Без права на жизнь - Александр Голодный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пауэр зло сплевывает.
— Кэп, ветра тут бывают?
— Весной, и сильные.
— Стену мусором не забрасывает?
— Кент останавливает сортировку и всех выгоняют на очистку. За два дня наводится порядок. Там на стене есть помост для охраны, при очистке выходит охранник и командует через мегафон.
Идем, идем, идем. Прошли угол стены, сейчас мы на максимальном расстоянии от ангаров. Ага, вижу терриконы старого мусора.
— Здесь тоже были ворота, заезд для машин. Потом ворота сняли, сделали стену. По газетам мы определили, что это было лет шесть назад.
— Что-нибудь хорошее попадается?
Что тут может попасться? Шесть зим. Все сгнило.
Ради интереса потрошу на ходу пару мешков. Кэп прав. Снова дорога вдоль стены. Еще угол.
Не понял?
— Кэп, а почему мы не пошли с другой стороны? Там нет прохода?
Парни явно смущены, переглядываются. Что такое?
— Знаешь, Тех… В общем, там лучше не ходить.
— Кэп, объясни внятно. Там что, еще один карьер с мертвецами?
— Если бы. Там когда-то до оккупации было село. Сейчас это очень плохое место.
— Село? Стояли дома?
— Да. Остатки стен торчат из мусора. Но рыться там нельзя. Ни один человек на свалке не пойдет туда за вещами.
— Почему?
— Там… Там люди могут сойти с ума. Они… Им кажется…
— Они видят призраков?
— Тех…
— Мы с Сеантом Техом виели их. Пиаи не стасные. Им оень плохо.
— Что?!
— Тех, это правда?
— Да. Мы с Солдатом видели призраков у карьера, когда стемнело.
— И вы… Почему с вами ничего не случилось?
— Джок, ты понимаешь, что спрашиваешь? Почему с нами что-то должно случиться?
Получаю еще одну порцию знаний о мире. Оказывается, когда выносится приговор на изоляцию от общества, над человеком совершают акт церковной казни. Представитель святого престола отлучает человека от церкви, закрывая ему дорогу к спасению и снимая защиту ангела-хранителя.
— Полная херня.
— Что?! Как ты смеешь?!
— Убавь эмоции, Джок, и подумай головой. Они считают, что отлучили тебя. А ты сам, вот сейчас, веришь в Бога? Ты сам отрекся от Спасителя? Ты продал душу нечисти?
— Я…
— Всевышний не в храме, весь мир — его творение, часть его. Ты тоже крошечная часть Создателя.
— Но у нас забрали крестики, переломили жезл…
— И что, ты от этого перестал быть верующим? Остановись, положи руку на сердце, подумай о Всевышнем, милосердном и всемогущем, почувствуй его тепло в своей груди!
Парни, как завороженные, останавливаются, кладут правую ладонь на грудь, глядят с надеждой. Так, мне только лавров проповедника не хватало.
— Друзья, я не священник и не святой. Не ждите от меня чудес. Чудо в сердце каждого из вас. Поверьте в него, и оно свершится.
— Ты точно это знаешь, Тех?
— Да. Пойдем, парни, время идет. Нам еще место искать.
Долго бродить не пришлось. Кэп несколько раз посмотрел по сторонам и уверенно свернул к мусорным терриконам. Полчаса блужданий между серых гор отходов — и вот знакомые строительные мешки. А среди них выглядывают округлые бока пластиковых баков. Где-то в городе проводился капитальный ремонт дома, и все старое водяное оборудование вывезли на свалку. Переплетение пластиковых труб, вижу несколько кранов, баки водонагревателей. Уже отлично.
— Парни, вперед, разбирать гору. Делай, как я!
Подавая пример, забираюсь наверх, оглядываюсь. Нет, похоже, куча с нужным добром одна. Начинаем копать.
Уполовинив гору, садимся отдохнуть и перекусить. Достаю из верной сумки шесть пинтовок чая и солидный пакет хлеба с ломтиками копченого бекона. Спасибо кухне, друзья-шныри позаботились. Улыбнувшись, Кэп с Джоком переглянулись, стол на листе пластика дополнился кульком с кусочками бисквита и двухпинтовкой сидра. Моем руки и обедаем.
— Тех, а почему ты сидр не пьешь?
И что мне прикажете отвечать? Что в прошлой жизни я ненавидел пиво?
— Я же стертый, Кэп. Похоже, что-то в голове повредилось.
— У всех бы так повреждалось.
— Ты особо не мечтай, вдруг исполнится?
— И что будет плохого?
— Пить тебе, Кэп, тогда придется в одиночку. А это уже алкоголизм.
Посмеявшись, парни глотнули по последнему «за алкоголизм». Смотрю на часы. Уже два. Хотелось бы передохнуть, но надо работать. Встаю, сдергиваю со склона очередной мешок.
