Диктаторы обмана: новое лицо тирании в XXI веке - Сергей Маратович Гуриев

то, что запрещенные фотографии могли остаться в старых газетах, в которые заворачивали продукты28. Ретуширование прошлого продолжалось некоторое время и после смерти Сталина. Когда в 1953-м расстреляли Лаврентия Берию, сталинского министра внутренних дел, подписчики Большой советской энциклопедии получили срочное письмо. Им рекомендовалось бритвенным лезвием вырезать в пятом томе страницы 21–24, а вместо них вклеить новые, высланные тем же письмом, с текстом о Беринговом проливе29. В издании 1971 года от Берии не осталось и следа30.

В 1930-е годы Сталин запретил двусмысленность31. Следовало обнаруживать и ликвидировать любую неоднозначность, включая типографические ошибки или внешнее сходство, наводившие на неподобающие мысли. Одну газетную фотографию большевика Михаила Калинина вырезали в последний момент из-за того, что на ней он был слишком похож на Троцкого32. Нацистские чиновники тоже вели охоту на вредительские изображения. Виктор Клемперер писал, что власти сделали перепланировку сквера на площади Бисмарка в Дрездене, потому что прежняя, радиальная сеть дорожек напоминала флаг Великобритании («Юнион Джек»)33. В Испании при Франко и в Португалии при Салазаре цензоры запрещали упоминания «забастовок в Греции, пыток в бразильских тюрьмах [и] антивоенных демонстраций в Индокитае», опасаясь, что люди проведут параллели с происходящим на родине34.

Во-вторых, всесторонняя цензура при диктаторах старой школы была вполне публичной. Она не только занималась блокированием сообщений: сама цензура была сообщением. Выбраковка «негодных» идей – как и проводимые режимом репрессии – превратилась в своего рода театр. Геббельс устраивал сожжения книг, во время которых студенты выкрикивали «огненные речевки» (Feuersprüche) и бросали «декадентские» книги в пламя. Радиостанции транслировали берлинское аутодафе в прямом эфире, а потом в кинотеатрах его показывали в новостной хронике35. Всего в стране прошло еще 93 публичных сожжения книг36. Похожие акции проводили разные диктаторы XX века. Революционеры Мао развели костер в порту Шаньтоу: в течение трех дней в нем сгорело 300 000 подозрительных томов37. Книги жег и Пиночет, и его аргентинские соседи38.

Цензуру не скрывали, она была обычной бюрократической процедурой. В Главном управлении СССР по охране военных и государственных тайн в печати (Главлит) работало около 70 000 человек39. По всей стране функционировали местные отделения; к редакции каждой газеты был приставлен цензор40. Ведомство действовало настолько на виду у всех и было таким вездесущим, что в русском языке появился новый глагол «литовать», то есть заверять у цензоров. Аналогичные порядки установились и в других коммунистических странах. При военных режимах в Латинской Америке цензоры тоже прочно обосновались в редакциях.

В-третьих, цензура в классических диктатурах часто сопровождалась неприкрытым насилием. Несчетное число художников и писателей сгинули в сталинских и гитлеровских лагерях. Использовали силу и другие режимы. В 1973 году, сражаясь за власть, войска Пиночета бомбили передающие антенны левых радиостанций41. В 1922-м, войдя в Рим, чернорубашечники Муссолини разгромили типографии оппозиционных газет42. В саддамовском Ираке на преследовании журналистов специализировался старший сын диктатора Удей. Больше пятисот авторов, репортеров и художников были казнены, а многие другие загадочно исчезли43. Одного несчастного журналиста арестовали и пытали после того, как он написал, что президента «заботят мельчайшие детали жизни в Ираке, даже туалеты»44. В Малави если головорезы президента Банды не могли найти выступившего с критикой журналиста, они мстили членам его семьи45. Смысл насилия в этом случае – как и любого насилия в принципе – состоял не в том, чтобы причинить вред конкретному журналисту, а в том, чтобы запугать всех остальных.

Наконец, хотя кого-то из диктаторов действительно могло страшить содержание книг, которые они приказывали жечь, в целом цензура служила для демонстрации силы и принуждения к единомыслию. Ставилась задача помешать людям узнать правду и помешать им ее произносить. В диктатурах страха цензура была рассчитана на деморализацию и сдерживание46. Слишком резкая реакция на непочтительное слово иногда смахивала на паранойю. Но и в ней была своя логика. Оставить нарушение без последствий значило проявить слабость. А у ошибок, попавших в СМИ, были миллионы свидетелей. Более того, все они знали, что и остальные их видели; такие промахи создавали ключевое условие для координации оппозиции – в теории игр это называется «общим знанием»47. В итоге тотальная цензура превратилась в ловушку: после того как она была введена, отказываться от нее было слишком опасно.

ФУХИМЕДИА

С учетом сказанного выше прибытие раскаявшегося Фухимори в редакцию «El Comercio» было неожиданным поступком. Решительный лидер, который только что разогнал парламент, признал ошибку и протянул оливковую ветвь мира. С годами он разработает новый, еще более виртуозный подход к манипулированию прессой.

До этого момента Фухимори не производил впечатление новатора. На вершину власти его вынесла волна от взрывов, которые повстанцы-маоисты устраивали в столице страны; воюя с ними, он предоставил генералам полную свободу действий. Правозащитники обвиняли правительство в том, что правые вооруженные формирования убивают журналистов48. В ответ Фухимори называл правозащитников «штатными юристами» террористов и угрожал критикам армии пожизненным тюремным заключением за измену49.

Малоизвестный профессор и сын иммигрантов из Японии, Фухимори до своей неожиданной победы на выборах был абсолютным чужаком в перуанской политике. Заняв высшую должность в государстве, он объединил силы с человеком небезупречной репутации, но вхожим в политические круги. Владимиро Монтесинос, назначенный Фухимори на должность начальника национальной разведывательной службы (Servicio de Inteligencia Nacional, SIN), имел связи с армией, спецслужбами, ЦРУ и международными наркокартелями. Монтесинос закончил военную академию в Перу и был уволен из армии за продажу секретов Соединенным Штатам. Проведя пару лет в тюрьме, он всплыл снова в роли адвоката колумбийских наркодилеров50.

Со времени самопереворота в 1992-м и до конца 2000-го, когда Фухимори со скандалом ушел с поста президента, этот странный дуэт заправлял перуанской политикой. Их стратегия заключалась в том, чтобы самим быть в курсе всего и решать, о чем должны знать другие. «Информация вызывает зависимость, как наркотик, – говорил Монтесинос. – Информация дает нам жизнь»51.

Он имел в виду информацию, которую его агентура получала с помощью телефонной прослушки и съемок скрытой камерой. Видеозаписи, сделанные в Конгрессе, судах, президентском дворце, центре Лимы и аэропорте, постоянно крутились на 25 экранах в кабинете Монтесиноса52. По его приказу скрытая камера была установлена даже в популярном среди лимской элиты борделе53. И все же самым главным было держать