Конторщица (СИ) - Фонд А.

— Она на что-то жаловалась?

— Да, — не стала скрывать правду я. — Она очень переживала, у нее был конфликт с тещей Грубякина, Клавдией Брониславовной, к сожалению, я фамилию не помню.

— Из-за чего был конфликт? — заинтересовался Иванов.

— Насколько я знаю, — пожала плечами я, — сам конфликт возник давно, из-за жилплощади. Семья Грубякиных большая, многодетная. Но живут в одной маленькой комнате с четырьмя детьми. Кроме них там проживает и теща, Клавдия Брониславовна, которая постоянно провоцирует скандалы и конфликты, чтобы Римма Марковна не выдержала и ушла. Тогда ее комната достанется Грубякиным. В тот вечер у них опять возник какой-то мелкий бытовой конфликт, и Римма Марковна сильно расстроилась.

— Вы дружили с Миркиной?

— Скорее общались по-соседски. Римма Марковна по-своему неплохой человек. Часто меня поддерживала.

— У вас конфликты с Миркиной были?

— Да вроде нет, — покачала головой я, — во всяком случае не припомню.

— А седьмого апреля? — продолжал допрос капитан.

— Седьмого апреля меня выгнал супруг Валерий Горшков при поддержке своей матери, Элеоноры Феликсовны. Я думала переночевать у Риммы Марковны, постучалась к ней, но никто не открыл.

— И где же вы ночевали? — заинтересовался Иванов, записывая.

— Спала на полу в кухне, — вздохнула я и поёжилась, вспомнив памятную ночевку. — Могут подтвердить сосед Федор Петров и соседка Зинаида Грубякина. Они утром заходили на кухню и видели, как я там ночевала.

— Как долго вы пробыли в квартире?

— Сразу же утром я быстро ушла на работу. Постаралась уйти пораньше, чтобы не столкнуться со свекровью.

— А вот ваша соседка, как раз та самая Клавдия Брониславовна, утверждает, что именно у вас был мотив желать, чтобы Римма Марковна исчезла. — Капитан пристально взглянул на меня и несколько раз подчеркнул что-то в своих записях.

Возникла пауза.

— И что за мотив? — осторожно спросила я.

— Вы поссорились и разошлись с мужем и вам нужно было где-то жить. Вот вы и решили заполучить в личное пользование комнату Миркиной, — прочитал капитан.

— Фу, какой глупый бред! — возмутилась я. — Сами подумайте, какой смысл жить на одной жилплощади с бывшим мужем и наблюдать как он водит баб и трепет тебе нервы! Это же мазохизм чистой воды! Ну уж нет! Вы что, думаете, что на всем советском пространстве я больше не смогу найти где жить?!

— А сейчас вы где живете? — капитан Иванов вычеркнул что-то и принялся писать дальше.

— На работе мне предложили неделю пожить в нашем спецпрофилактории имени Орджоникидзе. Заодно и здоровье поправить.

— А потом?

— Потом я планирую вернуться в свою квартиру по месту прописки.

— А супруг?

— Мы сразу же подали на развод. Он остался в комнате.

— Вы временное удостоверение получили, кстати? Покажите.

— Да, спасибо вам большое, — искренне поблагодарила я и протянула справку. — Благодаря вашей записке, мне все сделали в течение часа.

Капитан Иванов сдержанно улыбнулся, похвала ему понравилась. Он взял мою справку и прочитал:

— Улица Ворошилова, дом 14 квартира 21. Это ваша квартира с супругом?

— Нет, это квартира моей тети и моя. После смерти тети — только моя. С супругом мы проживали у него в комнате в коммуналке, на улице Механизаторов.

— А кто проживал в вашей квартире?

— Сестра моего теперь уже почти бывшего супруга. Но я надеюсь, что, узнав о том, что мне жить негде, она съедет по месту прописки.

— Понятно. Проверим, — кивнул капитан, отмечая что-то в своих записях.

А я внутренне возликовала.

— Ну что ж, Лидия Степановна, — капитан положил передо мной исписанный лист, — Прочитайте и подпишите. Мы с вами на сегодня закончили. Думаю, что вскоре у меня появятся еще вопросы и не хотелось, чтобы вы уезжали из города.

Я кивнула.

— Больше не задерживаю. Всего доброго!

