Разные дни войны (Дневник писателя) - Константин Симонов

Мехлис промолчал, и разговор зашел о потерях.

- Всего за три дня, считая сегодняшний, примерно тысячу двести пятьдесят человек потеряли, - сказал Бондарев. - Из них человек триста убитыми...

- А немцев много убитых? - спросил Мехлис.

- Порядочно, - сказал Бондарев. - Наших порядочно лежит, и их много набито. Их, пожалуй, даже больше!

- Много, - сказал Григорьев и еще раз повторил: - Много! Я тут первые два дня командира дивизии заменял, шел почти с передовыми цепями, так что навидался немецких трупов. Вот тут, за этим лесом, их навалили очень много, - показал он по карте.

- Что, сами видели? - спросил Мехлис.

- Нет, этого я как раз не видел. Это мне докладывали сегодня.

- Да, много, - сказал Бондарев, - я сегодня сам видел.

- Сколько орудий захвачено? - спросил Мехлис.

- Вчера около пятнадцати, сегодня еще не знаю сколько, - ответил Бондарев.

- А в первый день ни одного, - сказал Мехлис.

- Да, в первый день не взяли. А вообще мы их не считаем, - сказал Бондарев.

- Напрасно, - заметил Мехлис. - По количеству захваченных орудий можно определить степень успеха прорыва. Прорвались ли на артиллерийские позиции? Успевает ли противник оттаскивать артиллерию или не успевает?

- Это верно, - сказал Бондарев, - но мы считать не привыкли. Вот в Явлинской операции в конце концов триста пятьдесят орудий насчитали трофейщики в пользу нашего корпуса А мы но ходу дела сами не считали.

После этого Мехлис уехал на наблюдательный пункт к Москаленко, туда, где мы были позавчера, а я остался у Бондарева Мне хотелось поговорить с ним.

Он меня сначала не узнал. Узнал, только когда я напомнил ему, где и когда мы с ним встречались. Было видно, как он устал. Еще раньше, при Мехлисе, как только вошел, сразу же сам попросил разрешения сесть.

Вошел его адъютант.

- Приготовьте что-нибудь покушать, - сказал Бондарев.

- Сейчас. Но вам уже вашу квартиру здесь поблизости оборудовали.

- Ну раз так, поедем туда, на квартиру, - сказал Бондарев, обращаясь ко мне.

- Нет, нет, - всполошился адъютант. - Минуточку! Вы лучше минут через пятнадцать... Я пойду туда вперед.

- Зачем же вам идти, возьмите машину.

- Я и пешком дойду.

- Зачем же пешком? - повторил Бондарев.

- Там еще не все готово, - сказал адъютант.

- Ну вот, так бы и сказал, - засмеялся Бондарев. - Отправляйся проверь, а мы подождем.

Пока мы ждали, Бондарев связался с командиром одной из своих дивизий. Суть разговора сводилась к тому, что тот не решался смело идти вперед, боясь за свои фланги. Его соседи отстали, а его тыл простреливался немцами. Сначала Бондарев говорил с ним спокойно, но закончил раздраженно:

- Какое ваше дело, что у вас справа и слева? Я же не спрашиваю у своих соседей, таких же, как я: что у них там? Почему они в линейку со мной не равняются? Мне до этого нет дела, у меня свой участок. Двигайтесь, как вам приказано, и все! Выполняйте мой приказ. О том, какой будет дальнейшая ваша задача, не беспокойтесь. Вам дана задача на всю жизнь - наступать! Боится за свои фланги, - положив трубку и обращаясь ко мне, сказал Бондарев. - А у меня такая привычка, я лично никогда не смотрю пи влево, пи вправо. Учить соседей не мое дело. Как со снарядами? - обратился он к начальнику артиллерии.

- Снаряды поступают исправно.

- Ну что ж, значит, завтра воюем, - сказал Бондарев. - Ладно, пойдемте обедать.

"Виллис" стоял метров за сто, в проулке. Мы пересекли Дорогу, прошли мимо деревенской площади по раскисшему снегу и грязи. Несколько бойцов укладывали трупы в вырытые на площади могилы. На трех могильных холмиках уже стояли деревянные пирамидки со звездами и надписанными дощечками, а несколько мертвецов, укрытых плащ-палатками, лежало около могил.

Хату, в которой поселился командир корпуса, еще заканчивали приводить в порядок. В одной из комнат домывались полы. Нас встретила молодая женщина с закатанными рукавами, она мыла пол. Это была жена Бондарева.

Мы прошли в следующую комнату, где все было уже чисто, и с полчаса разговаривали вдвоем на разные темы.

Разговор начался с воспоминаний о сегодняшних телефонных звонках, при которых я присутствовал.

Вызвав по телефону начальника штаба 70-й дивизии, Бондарев приказал ему позвать к телефону, чтобы лишний раз не связываться, находящегося там же, рядом, начальника штаба другой дивизии, не запомнил какой. Начальник штаба 70-й дивизии ответил, что придется долго ждать, сосед не так близко - метрах в восьмистах!

- Не восемьсот метров между вами и даже не восемьдесят, - сказал Бондарев. - А только восемь метров! Ну, словом, какое может быть расстояние между двумя домами? Сидите оба, каждый в своем подвале, и не знаете, что у вас рядом. Залезли в подвалы, по телефонам друг с другом связываетесь, а что штаб соседней дивизии в соседнем доме, не знаете!

- Да, черт его знает, - вспомнив об этом, сказал Бондарев, - все ж таки люди чувствуют приближение конца войны. Придешь, подтолкнешь такого вперед, выгонишь его из-под земли, а он, глядь, опять нашел себе хоть немножко более безопасное место. Не хотят люди умирать!

Я поддакнул, что да, конечно, к концу войны люди больше думают о смерти.

- Нет, я бы не сказал, что все время думают. В горячке об этом забываешь, - не согласился Бондарев.

- Все же в начале войны больше рисковали собой, - сказал я, подумав о себе и о своем нынешнем собственном страхе смерти.

- Да нет, как сказать, - снова не согласился Бондарев. - Вот я в этом году батальон в атаку водил. - Он сказал это чрезвычайно просто, мимоходом. - А почему так вышло? Такая обстановка была. Нужна, конечно, осторожность, притом большая. Я хотя и рискую, но с осторожностью, с приглядкой, поэтому и проносило благополучно.

Он говорил все это с какой-то такой обыденной простотой, что в нем, несмотря на генерал-лейтенантское звание, и Золотую Звезду Героя, и три ряда орденских ленточек, чувствовался пол всем этим главный труженик войны пехотинец.

Принесли обед, и мы около часу просидели за ним. Обед был вкусный, но Бондарев ничего не пил.

- Я в этом отношении стал похож на Москаленко, - сказал он. - Так, иногда немножко портвейну... А вообще почти ничего не пью. Как Москаленко-то "пьянствует", видели?

Я невольно улыбнулся, вспомнив случай, когда Москаленко чтобы поддержать компанию, пил шампанское из маленькой рюмки, поставленной в чашку с горячей водой. У Москалева больное горло, и горячая вода понадобилась для того, чтоб шампанское согрелось.

- Вы всю войну на фронте? - спросил у жены Бондарева Альперт, который до этого занимался съемками, но к обеду не дошел.

- Нет, у меня был перерыв - год и четыре месяца. "Наверное, рожала и кормила ребенка", - подумал я про нее.