Красная площадь - Мартин Смит

— Нужно было напечатать на бланках, — сказал Родионов. — Хотя ладно. Почитаем, когда вернемся на работу.

— А потом? — спросил Аркадий.

Родионов приободрился. Отчет, даже в рукописном виде, свидетельствовал о том, что противник уступил.

— Всех нас потрясла смерть нашего друга, генерала Пенягина, — промолвил он. — И мне понятны ваши чувства в связи с гибелью вашего сотрудника. И тем не менее ничто не оправдывает вашего исчезновения и ваших диких обвинений.

— Каких обвинений? — спросил Аркадий, продолжая шагать. Пока что он ни словом не обмолвился о своих звонках Альбову и Губенко. Молчал и Альбов.

— Ваше сумасбродное поведение, — добавил Родионов.

— В каком смысле? — спросил Аркадий.

— Ваше исчезновение, — повторил Родионов. — Ваше неэтичное нежелание принимать участие в расследовании убийства Пенягина только из-за того, что не вам поручили его возглавить. Ваше упрямое помешательство на деле Розена. Видно, Москва вам не по плечу. Для вашей же пользы вам надо поменять обстановку.

— Значит, вон из Москвы? — бросил Аркадий.

— Это не понижение в должности, — сказал Родионов. — Факт остается фактом, что преступность процветает не только в Москве. Есть по-настоящему горячие точки. Я всегда отпускаю следователей, если в них нуждаются. Кроме дела Розена, за вами других не числится.

— В таком случае куда?

— В Баку.

Аркадий невольно рассмеялся.

— Так Баку же не просто не Москва. Он даже не Россия.

— Они просили самого лучшего следователя. Вам предоставляется возможность восстановить свою репутацию.

В условиях трехсторонней гражданской войны между азербайджанцами, армянами и армией, да еще к тому же стычек между наркомафиями, Баку представлял собой Майами и Бейрут, вместе взятые.

Метрах в двадцати позади, отряхивая пальто, на дорогу вышел Минин, что и для других послужило сигналом выйти из-за деревьев. Вернулся черноглазый парень в тренировочном костюме и побежал трусцой рядом с Мининым.

На глазах Аркадия непринужденная прогулка превратилась в парад войск.

— Возможность начать все заново, — сказал он.

— Только так, — согласился Родионов.

— Думаю, вы правы — самое время уехать из Москвы, — заметил Аркадий. — Только я думал не о Баку.

— Куда или когда ехать, не вам определять, — возразил Родионов.

Они дошли до ворот, которые вблизи оказались не черными, а темно-зелеными. Над двойными деревянными створками, обитыми стальными листами, находилась площадка для часовых со сторожевыми башнями по бокам. Путь преграждал полосатый шлагбаум — защита от любопытных. Но как тут устоять? Аркадий перешагнул и погладил рукой все еще любовно выкрашенную гладкую перекладину. Отсюда черные лимузины проезжали еще пятьдесят метров до дачи, где проходили затяжные ужины, а после полуночи составлялись списки, которые переводили многих граждан, пока те еще спали, из числа живых в число покойников. Иногда на дачу привозили детей, чтобы украсить ими прием на открытом воздухе или чтобы вручить кому-то букет, но всегда в дневное время, словно только под солнцем они были в безопасности.

«Это ворота в замок дракона, — подумал Аркадий. — Даже теперь, когда дракон мертв, воротам надо бы быть обугленными, а дорога должна быть исцарапана его когтями. На ветвях должны висеть кости. Солдаты в шинелях должны были бы остаться здесь, по крайней мере, в виде статуй». Вместо всего этого сверху одиноко смотрел глаз широкоугольного объектива сторожевой телекамеры.

Родионов его не заметил.

— Минин будет…

— Заткнись! — цыкнул Альбов и поглядел на линзы объектива. Улыбайся! — и добавил, обращаясь к Аркадию: — На дороге еще есть камеры?

— На всем ее протяжении. Экраны на даче. За нами внимательно следят и все записывают на пленку. Как-никак, историческое место.

— Разумеется. Сделай что-нибудь с Мининым, — тихо сказал Родионову Альбов. — Не нажимай на силу. Убери отсюда этого дурака.

Озабоченный, но источающий доброжелательность, Родионов помахал Минину. Альбов повернулся к Аркадию, выражая всем видом, что готов играть по-честному.

— Мы же друзья и заботимся о вашем благополучии. У нас были все основания встретиться с вами и поговорить в открытую. Кто-то сейчас наблюдает за нами по телевизору и думает, что мы любители птиц или просто интересуемся историей.

— Боюсь, что Минин не похож ни на того ни на другого, — заметил Аркадий.

— Это уж точно, — согласился Альбов.

Родионов удалился, чтобы отослать Минина прочь.

