Век Наполеона - Уильям Джеймс Дюрант

В Антибе он не нашел радушного приема. Прохожие, узнав, что маленький человек, изучающий карты за столиком под открытым небом, — император, не выражали никакого энтузиазма. Этот регион и без того сильно пострадал от войн, призывов и двойной блокады; у него не было аппетита для повторения того же самого. Мэр Антиба, приехавший осмотреть захватчиков, сказал Наполеону: «Мы уже начали быть счастливыми и спокойными; вы все испортите». Наполеон, вспомнив об этом на острове Святой Елены, сказал Гурго: «Я не стану рассказывать вам, как тронуло меня это замечание и какую боль оно мне причинило».16 Проезжавший мимо курьер отчасти успокоил его: армия и простонародье, сообщал он, были за него от Парижа до Канн, но жители Прованса были против него.

Наполеон хорошо знал об этом, помня о своем горьком опыте под Оргоном одиннадцатью месяцами ранее, и эти воспоминания теперь определяли его маршрут в Париж. Вместо того чтобы, рискуя нарваться на кровавые столкновения, следовать по хорошо проезженным и в основном ровным дорогам из Канн в Тулон, Марсель и Авиньон, он выбрал горный маршрут из Канн в Грас, Динь, Гренобль и Лион. Регион к югу от Гренобля был малонаселенным, гарнизоны были небольшими и, как известно, настроенными против Бурбонов. Горные перевалы все еще были покрыты снегом; старые гвардейцы и гренадеры роптали, но никогда не покинули его.

Итак, около полуночи 1–2 марта одиннадцать сотен отправились по дороге в Канны. Около шестидесяти из них смогли купить лошадей, но, чтобы не отставать от остальных и поддерживать дружеские отношения, они шли пешком рядом с нагруженными багажом лошадьми. Наполеон обычно ехал в карете. В центре процессии несколько гвардейцев присматривали за золотом Наполеона. Крепкие корсиканцы шли сзади.17

В Грасе они оставили свои пушки, так как они представляли слишком большую проблему для горных дорог, покрытых льдом. Ветераны Наполеона, привыкшие выигрывать войны ногами, задали хороший темп остальным. 5 марта они достигли Гапа, пройдя (большинство из них) 150 миль за четыре дня. В Ла-Муре, в двадцати милях к югу от Гренобля, они столкнулись с первым серьезным испытанием.

Командир пятой дивизии армии, расквартированной в Гренобле, получил из Парижа приказ арестовать Наполеона и отправил батальон из пятисот человек, чтобы остановить приближающихся мятежников. Когда противостоящие колонны приблизились друг к другу, Наполеон приказал своим защитникам заземлить оружие. Он вышел вперед и пошел навстречу наступающим войскам. Подойдя к ним, он остановился и обратился к ним: «Солдаты Пятой, я ваш император; узнаете ли вы меня?». Он распахнул свой военный мундир и сказал: «Если среди вас есть солдат, который хотел бы убить своего императора, то вот он я [me voilà]» Почти весь батальон опустил оружие и закричал: «Да здравствует император!» Он распустился, и счастливые солдаты собрались вокруг Наполеона, желая прикоснуться к нему. Он ласково поговорил с ними, вернулся к своей группе и сказал им: «Все решено, через десять дней мы будем в Тюильри».18

Вечером они подошли к Греноблю. Сотни крестьян и пролетариев собрались, чтобы приветствовать его; когда они обнаружили, что одни из городских ворот закрыты, они сломали их, чтобы впустить маленькую армию. Повелев своим измученным людям хорошенько отдохнуть до следующего полудня, он сам отправился в трактир «Труа Дофин». Его пришли приветствовать мэр, муниципальные служащие и даже военачальники. На следующее утро он принял более многочисленную делегацию, которая просила его присягнуть на верность конституционному правительству. Он знал, что Гренобль был в авангарде Революции и что он никогда не терял жажды свободы. Он обратился к ним с речью, в которой отрекался от своего прошлого абсолютизма и обещал реформы. Он признал, что взял на себя чрезмерную власть и что позволил своим войнам, изначально оборонительным, превратиться в завоевательные, почти истощив Францию. Он пообещал создать во Франции представительное правительство, верное принципам 1789 и 1792 годов. Теперь, сказал он им, его самой большой надеждой было подготовить своего сына к тому, чтобы он стал достойным и либеральным лидером просвещенной Франции.19

Во второй половине дня (8 марта) он велел своим последователям возобновить поход; он останется еще на день в Гренобле, чтобы дать указания тем городам, которые приняли его руководство; но он обещал вернуться к своей группе вовремя, чтобы помочь им одержать мирные победы. 10 марта он догнал их и повел к Лиону.

К этому времени весть об эскападе Наполеона дошла до Людовика XVIII. Поначалу он не был встревожен, чувствуя уверенность в том, что преступник скоро будет остановлен. Но поскольку поход продолжался и приближался к Греноблю, известному своей враждебностью к Бурбонам, 7 марта Людовик издал прокламацию, призывающую всех граждан помочь схватить этого беспокойного преступника и предать его военному суду для суда и казни; такое же наказание назначалось и всем, кто ему поспособствует. Король вызвал Нея из отставки и попросил его возглавить отряд против Наполеона. Ней согласился, но история о том, что он поклялся вернуть Наполеона в железной клетке, скорее всего, является басней.20 Ней поспешил на юг, принял командование батальоном в Безансоне и призвал генералов де Бурмона и Лекурба присоединиться к нему со своими силами в Лонс-ле-Сонье (к северо-западу от Женевы). Перед собравшимися шестью тысячами солдат он произнес пламенную речь, чтобы поднять их мужество. «Хорошо, — сказал он, — что человек с Эльбы предпринял свое глупое предприятие, ибо оно станет последним актом Наполеонады».21 Его люди почти не отреагировали.

В этот день, 10 марта, Лион прославлял Наполеона. В условиях континентальной блокады, открывшей для лионских товаров всю Европу, кроме Англии, тамошние промышленники процветали, и они не любили эмигрантов, которые вернулись в город и вели себя так, словно Революции никогда не было. В этом недовольстве с ними были согласны их служащие — по своим собственным причинам; многие из них были ярыми якобинцами, частью подпольного течения, которое теперь поднялось на поверхность, чтобы приветствовать Наполеона в надежде, что он приведет их обратно в 1789 год. Крестьяне внутренних районов трепетали за свои неблагословенные земли и надеялись, что Наполеон успокоит кампанию священников за восстановление национализированных и перераспределенных церковных владений. А солдаты гарнизона жаждали сменить красную кокарду на своих штыках.

И вот Лион распахнул свои ворота, роялисты бежали, буржуазия улыбалась, рабочие и солдаты ликовали, когда Наполеон