Повседневная жизнь дворянства пушкинской поры. Этикет - Елена Лаврентьева

На поклон отвечается всегда тем же; явное требование, которое выполнить должно.

После поклона, когда вступите в разговор с старшим или с благородною женщиною, следует стоять с обнаженной головой до тех пор, пока, по крайней мере, пригласят один раз накрыться.

Дамы приветствуют знакомых склонением головы, друзей же движением руки, счастлив тот, которого вместо всех церемонных обрядов встречают приятным взглядом.

Приветствия должностным людям должны различаться по уважениям к ним, независимо от правил вежливости, и по мере гибкости шеи того, кто вам кланяется.

Есть, однако же, правило без исключения: просителю множество поклонов то же, что отказ; почтенные предки наши называли то придворными пустыми обещаниями.

Люди, вышедшие из низкого состояния, невежи, дворянчики, занимающие места, кланяются только высокомерно; человек, умеющий себя ценить, отвечает на первый поклон тою же вежливостью, повторяемого же не замечает».

Глава VI.

«Визит учтивее карточки»{1}

Широкое распространение визитные карточки получили в Европе в конце 80-х годов XVIII века. Вскоре они вошли в моду и в России. Отпала необходимость объезжать с визитами всех родственников и знакомых, достаточно было вручить швейцару карточку, или визитный билет, как тогда говорили.

«…В Лондоне, как и во всех больших городах, рассылают чрез слуг визитные билеты, но бывают нередко случаи, когда господа лично должны отвозить их, а потому каждый привратник (portier) держит два ящика, из коих на одном написано присланные, а на другом привезенные; в сии ящики распределяет он билеты, смотря по тому, кто их доставил, слуга ли или сам господин»{2}.

«В Новый год и на Святой, — пишет современник, — самый большой расход визитным карточкам. Лакеи на извозчиках, верхом и пешком рыскают по всему городу. Москва так велика, что эта развозка билетов бывает иногда весьма затруднительна и тягостна… Впрочем, разносчики билетов находят средство облегчать свои труды: у них есть сборные места, главные из них в Охотном ряду; там они сличают свои списки и меняются визитными карточками. Разумеется, это не всегда бывает без ошибок. Иногда вам отдадут карточку какого-нибудь барина, с которым вы вовсе не знакомы или заставят вас поздравить с праздником человека, с которым вы не хотели бы и встретиться»{3}.

О моде развозить визитные карточки ходило в ту пору немало анекдотов. Вот один из них: «Одна московская барыня делала все свои визиты обыкновенно раз в год. Перед этими визитами ей случилось выписать себе из деревни нового лакея, взрослого, видного мужчину. «Мы поедем, — сказала она ему, — завтра с визитами, возьми карточки и оставляй их там, где не будем заставать хозяев дома». Поехали назавтра. Ездят день, другой, на третий, в одном из последних домов, барыня приказывает лакею оставить три карточки. "Да у меня осталась всего-навсего одна, — отвечает лакей. — Вот она — винновый туз"»{4}.

Этикет не допускал «делать вторично визит особе, которую не застали».

«Если не принимают, то должно оставить карточку, загнуть у ней угол, это значит, что она привезена лично, а у начальников расписываются, если они не принимают, на особом, для этого приготовленном, листе»{5}.

В каждом доме была визитерная книга, куда швейцар записывал имена посетителей на тот случай, если визитер не оставлял карточку. И здесь не обходилось без курьезов.

«Надобно хотя немного познакомить читателя с Бенкендорфом, о котором ходило много рассказов по поводу его забывчивости. Граф Бенкендорф жил в Большой Морской, в той же улице остановился французский посланник дома через четыре. Граф пошел пешком отдать визит посланнику, но его не было дома, — читаем в "Записках" Э. И. Стогова. — Граф хотел отдать визитную карточку, но не нашел ее в кармане. Тогда граф говорит швейцару: "Запиши меня, ты меня знаешь?" Швейцар был новый, отвечал: "Не могу знать, как прикажете записать?" Граф вспоминал, вспоминал и никак не мог вспомнить своей фамилии. Досадуя на себя, пошел домой, обещая прислать карточку. По дороге встретил его граф Орлов и, сидя на дрожках, закричал: "Граф Бенкендорф!" Последний обрадовался, будто что-то нашел, махнул рукой Орлову и, повторяя про себя "граф Бенкендорф", вернулся к посланнику и записался. Этот анекдот повторял весь Питер, и знал о нем государь»{6}.

