на него.

– Прости, Сид, мне нечего тебе сказать, – извиняющимся тоном тихо проговорил Уолли.

Сид улыбнулся Уолли и посмотрел на ухмыляющуюся физиономию Малкольма – верзилы под два метра ростом, в синем костюме, цветастом галстуке, с прилизанными, как у выдры, волосами.

– Малкольм, у меня, должно быть, плохо со слухом. Мне показалось, наш друг сказал, что ему нечего нам сказать. Я, должно быть, неправильно его понял?

– Да уж, шеф. Вы спросите его снова, – отозвался Малкольм.

Сид, все еще улыбаясь, оглядел Уолли, пыхнул сигарой и почти шепотом произнес:

– Так что ты хочешь нам поведать, старина?

Уолли посмотрел на Сида, потом на ухмыляющегося верзилу Малкольма, потом опять на Сида. Рот у него открылся, но он не произнес ни звука.

Сид шагнул к нему.

– Так что же?

Судя по виду Уолли, у него чуть не случился сердечный приступ, но он сумел-таки выдавить:

– Ничего. Никто ничего не знает. Тот коппер, Эвелинг, просто из кожи лез, чтоб хоть что-то выяснить. Ничего. Никто ничего не знает.

– Никто ничего не знает! – вскричал Сид. – Как это может быть, чтобы никто ничего не знал?

– Не знаю, – пискнул Уолли.

Сид не унимался.

– Я говорил с Винсом в понедельник. Говорил? Говорил. Потом он исчез. Не вышел на связь, и я тоже не могу до него дозвониться. Его мобильник отключен. И никто ничего не знает? Ведь сейчас уже четверг!

– Вообще-то, Сид, уже пятница, – горя желанием помочь, вставил Уолли.

– Пятница, четверг – какая разница! Винс как сквозь землю провалился. Он не выходит на связь с начала недели – вот что сейчас самое главное. Он напоролся на них! Они расправились с ним! Винс – труп! Кормит червей! А ты приходишь и говоришь, что никто ничего не знает!

– Мне очень жаль, старина, но так оно и есть, – ответил Уолли.

– А что ты еще узнал про этого кретина Типпера, старина? – передразнил Сид.

– Я же тебе уже говорил. В Бристоле его оформили как педофила, а он перебрался в Рамсгейт и открыл детективное агентство. Сидел тихо, местной полиции проблем не создавал. Он тоже исчез. Как в воду канул. Пойми, Сид, ведь дела сейчас как такового нет, полиция не задействована. То, что я тебе докладываю, – это только то, что накопал Терри. Ты ведь можешь пойти к ним в участок и сказать про Винса и про свои подозрения – тогда они землю носом рыть начнут, а ты ведь знаешь, когда расшевелишь все гнездо…

– Что? Выходит, по-твоему, я сука, Уолли? Ты считаешь меня самой что ни на есть распоследней сукой! Ты думаешь, я попрусь в полицию жаловаться, так, что ли?

– Нет, Сид, я просто предположил…

– Ты ведь думаешь, что я сука. Так ты думаешь?

– Нет, Сид, честное слово, нет. Я просто предположил, вот и все!

– Я скажу тебе, что я сделаю. Я сам поеду туда и разберусь с этим делом раз и навсегда, потому что ни один засранец из тех, кого я туда отправил, даже пернуть толком не сумел. Ты понял? Даже Винс не сумел разгрызть этот орешек. Я должен был это предвидеть. Если мне нужен результат, я должен проконтролировать все сам. Простой урок, можно было давно усвоить. Ты понял?

– Это опрометчивое решение, Сид. Не стоит тебе туда ехать. Это западня. Стоит тебе сунуться туда, и она захлопнется, – привстав с дивана, проговорил Уолли.

При этих словах Сид пришел в ярость. Он схватил Уолли за лацканы пиджака и прокричал ему прямо в лицо:

– Так ты считаешь, я не могу себя защитить? Так? Ты это хочешь сказать? Так? Ты, значит, и впрямь считаешь меня сукой? Ты думаешь, я не могу поехать туда и поставить в этом деле точку?

Уолли покачал головой.

– Я совсем не то хотел сказать. Честное слово, Сид, совсем не то. Просто для тебя безопаснее оставаться здесь. Не нужно рисковать.

Сид толкнул Уолли обратно на диван и, стоя над ним, сказал:

– Я предупреждал тебя, что, если ты ничего не найдешь, пойдешь на корм рыбам? Ты помнишь, как я тебя предупреждал?

Уолли кивнул.

– Вот-вот, а то я было уже размяк, но, когда ты стал обзывать меня сукой, я решил, что с меня хватит. Понял ты меня? Ты сейчас отправишься в Темзу, рыб кормить.

