Герой по принуждению. Трилогия (СИ) - Александр Абердин

В общем, из магической синевы моего Кольца творения, где общение происходило совершенно иначе, намного быстрее и откровеннее, мы вышли не просто хорошими знакомыми, а самыми настоящими друзьями. Честное слов, с таким парнем, я бы точно пошел в разведку. Мне было искренне жаль, что очень скоро он навсегда покинет Парадиз Ланд и мы уже никогда не увидим друг друга.

Первое, что пришло мне на ум, когда мы, наконец, выбрались наружу, это задать Вельзевулу вопрос следующего рода:

‑ По моему, мастер Вельзевул, то дело, которое мы с тобой провернули, надо хорошенько обмыть? Как ты считаешь, могут два таких мага, как мы с тобой, позволить себе раздавить маленькую бутылочку хорошего вина?

Архангел Вельзевул хитро улыбнулся и ответил:

‑ Ты совершенно прав, мастер Ольгерд, два таких мага, как мы, вполне могут позволить себе торжественно и чинно отметить такое событие и раздавить даже две или три маленьких бутылочки доброго вина.

Рассмеявшись я тут же сотворил невысокий, но довольно большой круглый стол со столешницей из цельной дубовой доски, пару низеньких табуретов и накрыл на нем маленькое кавказское застолье. Перед нами встали на столе два вытянутых в длину блюда из простой нержавейки с самым настоящим шашлыком по‑карски на длинных шампурах. Нежнейшие куски жирной, молодой баранины перемежались почками, кусочками курдюка, были укрыты колечками лука, вымоченного в уксусе и украшены зелеными кустиками кинзы и фиолетовыми листьями регана.

В центре стола я поместил большое блюдо простого фарфора с целой горой хинкали, а вокруг него расставил глиняные плошки с лобио и капустой по‑гурийски, маринованным чесноком и черемшей, баклажанами, фаршированными мелко порубленной зеленью. Над всеми этими плошками возвышались пузатенькие глиняные горшочки с чанахами, сациви и чахохбили. Разумеется, на этом столе был также молодой, ярко‑зеленый лучок и эстрагон, реган и кинза, сладкий перец‑бибар и горький перец, а к ним сулугуни, овечья брынза и острый осетинский сыр. В качестве важного дополнения к основным блюдам, служила жареная форель, но не та, громадная как акула, что огромными кусками лежит на витрине Смоленского универмага, а молодая, радужная форель чуть крупнее ладони, что водится в чистых горных речушках.

Но, самое главное, к шашлыку на этом простом, деревянном, даже непокрытом скатертью столе, прилагались глиняные плошки с ткемали, аджикой, тузлуком и еще одной приправой моего собственного изобретения, называемого "кобра", по сравнению с которой знаменитый соус чили был вполне пригоден в качестве детского питания. Водрузив на самый край стола низкую, плетеную корзинку с горячими чуреками, я поставил перед собой большую, трехлитровую, фирменную бутылку "Твиши" и пару граненых, двухсотпятидесятиграммовых стаканов. Еще четыре, точно таких же бутыли я предусмотрительно заскладировал на полу рядом со столом. Как всегда, в таких случаях, я совершенно забыл про соль и ставя на стол две солонки, рассмеявшись, сказал:

‑ Про самое главное, я чуть не забыл как всегда ‑ Вспомнив одну немудреную шутку про грузинов, я решил посмешить своего нового друга и рассказал ему старый анекдот ‑ Учитель в грузинской школе, объясняет детям правописание русских слов и говорит им: ‑ "Дети, хорошенько запомните то, что я вам сейчас скажу, потому что понять это невозможно, сол, фасол и антресол всегда пишутся с мягким знаком, а вилька и бутилька вообще без него".

Как это ни странно, но архангел Вельзевул эту немудреную шутку не только прекрасно понял, но даже и оценил по достоинству. Хохоча громко и раскатисто, он взял в руку стакан, налитый доверху и посмотрев вино на просвет, задал тон нашей дальнейшей беседе своей собственной хохмой:

‑ А вот как в учитель‑друин рассказывает своим ученикам об истории Парадиз Ланда: ‑ "Однажды взглянул Создатель на своих помощников, ‑ белокрылых ангелов, принюхался, и немедленно повелел водам литься с неба всякий раз, как только они поднимутся в воздух повыше. Потому, что ему было гораздо легче сотворить дождь, нежели заставить ангелов искупаться в реке или озере". Так за что будем пить, Михалыч?

От смеха я чуть не пролил вино. Чокаясь с Вельзевулом стаканом и утирая выступившую слезинку, я ответил ему:

‑ Господи, мастер Вельзевул, да за что же еще можно пить в Парадиз Ланде, как не за женщин? Поэтому, старина, мой первый тост, ‑ за прекрасных дам! А ты знаешь мастер Вельзевул, какими вообще бывают дамы? ‑ Спросил я архангела и сам же ответил ‑ О, они, родимые, делятся на три сорта: во‑первых, на просто дам, затем на не дам ни при каких обстоятельствах и с этим нам, мужикам, приходится мириться, но самое обидное есть еще одна категория дам, это когда дам, но не вам!

Над этой хохмочкой Вельзевул смеялся еще громче. Мы выпили прекрасного вина и принялись за шашлыки. Наши острые зубы впились в сочные, бараньи почки, хорошо вымоченные в отличном кахетинском вине со специями и зажаренные на жарких углях из виноградного корня до коричневато‑золотистой, хрустящей корочки. Когда я вновь наполнил стаканы темно‑рубиновым напитком, он сказал мне:

‑ Михалыч, ты можешь звать меня так, как это делают мои самые близкие друзья, ‑ Зелом. Не знаю, что именно двигало Создателем, когда он давал нам такие замысловатые имена, но иногда он и сам их с трудом выговаривал.

Наше застолье было веселым и непринужденным. Под хинкали, пышущие паром и истекающие горячим мясным соком, от которых шел божественный аромат хорошего хмели‑сунели, мы раздавили второй пузырь вина и тут же принялись за третий, благо сациви в магических, глиняных горшочках оставалось горячим без всякого мармита. Мой новый друг Зел с удовольствием ел зелень с сыром и перцем, вовсю налегал на маринованный, белый и красный чеснок, хрустящую капустку по‑гурийски, щедро сдабривал горячие чуреки острыми приправами, и потом еще искренне удивлялся, с чего это ему так хочется выпить еще вина.

Поскольку я давно и основательно забыл о том, что такое острая боль в почках, то был всерьез намерен побить свой собственный рекорд, когда однажды, в Тетрицкаро, выпил двадцать два стакана вина и не свалился при этом под стол. Правда, тогда мне было неполных семнадцать лет, жизнь была полна радостных открытий, роскошные и красивые женщины, сидевшие за нашим столом, были для меня совершенно недоступны, а потому молодое вино просто показалось водой, что мне и позволило перепить за столом всех, кроме старого Валико, в котором было росту под два метра, а в его живот спокойно вливалось полтора ведра вина.

Когда мы оба были уже в хорошем подпитии, я отважился, наконец, задать своему другу вопрос на ту тему, которой мы еще ни разу не касались. Даже тогда, когда вели почти телепатическое общение в синих глубинах Колец Творения. Наливая вина Вельзевулу и себе, я спросил его: