Весь Дэн Браун в одном томе - Дэн Браун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Закари посмотрел на отца как на сумасшедшего.
— Пап, говори что хочешь, но я никогда не променяю деньги на эту штуку. — Он указал на пирамиду.
Питер скрестил руки на груди.
— Если ты примешь на себя такую ответственность, я придержу и деньги, и пирамиду до тех пор, пока ты не получишь образование в лоне масонского братства. На это потребуется много лет, но потом ты сможешь с умом распорядиться и средствами, и пирамидой. Богатство и мудрость — редкое сочетание.
— Вот же заладил! — вспылил Закари. — Пап, когда до тебя дойдет: плевать я хотел на масонов, пирамиды и древние тайны! — Он схватил со стола папку и помахал ею перед носом отца. — Это мое по праву! Все Соломоны получали наследство. Или ты решил меня обжулить, провести на дурацких легендах о сокровищах?! — Он сунул папку подмышку и демонстративно прошагал мимо Беллами к выходу.
— Закари, подожди! — Питер бросился за уходящим сыном. — Что бы ни случилось, никому не рассказывай о пирамиде! — Его голос дрогнул. — Никогда, слышишь?
Закари, не ответив, исчез.
Питер Соломон вернулся за стол и сел в кожаное кресло. В его взгляде читалась глубокая скорбь. Помолчав, он посмотрел на Беллами и выдавил:
— Хорошо прошло…
Беллами вздохнул, разделяя боль друга.
— Питер, не хочу показаться бесчувственным… но… ты ему доверяешь?
Соломон молча смотрел перед собой невидящим взглядом.
— Ну, то есть… он никому не проболтается о пирамиде?
Питер помрачнел.
— Честное слово, не знаю. Он для меня как будто чужой.
Беллами встал и медленно зашагал по комнате.
— Питер, ты исполнил семейный долг, но теперь, учитывая обстоятельства, мы обязаны принять меры. Я верну тебе навершие, а ты найди для него надежный тайник. Пусть его стережет кто-нибудь другой.
— Зачем? — не понял Соломон.
— Если Закари расскажет кому-нибудь о пирамиде… и упомянет, что здесь был я…
— Он не знает о навершии и не понимает важности пирамиды. Незачем искать для нее новый тайник. Пусть лежит у меня в сейфе, а навершие останется у тебя.
Пять лет спустя, на Рождество, когда семья еще толком не оправилась после гибели Закари, в имение Соломонов вломился убийца. Он пришел за пирамидой, однако унес с собой жизнь Изабель Соломон.
Через несколько дней после вторжения Питер вызвал Беллами в свой кабинет. Он запер дверь, вынул пирамиду из сейфа и поставил на стол.
— Зря я тебя не послушал…
Беллами знал, как жестоко корит себя Питер.
— Это бы ничего не изменило.
Соломон вздохнул.
— Ты принес навершие?
Беллами достал из кармана маленький сверток. Выцветшая коричневая бумага была перевязана бечевкой с сургучной печатью Соломонов. Беллами положил сверток на стол, отдавая себе отчет, что две части пирамиды находятся сегодня в опасной близости.
— Пусть за ним присмотрит кто-нибудь другой. И не говори мне, кто это.
Соломон кивнул.
— Я знаю, где спрятать саму пирамиду, — добавил Беллами и рассказал другу о подвале Капитолия. — Надежнее тайника не сыскать.
Беллами помнил, что идея сразу понравилась Питеру: сокрыть пирамиду в сердце нации было очень символично. «В этом весь Соломон, — подумал тогда Беллами. — Идеалист даже в тяжелые времена».
Теперь, десять лет спустя, Архитектора тычками вели по Библиотеке конгресса. Тяжелые времена не закончились. Он узнал, кому Соломон доверил навершие… и молил Бога, чтобы Роберт Лэнгдон оправдал их ожидания.
Глава 62
«Я под Второй улицей».
Всю дорогу до корпуса Адамса Лэнгдон не открывал глаза и старался не представлять себе многие тонны земли над головой и узкую трубку транспортера. В нескольких футах от него мерно дышала Кэтрин, до сих пор не сказавшая ни слова.
«Она в шоке. — Лэнгдону не хотелось сообщать ей о том, что Питеру отрезали руку. — Придется, Роберт. Она должна знать».
— Кэтрин… — проговорил Лэнгдон, не открывая глаз. — Вы как?
Откуда-то сверху донесся дрожащий голос:
— Роберт, пирамида у вас в портфеле… Она принадлежит Питеру?
— Да, — ответил Лэнгдон.
Последовало долгое молчание.
— Мне кажется… из-за этой пирамиды убили мою мать.
Лэнгдон знал, что Изабель Соломон убили десять лет назад, но подробностей не слышал, да и Питер никогда не говорил о пирамиде.
— С чего вы взяли?
Кэтрин рассказала о страшных событиях того вечера, когда к ним в дом вломился татуированный убийца. В ее голосе звучала глубокая скорбь.
— Столько лет прошло, а я так и не забыла, что он требовал пирамиду. Он якобы узнал о ней в тюрьме, от моего племянника Закари… и потом забил его до смерти.
Лэнгдон в изумлении слушал. В семье Соломонов произошла страшная, невероятная трагедия. Кэтрин всегда думала, что Питер убил негодяя… но сегодня он вновь появился в их жизни: представился психиатром брата и заманил Кэтрин к себе домой.
— Он знал много личного о Питере, маминой смерти и даже о моей работе! Такое мог рассказать ему только брат, вот я и поверила… пустила его в Центр технической поддержки музея. — Кэтрин перевела дух и рассказала, что сегодня этот человек почти наверняка уничтожил ее лабораторию.
Лэнгдон пришел в ужас. Несколько секунд они пролежали молча. Лэнгдон чувствовал, что обязан сообщить Кэтрин страшную весть, и начал издалека: рассказал о том, как несколько лет назад Питер доверил ему маленький сверток, как Лэнгдона заманили в Вашингтон и, наконец, как в Ротонде Капитолия нашли кисть ее брата.
Ответом была мертвая тишина.
Лэнгдон понимал, как страдает Кэтрин, и ему хотелось протянуть руку, утешить ее, но в тесном черном пространстве это было невозможно.
— Все обойдется, — сказал он. — Питер жив, и мы его найдем. Похититель обещал не убивать его, если я расшифрую надпись на пирамиде.
Кэтрин по-прежнему молчала.
Лэнгдон рассказал ей о каменной пирамиде, шифре, запечатанном навершии и, разумеется, об убеждении Беллами, будто эта пирамида — масонская… что на ней якобы указано местонахождение винтовой лестницы, уходящей на сотни футов под землю, где испокон веков хранится загадочное древнее сокровище.
Наконец Кэтрин заговорила — ровным, отрешенным голосом:
— Роберт, откройте глаза.
«Открыть глаза?!»
У Лэнгдона не было ни малейшего желания смотреть на окружающее его замкнутое пространство.
— Роберт! — с тревогой воскликнула Кэтрин. — Мы на месте!
Лэнгдон распахнул глаза ровно в тот миг, когда его вынесло из проема в стене — точь-в-точь такого же, как с другой стороны.