Следующий анекдот сообщает П. А. Вяземский: «Когда Карамзин был назначен историографом, он отправился к кому-то с визитом и сказал слуге: «Если меня не примут, то запиши меня. Когда слуга возвратился и сказал, что хозяина дома нет, Карамзин спросил его: "А записал ли ты меня?" — "Записал". — "Что же ты записал?" — "Карамзин, граф истории"»{7}.

Оставить визитную карточку в доме почтенной особы или начальника считалось невежливостью. В этом случае швейцар записывал имена визитеров.

«N, разъезжая в Новый год с визитами, приехал, между прочим, к княгине Г. Поставляя с своей стороны невежливостию оставить у Ее Сиятельства визитную карточку, он спросил у швейцара бумаги, на которой мог бы расписаться. "Бумаги-то нет, сударь, — отвечал швейцар, подавая ему аспидную доску с грифелем, — а извольте написать здесь". N, взглянув на доску и видя, что обе ее стороны совершенно исписаны кругом так, что ему решительно негде прибавить своего имечка, возразил: "Помилуй, братец, да где ж тут написать?" Швейцар, посмотрев на него с значащею миною, послюнил палец и, стерши на доске несколько фамилий особ, приезжавших с визитами, сказал важным голосом: "Эки вы, сударь, несметливые: этого не могли догадаться". N, разумеется, не мог не расхохотаться и на очищенную вакансию начал писать свое имя.

Швейцар (кланяясь): Имею честь поздравить с Новым годом, с новым счастием.

N (расписавшись): Голова! Вот тебе полтинник; только, сделай одолжение, ты и мое имя таким же образом не сотри, а то княгиня не будет знать, что я приезжал.

Шв.: Нет, сударь, как можно…

N: Да так же можно, как ты этих стер.

Шв.: Нет, сударь, я уж пойду теперь и принесу сверху бумаги и чернил.

N: То-то же, давно бы догадался (уезжает)»{8}.

«Князь Кочубей, слывший, однако, каким-то полулибералом, возвратясь домой, находит у себя карточку приезжавшего к нему с визитом молодого кавалергардского офицера Вадковского, этого умного и благородного декабриста. В тот же вечер Кочубей говорит одному из гостей: "Представьте себе, до чего доходит ныне дерзость молодежи: нахожу я сегодня у себя карточку Вадковского! Мальчишка, корнет, оставляет свою визитную карточку мне, человеку в моем чине? Мог бы, кажется, расписаться у швейцара, а не оставлять мне своей карточки!"

До коронации Николая I, когда приехало с иностранными посольствами большое количество молодежи, привезшей с собой обычаи заграничные, до тех пор оставление визитной карточки считалось в России фамильярностью и допускалось лишь между людьми, равными по общественному положению»{9}.

«Лишь приедешь в город, запасись визитерными картами; напиши на них свой чин, титул, имя, отечество и фамилию, а на другой стороне мелкими литерами: записать у швейцара»{10}.

«В первых годах текущего столетия можно было видеть визитную карточку следующего содержания: такой-то (немецкая фамилия) временный главнокомандующий бывшей второй армии»{11}.

Форма карточки зависела от моды. «Карточки в начале XIX века были цветные, тисненые, с гирляндами, каймами, с рисунками — амуры и цветы, нимфы, даже просто герб владельца. Но с 20 — 30-х годов визитные карточки стали делать простые белые "лакированные" без всяких украшений»{12}.

«В нашей столице столько разнообразия, столько оригиналов, столько предрассудков; будь лишь охота, а за материалами дело не станет, — пишет автор рассказа "Визитные билеты", помещенного на страницах "Дамского журнала". — Едва успел я написать сии строки, как вдруг приятель мой Р.. входит ко мне. После обыкновенных приветствий он рассказал мне кучу городских новостей, сочиняемых… праздными пересказчиками. "Поедем со мною в типографию, — сказал приятель мой, — мне нужно к празднику заказать себе сотню визитных билетов, и ты поможешь мне выбрать, которые получше". Я согласился, и мы поехали. Приехавши в типографию, нашли в ней множество народу; содержатель суетился, кланялся, кривился пред своими покупщиками, уверял, что его типография отличнейшая, что визитные билеты выписаны им прямо из Парижа; словом, употреблял все обыкновенные уловки и уверения модных торговок и торговцев.