Трое из Леса. Вторая трилогия - Юрий Никитин

шел через пепелище, ибо там дальше, на самом краю, каким-то чудом сохранилось пяток домов. Один из этих домов, даже не домов, а хаток, принадлежит Ликии, вернее, ее родителям. Он прибавил шаг, ноздри жадно ловили запахи, но если где и пахнет горелым мясом, то что-то мелкое, словно сгорел хорь или летучие мыши вместе с овином.

Перед домом Ликии в ночи беспокойно шелестит обожженными листочками дерево. Мрак перемахнул через забор, под ногами затрещал пересохший бурьян, проскользнул к окну, осторожно стукнул в ставень. Из комнаты послышался слабый старческий голос:

– Кто там?

– Это я, – ответил Мрак. – Не пугайтесь. И свет не надо.

Он так же неслышно пробежал к сараю. Конь услышал из-за двери, ответил ржанием. Мрак тихонько распахнул двери, вывел коня. Когда он закрывал сарай, в доме заскрипело, Мрак увидел в дверном проходе старика, отца Ликии.

– Что-то случилось?

– Все хорошо, – успокоил Мрак. – Просто мне надо съездить кое-куда.

– Ох, – вздохнул старик горестно. – Но зачем же ночью? Ночью только воры…

Мрак засмеялся.

– Не только, отец, не только. Кстати, что это у вас за странный пожар?.. И ветра не было, а все выгорело.

Старик двинул узкими, как птицы, плечами. Лицо его было жалкое, вытянутое.

– А кому тушить-то?

– Что, там никто не жил?

– Жили, да только все побросали…

Мрак насторожился:

– Что, опять что-то подобное шайке Волдыря?

– И это тоже, – ответил старик уклончиво. – И слухи, что мы поселились на Мертвом Поле, потому у нас все из рук валится, потому нас преследуют несчастья… Кто-то переселился сам по себе, а кому-то хватило и Волдыря. Если бы хорошо было здесь, никакой бы Волдырь не согнал! А так… Словом, вся та половина уже опустела с неделю тому. Когда начало гореть, из наших никто туда и не сунулся. Поговаривали, что там кто-то поджигает нарочито… Сунься тушить – и тебя в огонь бросят!.. А когда огонь добрался сюда, то здесь мы и потушили. Да только надолго ли?

– А что не так?

– Сосед, который со мной гасил, уже собрал все на телегу. С рассветом уедет. Останемся мы со старухой да еще наш сосед справа. Он тоже пока не решился…

Мрак покачал головой.

– Что-то мне это не нравится, – сказал он. – Вернусь, надо будет хорошенько разобраться. А то непонятно, что здесь к чему.

Он вывел коня за ворота, седло едва слышно скрипнуло под его тяжестью. Сразу же пустил огненного коня в галоп. Замелькала дорога, потом ему почудилось, что и звездное небо двигается, но рассмотреть ничего не мог. Свирепый ветер пытался выдавить глаза, разорвать рот, а он же не маг, как Олег, что ухитрялся прятаться за магическим щитом.

Конь разогрелся, Мрак с трепетом увидел, как в ночи быстро мелькают искры. Оглянулся, за ними тянется целый хвост быстро исчезающего пламени. Искры вылетали из ноздрей коня, а когда всхрапнул и на миг раскрыл рот, из пасти выметнулся целый сноп огня.

Внизу проплывали реки, леса, протянулся горный хребет. Конь не дракон, время от времени земля устремлялась к ним с ужасающей скоростью, Мрак напрягался в ожидании гибели, но конь с силой ударял в землю копытами, там, судя по треску, раскалывались горы, а он делал еще один чудовищный прыжок…

Когда замелькали знакомые места, Мрак придержал коня, тот понесся помедленнее, едва ли быстрее летящего над водой стрижа, а когда показались и выросли залитые лунным светом стены Куябы, Мрак пустил шагом, выбрал уединенное место между двумя горами, завел в пещеру.

– Жди меня здесь, – сказал он. – Чужим не давайся… да и кто сюда забредет? Захочешь поесть – вся гора пусть будет тебе куском сахара.

Отошел в сторону шагов на сотню, там еще пещера, очень кстати, ударился о камни, с минуту приспосабливался к смене личины, наконец лапы в великом нетерпении понесли к городу. Узелок с одеждой привычно болтался в зубах, но теперь в нем не было тяжеленькой Хрюнди.

Когда-то Куяба была обнесена крепкой стеной, но город быстро разрастался, дома и даже дворцы строились за стеной, и наконец стена стала ненужной, ворота уже не запирались. Мрак проскользнул мимо стражей на такой скорости, что только один успел заметить нечто огромное и черное, что выскочило из темноты, пересекло освещенное факелами пространство и тут же исчезло в черноте внутреннего города.

Дворец фасадом выходит на городскую площадь, перед входом сильная стража. Не меньше стражи и в саду, куда дворец повернут тыльной стороной, но там деревья, кусты роз, зверю укрыться легче. Мрак затаивался, доверяя больше нюху, чем глазам, ибо нюхом видел отчетливо даже то, что за углом, успевал вовремя отступить, укрыться, спрятаться, в нужный момент проскочить открытое пространство.

Правда, когда добрался до самой стены, пришлось перекинуться человеком. Стражи очень бы удивились, увидев, как по каменной стене дворца прямо у них над головами карабкается человек, но они смотрели, как и положено, на дорожки в саду, замечали любое шевеление веток, готовые перехватить любого наглеца, что со стороны города перелезет стену дворцового сада.

Он быстро вскарабкался на высоту третьего этажа, где, как он помнил, комната Кузи. Окно зарешечено, однако даже человеческие ноздри сразу ухватили все запахи и нарисовали четкую картину уютной комнаты, теплого воздуха и сладко спящего ребенка среди игрушек. Он ухватился за железные прутья, держась на высоте едва ли не зубами, напряг мышцы. Железо не поддалось, но сразу качнулся край камня. Мрак едва успел подхватить, наделает шума, рухнув в сад, осторожно отогнул решетку, быстро скользнул вовнутрь. На всякий случай, вдруг за время дежурства кто из стражей задерет голову, пригнул край решетки на место.

Ложе великанское, тем меньше и беззащитнее выглядит на нем спящая Кузя. Совсем недавно он покинул стены этого дворца, где знает каждый уголок. Кузя, увы, все такой же пятилетний ребенок, ну, может быть, ей уже шесть или семь лет, вон лицо какое серьезное, но сейчас на нем выражение сильнейшей обиды…

Мрак осторожно приблизился, потом, опомнившись, ударился о каменный пол, прикрытый толстым ковром, поднялся огромным волком и сразу ощутил самое главное: Кузя очень опечалена. И то, что блеснуло в уголках ее глаз, только слабые человеческие глаза не распознали сразу. Кузя плакала ночью, вон следы на щеках, уже высохшие дорожки, но для волка очень заметные следы, а в глазах накапливаются новые слезы…

Он подошел, осторожно лизнул ей руку. Она вздохнула, маленькие розовые пальчики ухватили за шерсть. Лицо дрогнуло, пухлые детские губы прошептали едва слышно:

– Мрак…

«Это я», – хотел сказать он, но слова не шли из волчьего