Ревущие сороковые - Петр Капица

— Приготовить спасательные средства! — приказал я в мегафон старпому.

В такую погоду спускать шлюпку было бессмысленно. Боцман и второй механик, привязав к спасательным кругам пеньковые концы, стали наготове у борта.

Я вспомнил, как сам вот так же тонул на Балтике. «Только бы у него не ослабла воля к борьбе… Можно спастись и в такой шторм». Марсовый еще раз хорошо осветил тонущего, и… Трефолев узнал в нем норвежца Хаугли.

— За бортом Сигге… Наш Сигге! — заорал он.

Боясь, что шальная волна может убить пловца ударом о борт, я стороной обошел норвежца и надумал поставить судно лагом к ветру: так можно было создать некоторое затишье у борта.

Трефолев хорошо меня понял: повиснув на штурвале, он до предела положил руль влево. Китобоец на какое-то мгновение как бы застыл на месте, словно не решаясь на рискованный маневр. Но сильная волна ударом в скулу помогла ему развернуться.

— Не зевать! — крикнул старпом. В воду полетели спасательные круги. Судно, ставшее лагом к ветру, принимало на себя удары волн. Встречая препятствия, волны разбивались в брызги, взлетали вверх, перекатывались через палубу и мостик.

Спасательные круги упали почти рядом с Хаугли. Но руки норвежца уже так окоченели, что не могли их подхватить: круги выскальзывали, удалялись. Волны накрывали барахтавшегося норвежца и заволакивали пеной.

— Эх, пропадет малый!

Ударом сильной волны, перекатившейся через мостик, меня чуть не сбило с ног.

— Живей! Не возиться! — торопил старпом. Неожиданно для нас боцман сбросил с себя куртку, сапоги и прыгнул за борт…

Подцепив один из спасательных кругов, Демчук подплыл к норвежцу и схватил его…

Перекатившаяся волна на время скрыла из наших глаз боцмана и норвежца.

На помощь второму механику кинулся третий штурман. Вместе они уцепились за пеньковый конец и подтянули к борту спасательный круг с людьми…

— Выуживай!

Возня в темноте заняла немного времени.

— Есть! — донёсся радостный крик нескольких человек.

Теперь можно было развернуть судно носом к волне и объявить отбой тревоги.

Занятые спасением тонущего, мы не заметили, как прошла стороной гроза и океан несколько утихомирился.

Китобойцы, подошедшие на помощь, погасили прожектора и вернулись на свои места. Вся флотилия тем же строем двинулась в путь.

Огней иностранной флотилии уже не было видно. Ее суда ушли дальше. Видимо, на «Джеффрисе» не объявлялась тревога. Неужели там прозевали исчезновение гарпунера?

Отстояв на мостике больше положенного времени, я передал вахту второму штурману и поспешил в кают-компанию, куда унесли норвежца.

В кают-компании голый Сигге Хаугли лежал на одеяле, постланном прямо на столе. Он был без сознания. Боцман, переодетый в сухое белье, макал в миску со спиртом шерстяную варежку, надетую на правую руку, и растирал окоченевшее тело норвежца.

— Так на Севере делали, — сказал он. — Сейчас оживет, тогда внутрь дадим.

Тут же толклись механик и третий штурман. Оказывается, норвежца чуть второй раз не унесло в море. Шальная волна, накрывшая всех, уже потащила его к корме. Хорошо, что механик успел, как вратарь на футбольном поле, прыжком кинуться на Хаугли, ухватиться за его ногу и удержать, зацепясь за кнехт.

— Оживает, — наконец сказал боцман. — Завтра своим ходом пойдет.

Открыв глаза, Хаугли сначала не понимал, где он находится, но, услышав русскую речь, успокоился.

Ему дали выпить спирта, а затем повернули спиной вверх. Боцман вновь принялся растирать порозовевшее тело норвежца.

Демчук так старался, что сам разогрелся. А от проглоченного спиртного его дубленные ветрами шея и лицо приобрели багровый оттенок.

С флагмана пришел запрос: «Не желает ли пострадавший что-либо передать на свою флотилию?»

— Hay, нау, чельд возми! — воскликнул Хаугли. — Они бандити… хотели бросить осьминогам. Их дела должна знать полиция.

Норвежец натянул на себя теплое егерское белье, принесенное старпомом, и рассказал, что случилось с ним на «Джеффрисе».

Пьянство на китобойце началось почти сразу же, как только Хаугли нашел амбру. Посмотреть редкую находку на судно прибыл сам Джон Сэрби и сгрузил два бочонка с ромом и виски. Хозяин флотилии в этот день был необыкновенно щедрым и приветливым.

— Угощаю всех бесплатно! — объявил он. — Пейте на радостях!

