Мария Антуанетта - Стефан Цвейг

Лейб–медик громким голосом возвещает, что роды у королевы начались; вся толпа аристократов с шумом вваливается в комнату роженицы; плотно набившись в узком покое, усаживаются зрители вокруг постели в кресла, строго придерживаясь табели о рангах. Не нашедшие себе места в первых рядах встают сзади на стулья или скамейки, чтобы, Боже упаси, не пропустить ни одного движения, ни одного стона терзаемой страданиями женщины. Воздух в закрытом помещении становится всё более спёртым от дыхания, от испарений без малого пятидесяти человек, от острого запаха уксуса и эссенций. Но никто не откроет окна, никто не оставит своего места, семь полных часов длится публичная пытка. Наконец в половине двенадцатого пополудни Мария Антуанетта даёт жизнь ребёнку – helas![87] – дочери. Отпрыска короля благоговейно переносят в смежные покои, чтобы искупать его и тотчас же передать на попечение нянюшек. Взволнованный и гордый, король следует за ребёнком, чтобы полюбоваться несколько припозднившимися трудами своих чресел, за ним теснится двор, любопытный, как всегда. И вдруг неожиданно раздаётся резкий приказ акушера: "Воздуха, горячей воды! Нужно немедленно пустить кровь". Внезапно королеве в голову ударила кровь; в обмороке, задыхающаяся в спёртом воздухе и, вероятно, также от усилий подавить боль в присутствии полусотни любопытных зевак, лежит она, недвижимая, хрипя в подушки. Всех охватывает ужас. Король распахивает окно, возникает беспорядочная беготня. А горячей воды всё нет и нет. О строжайшем соблюдении средневекового церемониала при родах придворные подхалимы позаботились, а вот о необходимом в этом случае – о горячей воде позабыли. Хирург решается на кровопускание без каких–либо приготовлений. Струя крови бьет из вены ноги, и вскоре королева открывает глаза, она спасена. Лишь сейчас разражается буря восторга, и колокола торжественно возвещают стране радостную весть.

***

Страданиям женщины пришёл конец, начинается счастье материнства! Правда, радость неполная – салют из двадцати одного залпа, а не из ста одного, как было бы при рождении престолонаследника, но всё же Версаль и Париж ликуют. Во все страны Европы разосланы эстафеты. По всей Франции раздаются милостыни, заключённых освобождают из тюрем и долговых ям, сто пар обрученных молодых людей устраивают свадьбы за счёт короля, одарившего их гардеробом и приданым. Когда королева после родов появится в Нотр–Дам, сто пар счастливцев – министр полиции подобрал особенно красивых – будут ждать её там и приветствовать как свою благодетельницу. Люд Парижа любуется фейерверком, праздничным освещением города. Вино, бьющее из фонтанов, раздача хлеба и мяса, свободный вход в Комеди Франсез: король предоставляет свою ложу угольщикам, королева – рыночным торговкам рыбой – и бедные имеют право отпраздновать это событие. Кажется, все довольны и счастливы, Людовик XVI, новоявленный отец, мог бы стать весёлым, уверенным в себе человеком, а молодая мать, королева, – счастливой, серьёзной, достойной всяческих похвал женщиной: большое препятствие устранено, брак укреплён и упрочен. Родители, двор и вся страна должны радоваться, и они действительно радуются, празднества и развлечения следуют друг за другом.

Лишь один человек не очень удовлетворён. Это Мария Терезия. Хотя положение любимой дочки с рождением внучки, по–видимому, и улучшается, но всё же этого недостаточно. Как императрица, как политик на события, определяющие личное, семейное счастье, она смотрит прежде всего с учётом династических интересов, её волнует вопрос сохранения династии: "Нам непременно нужен дофин, престолонаследник". Словно литанию, непрерывно повторяет она одно и то же, умоляя дочь не быть легкомысленной, избегать lit a part. И когда снова проходит месяц за месяцем, а беременность не наступает, она просто–напросто сердится на Марию Антуанетту за то, что та так скверно использует свои супружеские ночи. "Король рано ложится спать и рано встаёт, королева же, наоборот, ложится поздно, как тут ждать хорошего? Если так будет продолжаться и далее, на успех надеяться нечего". Всё более настойчивыми становятся её письма: "До сих пор я сдерживалась, теперь же буду навязчивой; в твоём положении было бы преступлением не иметь много детей". Только это ей хотелось бы увидеть, только до этого дожить: "Я нетерпелива – в моём возрасте некогда долго ждать".

