Зоя Космодемьянская - Владимир Успенский

На полпути, огибая деревню, ребята увидели двух гитлеровцев. Солдат тащил мешок, а следом шагал здоровенный веселый унтер с чемоданом. В одном кителе, несмотря на холод. Или закаленный, или крепко под градусом был. Судя по всему, эти немцы-танкисты «промышляли» в деревне и теперь возвращались в свою часть. Проворов огляделся. Кругом пусто. На востоке потрескивали выстрелы. Пулемет прострочил. Поди сообрази, где палят!

Велел ребятам взять фашистов на мушку. Голубев и Емельянов по команде нажали спусковые крючки. Солдат-немец ткнулся носом в землю. А унтер устоял. Мимо пронеслась пуля или не очень зацепила его. Пришлось Павлу выстрелить самому.

Бегом — на дорогу. Ребята подхватили чемодан, мешок, а Проворов, ища документы, обшарил карманы еще теплых, словно бы спящих гитлеровцев. Глянул мельком в лицо унтера: конопатая откормленная харя, в углах рта пузырилась кровь. От него пахло сивухой и одеколоном.

— Быстрей, так и не так! — подхлестнул Павел парней.

Вернувшись в отряд, осмотрели трофеи. Чемодан был набит тряпками: носки, полотенца, рукавицы, шапка, несколько банок варенья. А в мешке — куры и гуси со свернутыми шеями.

Кто-то из девушек предложил отнести все это назад, в деревню. Ей возразили: теперь в ту сторону нельзя соваться, немцы уже хватились своих, искать будут.

— Ничего, девочки, жратва нам самим пригодится, — сказал Проворов.

— У людей ведь отобрано.

— Для них это добро все равно пропало. Они возрадовались бы, если б узнали, что не фрицам, а своим досталось…

Бориса Крайнова особенно заинтересовали документы, взятые у танкистов. Солдатские книжки, письма. Самое нужное для разведчиков. Это — удача. Он даже не сделал замечания Проворову за неосторожность, за поднятый шум. Дело-то сделано.

Борис составил донесение, перевязал шпагатом пакет с документами, протянул связному:

— Отправляйся сейчас, днем. Время не терпит. В крайнем случае переждешь где-нибудь до темноты. Но вечером бумаги должны быть у капитана. Сюда возвращаться не надо. Мы идем дальше.

И Проворову:

— Поднимай людей!

— Дал бы передохнуть малость, ноги-то не казенные.

— Нельзя. Немцы теперь всю округу прочешут.

— Эх, жизнь кочевая, так и не так! — выругался Павел и осекся, наткнувшись на жесткий взгляд Крайнова. — Ладно уж, извини, вырвалось. А уходить надо, ты прав.

Через несколько минут разведчики двинулись дальше в глубь леса, не оставив на поляне никаких следов. Впереди, задавая темп, ровно шагал Крайнов.

Капитан Епанчин твердо решил ждать связного на передовой вместе с саперами. Задели его слова Крайнова: замерзнешь, мол. Человек самолюбивый и мнительный, он сам «домыслил» то, чего, наверно, не хотел сказать и даже в голове не держал командир ушедшего отряда. Простынешь, дескать, тыловой щеголь, штабной чиновник… Крайнов и знать не знал, что капитан этот из штаба, угодил в самое больное место. Епанчину стыдно было, что он, строевой командир, не участвует в боях, а корпит в тылу над немецкими документами, изредка допрашивает пленных, хотя это способна делать женщина, владеющая языком. Особенно неудобно было ему отправлять за линию фронта отряд Крайнова. Уходят на страшный риск юнцы и девчонки, а он лишь провожает их… И его же еще и жалеют: «Легко одет, не простудись!»

В разведывательный отдел Егор Егорович Епанчин угодил случайно. Всю службу провел в кавалерии, душой привязан был к своему романтичному и лихому роду войск. А жена, окончив институт, преподавала немецкий. Когда вышел приказ о том, что командному составу, сдавшему экзамены на звание военного переводчика, прибавляется определенная сумма к денежному содержанию, на семейном совете решили: Епанчиным то и карты в руки. Даже на курсы Егору не надо ходить, дома осилить можно. Они установили три дня в неделю, когда разговаривали между собой только по-немецки. За полтора года Епанчин в языке сравнялся со своей благоверной и успешно сдал соответствующий экзамен. Его хвалили за чистое берлинское произношение. И справку дали, и в личное дело занесли, и оклад увеличили. Радовался Епанчин вместе с женой.

Едва началась война, припомнил кто-то его отличное произношение. Дивизия кавалерийская ушла на фронт, а капитана откомандировали на краткосрочные курсы. С курсов — в армейский штаб. И не было у него ни опыта в новой работе, ни интереса к ней…

За ночь в шинели и хромовых сапогах Егор Егорович промерз, как говорится, до самых костей. Даже, казалось, мускулы и хрящи в нем заледенели и похрустывали, когда шевелился.

Среди дня связной от разведчиков явиться не мог. Поэтому капитан оставил саперов, имевших полушубки и валенки, в условленном месте возле болота, а сам со спокойной совестью отправился в штаб ближайшего полка, чтобы подкрепиться там, согреться доброй стопкой и раздобыть на время теплую амуницию. Саперам же сказал, что вернется в семнадцать ноль-ноль.

Однако саперы сами разыскали его еще до наступления темноты. Привели паренька с расцарапанной щекой и заплывшим глазом. Связной где-то грохнулся на бегу, зацепившись за корни. Егор Егорович прочитал донесение, присланное Крайновым, полистал немецкие документы и, пожалуй, впервые понял важность той работы, которой теперь занимался.

Пошел к начальнику штаба полка:

— Связь с дивизией есть?

— Тебе кого?

— Самого Полосухина.

— Сейчас соединят.

— И еще, будь другом, скажи, чтобы коня мне приготовили. И сопровождающих.

— Дорогу не найдешь, что ли?

— Тут такие сведения, что хоть эскадрон с собой в охрану бери!

Выводы напрашивались сами собой. Если враг подтянул непосредственно к линии фронта ударные танковые части (а он подтянул именно их), значит, наступление начнется в самое ближайшее время. И второе.

Противник сосредоточил танки на участке дивизии Полосухина, на стыке двух обороняющихся советских армий: 5-й и 33-й. Замысел фашистов ясен: надеются пробить брешь — ведь стыки по праву считаются наиболее уязвимым местом.

Что же, решительного наступления гитлеровцев Виктор Иванович и без того ожидал с часа на час. Предполагал: неприятель особенно сильно будет давить на левый фланг дивизии, на стык с соседями. Сведения, полученные от Крайнова, лишь уточняли и конкретизировали то, о чем думал полковник Полосухин, о чем размышлял командарм-генерал Говоров, о чем совещались, наверно, неподалеку отсюда, в Перхушкове, в штабе Западного фронта. Во всяком случае, обстановка теперь прояснилась, и надо еще раз взвесить, какие принять меры, чтобы отразить готовящийся удар.

Виктор Иванович Полосухин не мог сказать, что он чувствует себя спокойно в преддверии вражеского наступления. Нет, у фашистов больше сил. Им помогает уверенность в успехе и опыт, накопленный за несколько лет войны. А для полковника Полосухина, для его поредевшего соединения предстоящая битва будет лишь вторым крупным сражением с немцами, вторым испытанием — после битвы на Бородинском поле.