Береги свою любовь - Хельга Нортон

— Черт побери! — спохватился Филипп. — Я просто идиот! Это слишком много, да? Наверно, ты устала, а я тебя тороплю…

Анджела поцеловала его в губы.

— Я ни капельки не устала, — прошептала она. — И на все согласна.

— Ты уверена? Потому что…

— Филипп!

Судя по тону Анджелы, разговор был окончен. Но Филипп умел оставить за собой последнее слово.

— Планы меняются, — сказал он. — Мы проведем здесь два дня.

— Честное слово, я не…

— Я знаю. Мы посетим порт и магазины. — Он бережно опустил Анджелу на подушки. — Но Джон и Грейс пару дней подождут. У нас есть занятие получше.

Анджела негромко засмеялась, обняла его за шею и поцеловала.

— Как насчет завтрака? — нежно спросила она.

Филипп взял в ладонь ее грудь, провел пальцем по соску, и она затаила дыхание.

— А как насчет этого? — шепнул он.

— Это может… — У нее дрогнул голос. — Это тоже может подождать.

Он наклонил голову и лизнул ее.

— У твоих сосков цвет роз.

— Они никогда не были такими чувствительными, — прошептала в ответ Анджела. — Ребенок…

— Я делаю тебе больно?

— Ох нет. Нет! Я люблю, когда… да, когда ты делаешь это. Когда ты… ох! Ох, Филипп…

Другого ответа ему и не требовалось. А когда ее пальцы сомкнулись на его упругом члене, Филипп лег на бок, повернул Анджелу и перекинул ее голень через свое бедро.

— Смотри на меня, — хрипло велел он. — Я хочу видеть твое лицо.

Его слова, прикосновения и движения были настоящей пыткой. Анджела вскрикнула, поцеловала его в губы и отдалась ему телом и душой…

Доказав это единственным способом на свете.

Когда они проснулись, стояло ясное безоблачное утро.

На острове Эйр наступила благодать. Теплые дни и холодные ночи, полные страсти.

В объятиях мужа Анджела теряла всю свою сдержанность. Филипп был потрясающим любовником: романтичным, щедрым и требовательным. Его любовь была бурной и опасной, как море, и нежной, словно полевые цветы, растущие на пустошах. Впервые в жизни Анджела чувствовала себя свободной…

Свободной, если не считать неспособности произнести три простых слова, живших в ее сердце. Если бы она могла сказать Филиппу «я люблю тебя»…

И все же она была несказанно счастлива.

Они гуляли по берегу, пустынному в это время года. Анджела собирала гальку и раковины. Филипп слегка поддразнивал ее, но набивал карманы и относил образцы домой именно он.

Они съездили в порт и полюбовались на яхту, стоявшую у причала. Анджела посмотрела на стройную красавицу, затем на лицо мужа и поняла, что любит океан и паруса.

— Мы можем вывести ее в море? — спросила она.

Филипп обнял жену, сказал, что очень рад ее энтузиазму, но все же думает, что это нужно сделать после родов.

— Милая, тогда тебе будет легче, — сказал он.

Анджела улыбнулась, кивнула и напомнила себе, что глупо плакать от радости при мысли о совместном будущем. Филипп уже говорил это, но только когда речь шла об их ребенке. Мелочь, конечно, однако она была счастлива.

Все наполняло ее ощущением счастья.

Например, посещение маленького ресторана, в котором хозяин назвал его по имени.

— Это моя жена, — сказал Филипп.

Мужчина поцеловал ей руку, широко улыбнулся, увидев ее живот, подарил ей красную розу и усадил за столик.

От удовольствия у Анджелы закружилась голова. До сих пор Филипп ее никому не представлял. «Это моя жена, — повторяла про себя она. — Это моя жена…»

Разве в английском языке есть слова чудеснее?

Они шли по мощенной булыжником Мейн-стрит и заглядывали в витрины магазинов. Филипп купил ей одежду — несколько шелковых брюк на завязке и кучу просторных блузок. Купил понравившиеся ей босоножки ручной работы и золотые серьги. Анджела старалась не показывать виду, что вещь ей нравится, но это не помогало: Филипп все равно покупал ее.

— Мне ничего не нужно, — слегка задыхаясь, говорила она, однако пакеты и коробки ложились в багажник.

Филипп целовал ее и говорил, что это не имеет значения; главное, чтобы человеку чего-то хотелось.

Они устроили пикник на вершине холма, откуда были видны яхты, бороздившие море. Потом поехали в городок, где ели хот-доги и картофельные чипсы и следили за любителями серфинга, скакавшими на волнах. Поскольку вино было Анджеле противопоказано, они пили из бокалов для шампанского имбирный эль.

А когда вечерами они возвращались домой, Филипп неторопливо раздевал Анджелу и занимался с ней любовью, пока она не начинала плакать от радости.

О да, она счастлива. Так счастлива, что становилось страшно.

11

Неужели это надолго? Этот вопрос пугал ее в разгар ночи, а когда Филипп просыпался и видел, что она стоит у окна и смотрит на море, Анджела говорила, что у нее разболелась спина, хотя на самом деле у нее болело сердце.

— Милая, я помогу, — говорил он, относил ее на кровать, клал на бок и растирал «больное» место.

Потом на смену рукам приходили губы, и она забывала обо всем на свете, кроме своей любви.

Однажды во время завтрака Анджела осторожно упомянула о Джоне, к которому они собирались съездить. Просить не хотелось: а вдруг он передумал? Но Филипп обрадовался и начал рассказывать обо всех своих родных.

Забавные истории о его братьях и сестрах заставляли ее смеяться, но Анджела чувствовала, что в раннем детстве, когда отец таскал их из города в город, гоняясь за мечтой, Филиппу было одиноко.

— Наверно, я надоел тебе, — наконец сказал он.

Анджела порывисто взяла его руку, поднесла к губам и поцеловала.

— Как можно скучать, если ты узнаешь о муже самое главное? — нежно сказала она.

Лицо Филиппа приняло странное выражение, которого она не поняла. Она тут же пожалела о своих словах и сказала, что всегда интересовалась подробностями жизни других людей. Тогда Филипп бросил на нее еще один загадочный взгляд и сказал, что для врачей это нехарактерно. Оба рассмеялись, и инцидент был забыт.

Однажды ночью, лежа в объятиях Филиппа и прислушиваясь к мерному дыханию прибоя, Анджела рассказала ему о себе. Об отце, которого не знала. О матери, которую не понимала. О жизни на задворках общества и первой маленькой победе, когда она получила стипендию и поступила в престижный университет. Мать говорила, что ее туда никогда не примут.

Филипп молчал, и Анджела решила, что он уснул. Точнее, что она усыпила его своей болтовней. Какого черта ей вздумалось все это рассказывать?! Но тут он лег на нее и целовал до тех пор, пока у Анджелы не распухли губы.

— Ты — чудо, — нежно сказал он. — Настоящее чудо. А я… я…