Сид взглянул на Малкольма и указал на Уолли; тот теперь рыдал и умолял Сида простить его. Малкольм, все еще широко ухмыляясь, поднял Уолли с дивана и вывел его из комнаты. Давно надо было его туда отправить, подумал Сид.

По дороге Малкольм рассказывал Уолли о том, что выбрасывать за борт покойников в устье Темзы – его любимое занятие. Все же, несмотря на это, он выбросил его не там, а возле ресторана «Эль Вино» на Флит-стрит, рассудив, вероятно, что Сид говорил не всерьез, и тем самым продемонстрировав, что он таки не умеет угадывать желания своего шефа.

Уолли пошел прямиком в бар и, чтобы заглушить обиду, выдул две бутылки «Шато-Марго». И как это ни удивительно, он ни словом не обмолвился о том, что с ним произошло (хотя, много лет спустя, в своих мемуарах «Об руку с мафией» – всецело автобиографических, разумеется, – он, поддавшись воспоминаниям, все же упомянул о том, как Сид пытался его похитить).

Между тем Сид наслаждался просмотром порнофильмов. Он недолюбливал современное порно – цветное, с красиво причесанными девицами, блестящей губной помадой и музыкальным сопровождением. Он предпочитал черно-белые фильмы из тех, что клепали в Лондоне в шестидесятые годы. Те, что снимали в замызганных гостиничных номерах или черт знает где еще. Сид любил именно такие фильмы.

Он сидел на диване, ел биг-маки, пил диетическую колу, крутил без конца кассеты и время от времени нервно смеялся. Потом он заснул, так и не заметив, что ему на пиджак натекла струйка майонеза.

Около часа дня вернулся Малкольм, он и разбудил Сида. Насчет Уолли Сид не спросил, а Малкольм и подавно не стал об этом заговаривать. Для Сида журналист просто перестал существовать, он разложился на углеводы и прочие составные части.

Малкольм спросил у Сида, как он себя чувствует.

Тот сидел на диване, уставившись в пространство. Как будто застыл.

Малкольм спросил, не нужно ли ему чего-нибудь.

Никакой реакции.

Малкольм не знал, что делать.

Сид по-прежнему молчал, дыхание у него было тяжелое и учащенное.

Может, позвать доктора?

Сид не двигался. Глаза у него были широко раскрыты, он смотрел прямо перед собой, даже не мигая. Было в этом что-то жуткое, что сбивало Малкольма с толку. Словно Сид был не здесь, словно его мозг претерпевал какие-то метаморфозы. Так оно и было. Разум Сида разваливался на куски, и очень быстро.

Малкольм пошел посмотреть, на месте ли два Дейва, сделать несколько телефонных звонков и немного перекусить.

Когда через полчаса он вернулся, Сид за письменным столом просматривал какие-то бумаги. Он поднял глаза, улыбнулся и сказал – голосом, который показался Малкольму его обычным:

– Ну как, все готово?

Такая внезапная перемена поразила Малкольма. Беспокойство Сида, его страхи, его раздражение будто рукой сняло. Лицо его было таким же спокойным, как и голос.

Не получив ответа, Сид невозмутимо повторил вопрос:

– Ну как, Малкольм, все готово?

– Да, шеф. Все готово, – ответил Малкольм, – оба Дейва здесь. Они поедут с нами в «мерсе». А Лесс возьмет фургон. Может пригодиться, если работать без понтов.

– Хорошо. Ребята при оружии?

– Вооружены до зубов, шеф. Прямо рвутся в бой. За такой короткий срок лучшей команды не собрать.

Сид кивнул, улыбнулся, потом взглянул на часы.

– Сейчас два. Мне надо принять душ и еще кое-что сделать, мы отправимся в половине четвертого. Как ты на это смотришь?

– Сейчас пятница, шеф. Пробки – заколеблешься.

– У меня никогда не бывает проблем с пробками, Малкольм.

– Вам лучше знать, шеф.

– Это точно.

Сид позвонил нескольким бухгалтерам и юристам, поднялся к себе наверх, побрился, принял душ и переоделся. Сделал себе чашку кофе, парочку тостов и пробежал глазами номер «Таймс». Затем он вернулся в офис, позвонил Мириам и предупредил, что уезжает на пару дней. Она не обратила на это ровным счетом никакого внимания. После этого он занялся почтой, дожидавшейся его с девяти утра. Там было несколько рекламных проспектов, письма от юристов, банковские отчеты, какая-то писулька из Муниципального совета по охране здоровья и, наконец, темно-желтый пакет.