— Спали? — спросил Аркадия Альбов.

— Нет.

— Ели?

— Нет.

— Плохо, когда все время приходится торопиться, — в голосе Альбова чувствовалась искренность. Но звучали и командные нотки, словно он председательствовал на собрании. Камера на воротах сталинской дачи изменила положение. Держа сигарету в зубах, Альбов добавил: — А со звонком сделано умно.

— Ваш номер был у Пенягина.

— Тогда это напрашивалось само собой.

— У меня лучшие мысли всегда приходят сами по себе.

К этому времени Альбову должно было стать известно, что Аркадий звонил и Боре. Возникал вопрос: чьи еще номера записал Пенягин?

Когда вернулся Родионов, Альбов вынул из кармана прокурора отчет.

— Телеграфные бланки, — сказал Альбов. — Он всю ночь был на Центральном телеграфе.

Родионов, взглянув на камеру, пробормотал:

— А мы-то перекрывали вокзалы, известные адреса, улицы.

— Москва большая, — сказал в оправдание прокурора Аркадий.

— Телеграммы посылали? — спросил Аркадия Альбов.

— Это мы узнаем, — твердо сказал Родионов.

— Через денек-другой, — согласился Аркадий.

— Он нам еще угрожает, — вышел из себя Родионов.

Альбов сказал:

— Смотря чем. В этом весь вопрос. Если ему что-нибудь известно о Пенягине, сыщике или Розене, он по закону обязан сообщить своему начальнику, то есть тебе, или ведущему дело следователю, то есть Минину. Иначе его сочтут сумасшедшим. Сегодня на улицах полно сумасшедших, так что никто его не станет слушать. Кроме того, он обязан выполнять приказы. Если ты пошлешь его в Баку, он туда и должен ехать. Может стоять под своей камерой хоть весь день. Выхода у него нет. Прожектора здесь не светят: захватите его сегодня ночью, а завтра он проснется уже в Баку. Ренко, скажу вам по собственному опыту: если нет ничего взамен, придется все время быть в бегах. А ведь у вас ничего нет, правда?

— Правда, — согласился Аркадий. — Но у меня другие планы.

— Какие еще планы?

— Я собирался продолжать расследование дела Розена.

Родионов посмотрел на дорогу.

— Теперь этим занимается Минин.

— Я ему не помешаю, — сказал Аркадий.

— Как это не помешаете? — спросил Альбов.

— Я буду в Мюнхене.

— В Мюнхене? — удивленно поднял голову Альбов, словно услышал пение незнакомой птицы. — А что же вы будете искать в Мюнхене?

— Бориса Бенца, — ответил Аркадий. Он не упомянул имя женщины, потому что не был уверен, так ли ее зовут на самом деле.

Родионов застыл на месте, словно сбился с шага.

Альбов посмотрел под ноги, огляделся вокруг, и наконец на его лице появилась удивленная и вместе с тем восхищенная улыбка.

— Ну, знаешь, это у него в крови, — сказал он Родионову. — Когда немцы быстро продвигались к воротам Ленинграда и Москвы, когда Сталин терял миллионы солдат, а Красная Армия в беспорядке отступала, один командир-танкист не отступил ни на шаг. Немцы думали, что поймали генерала Ренко в ловушку. Но они так и не поняли, что ему просто нравилось быть у них в тылу, и чем больше было крови и паники, тем больше его это устраивало. Сын — копия отца. Он в ловушке? Нет, он то тут, то там. Одному Богу известно, где он появится в другой раз.

— Завтра в семь сорок пять утра есть прямой рейс на Мюнхен, — сказал Аркадий.

— Вы в самом деле верите, что прокуратура выпустит вас из страны? — спросил Альбов.

— Абсолютно уверен, — ответил Аркадий. И у него действительно появилась такая уверенность, как только он увидел реакцию Родионова на имя Бориса Бенца — непроизвольное выражение злобы и страха, словно у загнанного в угол борова. До этого момента имя ничего не значило, но в одно мгновение Аркадий оценил, как сказал бы Руди, высокую рыночную стоимость Бориса Бенца.

— Если бы министерство и пожелало, от нас это не зависит, — сказал Родионов. — Заграничные расследования входят в компетенцию госбезопасности.

— На днях на Петровке вы говорили, что мы вступили в Интерпол и непосредственно сотрудничаем с иностранными коллегами. Со мной будет только сумка с личными вещами. Никакой проверки не потребуется.

— Лично я мог бы ехать хоть завтра, — сказал Родионов. — Но для вас ведь нужен заграничный паспорт и указание министерства. На это уйдут недели.

— В Центральном Комитете есть двенадцать комнат. Все, чем там занимаются, так это на месте делают паспорта и визы. Люфтганза, рейс 84, — сказал Аркадий. — Не забудьте, немцы народ пунктуальный.