Поцелуй теней - Лорел Гамильтон

– Во мне есть человеческая кровь, Утер. Я не могу... – Нет, этого никак было не сказать намеком. – Я не смогу вынести повреждения, которые вынесет чистокровная фейри.

– Повреждения?

Вот она, цена обиняков.

– Ты слишком велик для моего тела, Утер. Если бы ты был... меньше, я бы могла с тобой запросто переспать, но как-то не могу себе представить, что мы друг за другом ухаживаем. Ты – мой друг.

Он посмотрел на меня – всмотрелся пристально.

– Ты действительно могла бы спать со мной без отвращения?

– Отвращения? Утер, ты слишком долго прожил среди людей. Ты – призрак-в-цепях и выглядишь именно так, как тебе полагается. Есть и другие фейри той же породы. Ты не урод.

Он покачал головой:

– Я изгнан, Мерри. Мне никогда не стать фейри, а среди людей я урод.

У меня сердце сжалось от этих слов.

– Утер, не надо, чтобы чужие взгляды заставили тебя себя ненавидеть.

– А как иначе? – спросил он.

Я положила руку ему на грудь, ощутила уверенное сильное биение сердца.

– Вот там, внутри, – Утер, мой друг, и я люблю тебя как друга.

– Слишком долго я жил среди людей, чтобы не знать, что значат эти разговоры о дружбе, – ответил он.

И снова отвернулся от меня, тело его напряглось и стало неудобным, будто он не мог вынести моего прикосновения.

Я встала на колени. Я бы сказала, что села на него верхом, но лучшее, что у меня вышло, – поставить колено на каждое его бедро. Руками я стала трогать его лицо, проводя по крутизне лба, густым бровям. Мне пришлось опустить руки, чтобы снизу потрогать его щеки. Большими пальцами я погладила его рот, потерлась о гладкую кость бивней.

– Ты – красивый призрак-в-цепях. Такие двойные бивни высоко ценятся. А закругление в конце – среди призраков оно считается признаком мужественности.

– Откуда ты это знаешь? – удивленно шепнул он.

– Когда я была подростком, королева взяла себе любовника-призрака по имени Янник. Она говорила, побывав с ним, что ни один сидхе не мог так ее наполнить, как Призрак Сердец.

Кончилось тем, что она обозвала его Призраком Дураков, и он выпал из фавора. Но он остался жив, что редко случалось среди несидхейских любовников королевы. Люди обычно кончали жизнь самоубийством.

Утер уставился на меня. Когда я стояла на нем на коленях, наши глаза были почти на одном уровне.

– И что ты думаешь о Яннике? – спросил он тихим, замирающим голосом, так что мне пришлось наклониться к нему, чтобы расслышать.

– Я думаю, что он был дурак. – Я потянулась поцеловать Утера, и он отвернулся. Я взяла его ладонями за лицо и повернула к себе. – Но я всех любовников королевы считала дураками.

Мне пришлось сесть на колени к Утеру, пропустив ноги по обе стороны от его тела, чтобы его поцеловать. Бивни, конечно, мешали, но если это уберет выражение страдания из его глаз, то стоит усилий.

Я целовала его как друга. Я целовала его, потому что не считала его уродом. Я выросла среди таких фейри, что Утер рядом с ними по людским меркам – мальчик с глянцевой обложки. Одна из вещей, которым учит Неблагой Двор, – это любовь к любому виду фейри. Слов "уродливый" при этом Дворе просто не употребляется. А при Благом Дворе я сама считалась уродкой – недостаточно высокая, недостаточно стройная, и волосы кроваво-каштанового цвета, как при Неблагом Дворе, не рыжие по-человечески, как принято при Благом. При Неблагом Дворе у меня тоже было немного "кавалеров". Не потому, что меня там не находили привлекательной, а потому что я смертная. Наверное, их пугала сидхе, которая была смертной. Они к этому относились как к заразной болезни. Только Гриффин решил попытаться, но для него я тоже оказалась недостаточно сидхе.

Я знала, что мне вовеки придется быть чужаком, уродом. И все это я вложила в поцелуй, закрыв глаза, взяв Утера ладонями за подбородок.

Утер целовал так же, как говорил, – осторожно, когда каждый звук и каждое движение тщательно продуманы. Руки его сплелись у меня на пояснице, и я ощутила их поразительную силу, потенциал его тела сломать меня, как фарфоровую куколку. Одно резкое движение – и он бы оказался во мне и насквозь без повреждений. Но я доверялась Утеру, и я хотела, чтобы он снова в себя поверил.

– Очень не хочется вас прерывать, – вдруг сказал Джереми, – но впереди еще одна авария. И авария на каждой боковой улице, куда мы пытались свернуть.

Я оторвалась от поцелуя:

– Что?

– Две аварии на двух боковых дорогах.

– Для случайности слишком много, – сказал Утер.

Он нежно поцеловал меня в щеку и дал мне выскользнуть из его объятий и сесть рядом, все еще оставаясь в тени его энергии Боль в его глазах исчезла, оставив что-то более солидное, более уверенное в себе. Это стоило поцелуя.

– Они знают, что я была в квартире Роана, но не знают, где я теперь. Пытаются отрезать все пути бегства.

Джереми кивнул.

– Почему ты их не почуяла?

– Была слишком занята, – объяснил Ринго.

– Не в этом дело, – возразила я. – Как аура Утера скрывает меня от них, точно так же не дает и мне их ощутить.

– Если ты от него отодвинешься, сможешь их обнаружить, – сказал Джереми.

– А они меня, – ответила я.

– Что мне теперь делать? – спросил Ринго.

– Кажется, мы застряли в пробке. Не думаю, что ты можешь что-нибудь сделать, – ответила я.

– Они перекрыли все дороги, – сказал Джереми. – И сейчас начнут обыскивать автомобили. В конце концов они нас найдут. Нужен какой-то план.

– Если Утер меня подержит, я могу попытаться выглянуть, не обнаружат ли мои глаза того, чего не ощущают другие чувства.

– С удовольствием, – улыбнулся Утер.

Мы оба улыбались, когда я переползла на второй ряд сидений. Утер наклонился ко мне через спинки, держа ручищу на моем плече. У одной стороны улицы стояли припаркованные автомобили, и две полосы движения уходили от светофора. Стояли мы потому, что на светофоре столкнулись три машины. Одна из них лежала на мостовой, перевернутая. Вторая в нее врезалась, а третья влетела в обе, так что они все три представляли собой кучу битого стекла и искореженного металла. Я могла себе представить, как вторая и третья машина врезались в первую, а вот чего я никак не видела – это как первая перевернулась набок и вверх колесами посреди дороги. Ни один сценарий, который приходил мне в голову, такого результата не дал бы. Перевернуть машину так, чтобы она как можно лучше перегородила улицу. Ручаться можно было, что эту машину перевернул кто-то – или что-то, – чтобы остальные две в нее врезались. Они создали плотину из автомобилей и истекающих кровью людей. Пока они могут использовать гламор, чтобы прикрыть себя и избежать обвинения, им наплевать на случайных раненых. До чего же я иногда ненавижу своих родичей!