Но она не увидит будущего короля Франции, в жилах которого текла бы её, габсбургская, кровь. Этой последней радости ей не суждено дождаться. Следующая беременность Марии Антуанетты прерывается. Неосторожное, порывистое движение, которое она сделала, закрывая окошко кареты, приводит к выкидышу. Мария Терезия не дождётся столь страстно ожидаемого ею внука, не дождётся даже следующей, третьей беременности своей дочери. 29 ноября 1780 года она умирает от воспаления лёгких. Давно разочарованная в жизни женщина имела лишь два желания. Она хотела увидеть внука, рождённого её дочерью для французского престола, – в этом судьба ей отказала. Она не хотела дожить до тех дней, когда её собственный самый любимый ребёнок из–за сумасбродства и безрассудства окажется ввергнутым в пучину бедствий, – эту мольбу набожной женщины Бог услышал.

***

Только год спустя после кончины Марии Терезии Мария Антуанетта рожает столь давно ожидаемого сына. Из–за тревожного происшествия во время первых родов большое представление в комнате роженицы отменяется; к постели допускаются лишь самые близкие члены семьи. На этот раз роды проходят легко, новорождённого выносят в соседние покои, но у королевы недостаёт сил спросить, кого она родила – мальчика или опять девочку? Но тут король подходит к её постели, слёзы текут по лицу этого в общем–то не очень впечатлительного человека, и своим звучным голосом он объявляет: "Наследный принц желает представиться вам!" Начинается всеобщее ликование, обе створки двери торжественно распахиваются, и под восторженные крики собравшихся придворных обмытый и спелёнутый ребёнок – герцог Нормандский – возвращается к счастливой матери. Наконец–то можно осуществить большой церемониал, посвящённый рождению наследного принца. Обряд крещения свершает предопределённый роком противник Марии Антуанетты, кардинал Роган, тот самый, путь которого в решающие часы её жизни обязательно пересекается с её путем; раздобывается пышногрудая кормилица, которую шутя назовут мадам Poitrine[88]; оглушительно грохочут пушки – весь Париж узнаёт о событии.

И вот начинается хоровод празднеств, на этот раз более грандиозный, чем при рождении принцессы. Все цехи посылают в Версаль депутации в сопровождении музыкантов, девять дней длятся великолепные красочные выступления гильдий, каждое сословие, каждый цех желает на свой особый лад приветствовать новорождённого, будущего короля. Трубочисты торжественно тащат огромную трубу, на верхушке которой сидят маленькие трубочисты и распевают весёлые куплеты; мясники гонят перед собой тучного быка, носильщики несут золочёный паланкин, в котором сидят куклы – кормилица и дофин, портные – маленький мундир его будущего полка, сапожники – детские ботиночки, кузнецы – наковальню, выбивая на ней музыкальную дробь. Слесари же, зная, что король благоволит к их ремеслу и любит сам на досуге слесарить, постарались особо: снабжают шкатулку секретным замком, а когда Людовик XVI, как понимающий толк в таких вещах, с интересом занимается ею и открывает, из шкатулки выскакивает фигурка дофина, с поразительным искусством сделанная из стали. Рыночные торговки, те самые, которые несколько лет спустя будут оскорблять королеву всякими непристойностями, надевают строгие чёрные шёлковые платья и приветствуют её словами, написанными Лагарпом. В церквах свершаются богослужения, в ратуше Парижа купцы дают большой банкет; война с Англией, нужда, всё неприятное забыто. На короткое время прекращаются ссоры и раздоры, нет в стране недовольных, даже будущие революционеры и республиканцы подпадают под гипнотическое действие трескучего ультрамонархизма. Будущий президент Клуба якобинцев Колло д'Эрбуа, тогда ещё скромный актёр в Лионе, сочиняет пьеску "в честь великой монархини, добродетели которой завоевали все сердца". Он, позже немало сделавший, чтобы был вынесен смертный приговор Луи Капету, благоговейно молит небеса:

Прекрасное солнце сияет над Францией,

Летите, тревоги и горесть, прочь!

Наш славный король, наш Людовик Шестнадцатый

Взял в жены Марии Терезии дочь.

Их брак благодатью Господь осенил

И сына–наследника им подарил.

Дитя и его августейшую мать

Храни, о Пречистая Дева!

Мы жизнь, не колеблясь, готовы отдать

За счастье своей королевы!

Народ пока ещё предан своему государю, младенец этот рождён ещё для всей страны, его появление на свет – всеобщий праздник. На уличных перекрестках пиликают на скрипках, бьют в барабаны, повсюду, во всех городах и деревнях, дудят в волынки, поют, танцуют. Все любят, все славят короля и королеву, наконец–то доблестно выполнивших свой долг.