Распрощавшись с капитаном, я опрометью бросилась на лекцию о сыпном тифе…

Глава 10

Я подцепила вилкой пучок зеленовато-бурых слизких водорослей и мощным усилием воли заставила себя проглотить: ненавижу морскую капусту во всех ее агрегатных состояниях! Хотя с другой стороны — здесь это единственное блюдо, которое как бы с солью. Бросив унылый взгляд на бледно-желтоватую субстанцию, которая почему-то символизировала в этом заведении омлет, я самым решительным образом отставила тарелки прочь, но была моментально перехвачена бдительной Леной:

— Лидия Степановна, этот завтрак сбалансирован и содержит все полезные вещества. Он не превышает норму калорийности. — Лена ловким движением придвинула тарелку обратно, — в нем достаточное количество энергии для начала дня.

Меня передернуло. Со вздохом я погрузила вилку обратно в отвратительно чавкнувшую субстанцию.

— И не нужно так вздыхать, — Лена строго нахмурила брови и покачала головой, — доедайте все полностью, это поможет контролировать аппетит до следующего приёма пищи.

В общем, Лена стояла надо мной и зудела до тех пор, пока я не впихнула в себя все это омерзительно-полезное великолепие, еще и бледноватым чаем сверху полирнула. Насытив организм полезными белками и углеводами, я отправилась на работу в отнюдь не самом радужном настроении.

Но дальше все было еще менее оптимистично.

Все началось с того, что на последнем акте приемки не хватало подписи Корнеева, поэтому я отправилась в машинное стойло. Там и обнаружился Виктор Гаврилович, который ходил вокруг трамвая и периодически стучал по бандажам и гайкам, внимательно прислушиваясь к звуку, вытягивая шею, как индюк.

— Виктор Гаврилович, подпишите, — пытаясь перекричать шум из машинного отделения, я протянула бумажку и ручку. Но тут, как назло, из смотровой канавы вылез Фомин, наш приемщик, и они с Корнеевым начали ругаться. Да так, что инструментальщик Севка, который тоже входил в комиссию по приемке, предпочел спрятаться за тележкой с цепями, которую бросили поперек дороги.

В общем, Фомин и Корнеев ругались-ругались, не обращая на меня внимания, а потом взяли и ушли. А я, как дура, осталась стоять с бумажкой в руках посреди цеха.

— Иди, Лидка, к себе, — посоветовал Иваныч, который как раз проходил мимо. — Не видишь разве, что творится.

— А что творится? — не поняла я.

— Да нахомутали наши, как всегда, а Фомин теперь не принимает. Уже пять трамваев скопилось. Из графика капитально вылетели. — Иваныч зло сплюнул и продолжил, — кому-то нынче будет сильно жарко. Вишь, даже самого Корнеева подвязали, а этот уперся — и ни в какую. Так что иди работай. Не до тебя сейчас.

Пришлось идти работать. Да еще и вступила в лужу с мазутом и ржавчиной, и на левом лофере образовалось несмываемое пятно. И как теперь эту гадость с замши отчистить, я не представляла. Пропали туфли! Настроение испортилось окончательно. А тут, как назло, налетела Щука. Акт нужно нести Бабанину, а он без подписи Корнеева. В общем припомнила она мне всё, в том числе и то, что моя стенгазета пролетела. Так-то ее больше всего читали, но пролетела она, ясное дело, по идеологическим соображениям. Да не больно-то и хотелось, я же планировала лишь привлечь к себе внимание и отстреляться. Быть постоянным исполнителем всех стенгазет в мои планы как-то не входит. А Щука использовала это как инфоповод, и устроила кровавую разборку. Затем я вообще самоподставилась аки пятиклассница: восстановила сгоревшие документы по своей ускоренной методике и заполнила каталоги всего за полдня. Так Щука "поощрила" мой трудовой энтузиазм, отправив помогать другим сотрудницам. А я весь день разгребала вместо них завалы, пока вся эта подтанцовка водила вокруг нее хороводы.

И вот я иду по улице злая-презлая и злобно ругаю себя. Даже пол-обеда проработала и не успела к Петрову за письмом. Поэтому, плюнув на лекцию о сибирской язве, решила после работы сходить на квартиру — турнуть демоническую Олечку прочь, к маме. Все равно день не задался, одни неприятности, так чего тянуть — плюс — минус скандал, хуже уже не будет.