Ему хотелось, как позже понял Хаугли, за полцены выкупить амбру у пьяных китобоев, тут же в океане, где земные радости заманчивей, чем на суше. Сэрби умел соблазнять. Он предложил норвежцу перебраться в хорошо оборудованную каюту «Сэра Джемса Кларка Росса», которая обслуживается молодыми и покладистыми буфетчицами.

— Прелестные блондинки! — воскликнул сопровождавший хозяина флотилии тяжеловес Эб Балфор.

Ходили слухи, что этот бывший боксер еще недавно продавался спортивным боссам за гроши, выполняя роль живого тренировочного мешка. Но здесь, на флотилии, Эб был грозой, так как числился помощником Сэрби по добыче и был первым драчуном, легко пускавшим в ход свои увесистые кулаки.

Сигге Хаугли был трезв. Вежливо поблагодарив босса за весьма заманчивые предложения, он сказал:

— Мы как-нибудь потерпим до Кейптауна. Там больше удовольствий и за амбру дают настоящую цену.

— А вы уверены, что благополучно дойдете до Кейптауна? — не без угрозы спросил Джон Сэрби. — Когда предстоят удовольствия — следует поторопиться. Человек недолговечен.

Пообещав сделать его своим компаньоном, Джон Сэрби увеличил на пять тысяч долларов сумму, предложенную за амбру.

— Нет, — твердо сказал Хаугли. — Меня не прельщает жизнь ни компаньона, ни капиталиста. И большие деньги в море ни к чему. Они только вызовут зависть и раздоры. Дождемся суши.

— Боюсь, что вы ее не дождетесь. Упрямые рискуют остаться ни с чем. Советую подумать.

Взбешенный Сэрби покинул судно, а когда через день был объявлен конец охоты на полосатых китов, он еще раз посулил небывалые для Антарктики блага. Получив решительный отказ, рассерженный хозяин прислал на китобоец Эба Балфора.

Хаугли пришлось уступить угрюмому боксеру капитанскую каюту, а самому переселиться в гарпунерскую.

В пути Балфор запил и вовлек в загул боцмана и механика. Хаугли ничего не мог сделать с пьяницами.

В последнюю, самую тяжелую ночь матрос, обслуживающий Эба Валфора, донес, что боксер подговаривает собутыльников расправиться с норвежцем за то, что тот якобы хочет прикарманить все деньги, полученные за амбру.

Хаугли знал, на что способны эти пьяницы, поэтому, как только, увидел огни нагонявшей советской флотилии, отстал и, изменив курс, пошел рядом с русскими судами. Он надеялся, что это облагоразумит пьяниц.

Отстояв свою вахту, норвежец послал матроса разбудить вахтенного помощника. Но тот оказался столь пьяным, что не мог подняться с постели. Вместо штурмана на мостике появился боцман. Он тоже был нетрезв, но довольно твердо держался на ногах. Хаугли так промок под грозовым ливнем, что решил на время оставить боцмана у машинного телеграфа и отправился переодеваться в сухое.

Едва Хаугли спустился с трапа, как в темноте кто-то преградил ему путь и так ударил в лицо, что в глазах заметались искры. Хаугли не удержался на ногах…

Норвежец очнулся уже в воде. Барахтаясь, он сумел сорвать с себя штормовой плащ, куртку и сбросить сапоги. Видя, что'китобойцы проходят мимо него, Хаугли принялся кричать. Но разве в такой шторм кто-нибудь мог услышать его?

Все же он еще не терял надежды и поплыл навстречу советским китобойцам. Он рассчитывал на чудо — и чудо свершилось: его заметили и сделали все, чтобы спасти. Теперь он может не опасаться за свою жизнь, он среди хороших людей.

Мы запротоколировали все, что рассказал норвежец. Скрепили документ свидетельскими подписями и сообщили обо всем на флагман.

Главный врач флотилии по радио проконсультировал нас, какую медицинскую помощь надо оказать спасенному, чтобы он не заболел воспалением легких.

Опасения врача оказались напрасными. Проспав четырнадцать часов, Хаугли как ни в чем не бывало поднялся с постели. Лихорадка лишь слегка обметала его губы. Он даже хотел подменить нашего кочегара, но мы ему не позволили.

Шторм не унимался. Матросам запретили появляться на заливаемой верхней палубе. С мостика в каюты остался один путь: приходилось спускаться в ходовую рубку и из нее пробираться в коридор, в котором стоял такой грохот, точно беспрерывно бухала гарпунная пушка.

За двое суток на «Косатке» были разбиты толстые стекла рубки, снесен клотиковый фонарь, пострадали кильблоки спасательной шлюпки.

Высокие, возникавшие у горизонта волны непрерывной чередой продолжали накатываться на судно. Приближаясь, они вспухали, выгибали пенистый гребень и с ревом обрушивались на китобоец. Иногда вода не успевала схлынуть, и новая волна прокатывалась по старой. Китобоец оседал, кряхтел, но продолжал двигаться. Из машинного отделения доносился надрывный и хриплый гул.