Нож сновидений - Роберт Джордан

Бериша возмущенно вскинулась и выпрямилась, оправляя висевшую на локтях шаль. Бывали случаи, когда на женщину, занимавшую Кресло Амнистии, обрушивалось то же наказание, что и на ту, кого она защищала. Вероятно, подобное обвинение подразумевало именно такой исход для Защитницы; Эгвейн этого не знала – как Суан ни старалась впихнуть в ее голову все потребные сведения, в познаниях девушки пробелов хватало.

– А мне хотелось бы услышать, – помолчав, произнесла Серая сестра, нарочито не обращая внимания на сидевших рядом с нею женщин, – что ты сделала с цепью в гавани? Как ее вернуть в прежнее состояние?

– Сделанного не воротишь, – ответила Эгвейн. – Кому, как не вам, знать, что цепь теперь превратилась в квейндияр. Теперь даже Единая Сила неспособна разбить цепь, только сделает ее крепче. Думаю, вы можете продать ее, если снесете часть стены вокруг гавани, ведь иначе цепь не вытащить. Если найдется такой богач, который может заплатить за такой большой кусок квейндияра. Или захочет купить такую штуку.

На сей раз никто не сделал попытки остановить Кэтрин, и та отвесила Эгвейн новую пощечину, и очень даже увесистую.

– Попридержи язык! – рявкнула Красная сестра.

Совет показался разумным, если только Эгвейн не хотела, чтобы ее по-глупому отхлестали по щекам. Она и так уже ощущала во рту вкус крови. Поэтому Эгвейн прикусила язык, и катящая по улице карета погрузилась в безмолвие, причем прочие, окутанные сиянием саидар, с подозрением косились друг на друга. Невероятно! С какой стати Элайда вообще для сегодняшней ночной миссии выбрала женщин, которые со всей очевидностью ненавидят друг друга? Чтобы продемонстрировать свою власть, просто потому что ей так захотелось? Не важно. Если Элайда позволит Эгвейн пережить эту ночь, то, возможно, о случившемся с ней удастся дать знать Суан, а то и Лиане. Дать знать Суан, что их предали. И молиться, чтобы Суан выследила предателя. Молиться, чтобы восстание не потерпело крах. Но сейчас Эгвейн оставалось только молиться, хотя надежды было немного. Молиться – потому что важнее не было ничего.

Когда возница остановил упряжку, Эгвейн уже достаточно пришла в себя, чтобы без посторонней помощи выйти из экипажа вслед за Кэтрин и Приталле, хотя в голове ее слегка туманилось. На ногах она держалась, но сомневалась, что у нее найдутся силы бежать – в лучшем случае ей удастся преодолеть всего несколько шагов, а потом ее все равно догонят и остановят. Поэтому девушка безучастно стояла возле поблескивающей темным лаком кареты и ждала терпеливо, как и все четыре лошади упряжки. В конце концов, фигурально говоря, она тоже была спутана своеобразной упряжью. Смутно виднелась Белая Башня – ее толстая белая колонна высилась в ночи. Немногие из ее окон были освещены, но кое-какие светились возле самого верха, вероятно, это те апартаменты, которые занимает Элайда. Эгвейн испытывала очень странное чувство. Она была пленницей, и жить ей, по всей вероятности, оставалось совсем немного, однако у девушки было такое чувство, будто она вернулась домой. Казалось, вид Башни влил в нее новые силы и энергию.

Два форейтора в ливреях Башни, с Пламенем Тар Валона на груди, спрыгнувшие с запяток кареты, успели уже открыть дверцы и разложить ступеньки лесенки, а теперь, стоя у подножки, они подавали руки, затянутые в белоснежные перчатки, каждой выходящей женщине. Однако только одна Бериша воспользовалась их помощью, и то лишь потому, как подозревала Эгвейн, что благодаря поддержке форейторов быстрее сошла на плиты мощеного дворика, не упуская из виду остальных сестер. Барасин одарила слуг такими взглядами, что один громко сглотнул, а второй побледнел. И даже во дворе Башни все пять Айз Седай не отпускали саидар.

Они находились у основного заднего входа: обрамленные камнем мраморные ступени спускались со второго уровня, под четырьмя массивными бронзовыми фонарями разливалось широкое озерцо дрожащего желтоватого света, и, к изумлению Эгвейн, у подножия лестницы стояла одна-единственная послушница, зябко кутавшаяся от холодного воздуха в белый плащ. Эгвейн бы меньше удивилась, встречай ее самолично Элайда, явившаяся позлорадствовать и поторжествовать над пленницей, в окружении свиты подхалимов. Не меньше поразило ее то, что этой послушницей оказалась Николь Трихилл. Реши Эгвейн разыскивать беглянку, то о Белой Башне как о ее убежище подумала бы в самую последнюю очередь.

Судя по тому, как округлились глаза Николь, которая увидела выходящую из экипажа Эгвейн, послушница была потрясена куда больше, чем пленница, но девушка тотчас же склонилась в изящном, хотя и торопливом реверансе перед сестрами.

– Кэтрин Седай, Амерлин говорит, что ее… ее нужно передать Наставнице Послушниц. Она говорит, что Сильвиане Седай даны на этот счет инструкции.

– Итак, похоже, тебя сегодня вечером наконец-то высекут, – пробормотала Кэтрин с улыбкой.

Эгвейн терялась в догадках: питает ли та к ней личную ненависть, или возненавидела ее за то, что девушка представляет собой, или просто ненавидит всех. «Высекут». Она никогда не видела подобного, но с описанием была знакома. Судя по всему, экзекуция в высшей степени болезненная. Эгвейн встретила взгляд Кэтрин недрогнувшим взором, и через мгновение улыбка у той исчезла. Казалось, ее так и подмывало врезать пленнице. Аийл обладали умением справляться с болью. Они принимали ее, отдавались ей, не сопротивляясь и даже не стараясь сдержать стонов и криков. Наверное, это ей поможет. Хранительницы Мудрости говорили, что так можно избавиться от боли, освободиться от нее, не позволяя впиться в тебя.

– Если Элайда намерена затягивать дело без всякой нужды, то я сегодня в этом больше не участвую, – заявила Фелана, обведя всех присутствующих, включая и Николь, хмурым взором. – Если девчонку нужно усмирить и казнить, этого ей хватит.

Подобрав юбки, желтоволосая сестра взбежала по ступеням мимо Николь. Она и в самом деле взбежала! И когда она исчезала внутри, ее по-прежнему окружало сияние саидар.

– Согласна, – холодно заметила Приталле. – Хэррил, ты собираешься отвести Кровавое Копье в конюшню? Пожалуй, пройдусь-ка я с тобой.

Хэррил носил плащ-хамелеон Стража: когда он стоял неподвижно, его, казалось, не было видно почти целиком, а когда он двигался, по плащу пробегала цветовая рябь. Ни слова не говоря, с тем же каменным лицом он последовал за Приталле в ночь, но то и дело оглядывался через плечо, явно охраняя ее со спины. И вокруг Приталле также сохранялось свечение. Что-то здесь происходит такое, о чем Эгвейн ничего не знала и не догадывалась.

Вдруг Николь раскинула юбки, склоняясь в новом реверансе, на сей раз заметно более низком и почтительном, и торопливо, сбивчиво выпалила: