История русской армии - Антон Антонович Керсновский

все слова политиканов о благе России, которую сами любили искренне. Они не знали и не догадывались, что для их соблазнителей благо Родины не существует, а существует лишь одна-единственная цель – дорваться любой ценою до власти, обогатиться за счет России.

Самолюбию военачальников то льстило, что эти великие государственные мужи – соль земли русской – беседуют с ними как с равными, считают их тоже государственными людьми.

Им и в голову не пришло, что от них скрыли самое главное. Что удар задуман не только по Императору Николаю II (которого все они считали плохим правителем), а по монархии вообще. Что их самих используют лишь как инструмент, как пушечное мясо, и что они, согласившись по своему политическому невежеству продать своего Царя, сами уже давно проданы теми, кто предложил им эту сделку с совестью.

* * *

Третья группа притаилась в подполье. Это была зловещая группа пораженцев. Политические эмигранты марксистского толка – партия социал-демократов большевиков во главе с Лениным – составляли за границей ее головку, а в самой России находились кадры «боевиков» – распропагандированного фабрично-заводского пролетариата, особенно сильные в Петрограде. Программой этой группы был захват власти и установление сначала в России, а затем и во всем остальном мире социалистического строя на основе коммунистической диктатуры пролетариата. В деятельности этой группы, рассчитывавшей на поражение России, была заинтересована Германия, почему мы и назовем ее «германо-большевистской».

Таким образом, схематически антирусские силы представлялись в следующем виде.

Первая группа – «придворная». Состав – придворные круги, праздный высший свет и оппозиционные члены Императорской Фамилии. Цель – дворцовый переворот.

Исполнители – кучка офицеров. Средства – интриги. Программы никакой.

Вторая группа – «общественники». Состав – вся либеральная оппозиция. Цель – замена «бюрократически-самодержавного» строя «конституционно-демократическим» путем дворцового переворота, а в дальнейшем – учреждение демократической республики. Исполнители – высшие военачальники. Поддержка – союзные посольства. Средства – русские капиталисты-толстосумы, общественное мнение, думская трибуна и печать.

Третья группа – «германо-большевистская». Состав – политическая эмиграция за границей, революционное подполье в России. Цель – социальная революция. Средство – вооруженное восстание и развал армии. Исполнители – «боевики». Поддержка – германское командование.

Эти три группы работали, само собою разумеется, вне всякой связи друг с другом, каждая отдельно. Но их разрозненные усилия устремлены были в одном направлении. При этом «придворная» группа играла на руку «общественной» своей травлей Государя и Государыни, а «общественная» группа травлей всего «бюрократического строя» чрезвычайно облегчала работу «германо-большевистской» группы.

Великие князья и дамы «света», генерал-адъютанты и думские трибуны, земские деятели и военно-промышленные дельцы, – все вместе прокладывали дорогу притаившимся в подполье марксистам и «боевикам».

* * *

Императорское правительство являло картину совершенного упадка. С убийством Столыпина ушел последний государственный человек, теперь же с уходом в 1916 году старика Горемыкина{143} ушел и последний сановник…

Началась дикая вакханалия интриг, сведения личных счетов и мышиной возни всевозможных комбинаций – скорбная эпоха, вошедшая в историю нашей Родины под именем министерской чехарды. Всюду искал людей Император Николай Александрович – и нигде не нашел их… Неожиданные назначения сменялись поэтому назначениями еще более неожиданными. Общественное мнение желало видеть здесь одни лишь «происки Распутина», со злорадством наблюдая тяжелую драму своей Родины.

Бездарного, но честного столоначальника Горемыкина сменил незадачливый Штюрмер – человек с немецкой фамилией, разумеется, сделанный немедленно «ставленником немки», «агентом Германии», изменником, мечтающим о «сепаратном мире». А вслед за Штюрмером, в декабре 1916 года, назначен был убогий князь Голицын{144}. Голицын был назначен председателем Совета министров только потому, что владел французским и английским языками. Государь хотел было Рухлова – человека способного и умного, но не говорившего на иностранных языках. В Петрограде же собиралась конференция союзников. Считалось, что министры Российской Империи не смеют говорить с иноземными по-русски, а подобно швейцарам больших гостиниц должны говорить с каждым на его языке. Садясь на председательское кресло, он не подозревал, что сел на облучок погребальной колесницы…

* * *

1 ноября 1916 года член Думы Милюков{145} произнес свою знаменитую речь «Глупость или измена» – речь, направленную против Императрицы Александры Феодоровны в составленную по инсинуациям австро-германских «бюро печати». Если «диспозицию номер первый» Гучкова можно было рассматривать как приказ о всеобщей мобилизации, то речь Милюкова, бывшая одновременно и глупостью, и изменой, стала открытым объявлением войны.

Настроение общества из оппозиционного стало революционным, и все внимание его к зиме 1916–1917 годов с внешнего фронта переключилось на фронт внутренний. Никто уже не следил за картой, не передвигал с замиранием сердца на ней булавок – все набрасывались на газеты, но не на сообщения Ставки (те времена уже прошли), а на пестревшие знаменательными и волнующими белыми местами отчеты думских заседаний. Гаденький шепот полз, все ширясь, по стране, захватывая все большие пространства, все более широкие круги населения. Вспышка патриотизма, охватившая в июле 1914 года Россию, при всей своей мощности была непродолжительной. Подобно вороху соломы, энтузиазм вспыхнул ярким пламенем – и быстро погас.

В этом виновато было правительство, не сумевшее использовать исключительно благоприятную возможность всенародного подъема, не догадавшись создать аккумулятор для длительного использования внезапно проявившейся энергии, огромный заряд которой пропал поэтому даром. Виновато и общество, оказавшееся неспособным на длительное волевое усилие и скоро вернувшееся в свое обычное состояние едкого скептицизма и страстной, но бесполезной (потому что злостной) критики. Инерция трех поколений никчемных людей взяла верх. Война затронула интеллектуальный отбор в России гораздо слабее, чем в остальных странах. На фронт пошел лишь тот, кто хотел доказать любовь к Родине не на словах, а на деле. Для большинства же интеллигенции военный закон – и так преступно снисходительный для «образованных» – существовал лишь для того, чтобы его обходить.

Начиная с весны 1915 года, когда выяснился затяжной характер войны, стремление «устроиться как-нибудь», «приспособиться» где-нибудь побезопаснее стало характерным для огромного большинства этой «соли земли». В ход пускались связи и знакомства – и цветущий здоровьем молодой человек объявлялся неизлечимо больным либо незаменимым специалистом в какой-нибудь замысловатой области. Характерным показателем глубокого разложения русского общества было то, что подобного рода поступки не вызывали почти ни у кого презрения и осуждения. Наоборот, общество относилось к таким «приспособившимся» скорее сочувственно.

Бесчисленные организации Земско-городского союза стали спасительным прибежищем для полутораста тысяч интеллигентных молодых людей, не желавших идти на фронт, щеголявших полувоенной формой и наводнявших собой отдаленные тылы, а в затишье и прифронтовую зону. Эти «земгусары» имели на армию огромное разлагающее влияние, сообщая части фронтового офицерства и солдатам упадочные настроения тыла, став проводниками ядовитых сплетен, мощным орудием антиправительственной агитации. На это