Удача любит упорных: почти на самом дне обнаруживаю все-таки короб стиральной машины, треснувшая крышка лежит рядом. Двигатель и блок управления сняты, но барабан на месте. Ага, сломана одна ось, но это мелочи.
— Оно, Тех?
— Оно самое. Все парни, ходить будете в профессионально выстиранном. Эх, нам бы еще утюжок!
Теперь главный вопрос: как нести? Вязанка хорошего бруса, пластиковые трубы канализации и водопровода, стиральная машина, бак водонагревателя. Связываю шпагатом трубы в два штабеля. Выглядит грозно, но вес небольшой. Делаю из мешков четыре лямки, закрепляю. Можно нести за спиной. Оснащаю бак подобной перевязью, пробую. М-да, тяжеловато. Брус отдельной вязанкой, стиральную машину в большой мешок из синтетической нити, привязываю лямки. Моя увесистая сумка, полная метизов, кранов, переходников, попался даже сломанный инструмент. Еще эпических размеров мешок отличной полиэтиленовой пленки и два связанных горловинами неполных мешка прочной строительной одежды и перчаток.
— Что маешься, Тех?
— Думаю, как плохо быть жадным хомяком.
— Сочувствую. Завязал хорошо?
— Старался. Если начнет валиться, перевяжем. Шпагат я взял.
— Тогда нечего переживать, дотащим. Парни, разбирай.
— Кэп, время пятый час. Давай рванем по короткой дороге.
Нашего сурового Кэпа одолевает сомнение.
— Кэп, еще день, пройдем быстро. По короткой дороге уложимся в два часа. Доверься мне.
— Хорошо. Пару раз я там проходил. Пойдем.
Держим темп. Как там здоровяки? Лица красные, сидра, наверное, много пьют. На Солдате вязанка труб с него размером, но идет хорошо. Кэп с громадным мешком замыкает колонну. Прошел час, когда я понял, что иду по бывшей улице. Стена неожиданно отступила в сторону, а мы оказались между выступающих из мусора остатков обугленных стен. Прошел еще десять шагов и…
— Бегом, свиньи, бегом!
Удары прикладами, злобный лай двух бульдогов на коротких поводках. Остервенело орущие, потные солдаты-мулаты в обтянутых сеткой касках и форме с засученными рукавами. Офицер со стеком в классическом пробковом шлеме, на лице надменное презрение и отвращение. Жителей села загоняют в небольшое щитовое здание правления на площади. Испуганно плачут дети, младенцы на руках матерей заходятся криком. Отставших стариков пинками загоняют в дом, захлопывают дверь, подпирают ее досками.
— Командуйте, лейтенант.
— Н-но сэр, там же только старики, женщины и дети.
Юный офицер в полевой форме с лейтенантскими звездочками умоляюще смотрит на командира.
— Все их мужчины в Реджистансе, Уильям. Командуй, сопливый ублюдок, или я вышибу тебе мозги. Здесь чистеньких не будет — это война.
— Сэр…
— Лейтенант, считаю до трех. Один… Два…
Завороженно глядя в черное дуло пистолета, лейтенант срывающимся голосом кричит:
— Огнеметчики!
Двое с ранцами за спиной становятся напротив окон. Синими огоньками горят запальники.
— Пулеметчик, на позицию!
Второй номер ставит треногу, здоровый метис закрепляет пулемет, заправляет ленту. Черный раструб пламегасителя смотрит на дверь.
— Ну?
Мальчик-офицер зажмуривается:
— Огонь!
Длинные струи чадящего пламени ударяют в открытые окна. Страшный нечеловеческий крик сжигаемых заживо. Стены правления трясутся от множества идущих изнутри ударов. Еще две струи пламени. Подпертая дверь распахивается, из нее выбегают горящие комки, только что бывшие людьми. Заходится длинной очередью пулемет. Смолкает. Слышен нарастающий треск полыхающего дерева и горящих человеческих тел. Стоя на коленях, лейтенант мучительно блюет. Огнеметчики поджигают дома на деревенской улице.
Рывком страшная картина закрылась, вокруг меня лица. Глаза смотрят прямо в душу, каждый хочет рассказать о своей жизни, поделиться горем и болью, бесконечным горем и невыносимой болью…
— Тех! Тех!
— Сеант!
— Сержант!
Небо. Чистое синее небо.
— Слава богу, ты очнулся.
Горлышко бутылки оказывается у губ, пытаюсь напиться.
— Кэп, перестань меня трясти. Отставить, парни, я жив.
Меня поднимают, силы быстро возвращаются, только в душе как будто горит беспощадное пламя. Оглядываюсь и вздрагиваю, узнав место.
— Что с тобой было?
— Ты шел и вдруг упал. Тех.
— Парни, вы ничего не почувствовали, не слышали?
Они переглядываются.
— Как будто был крик.
— И гарью пахнуло. Но ничего не горит.