Избранные сочинения в 9 томах. Том 4 Осада Бостона; Лоцман - Джеймс Купер

— Бывают минуты, когда я завидую морякам, — сказал Полуорт, лениво привалившись к борту и бороздя воду рукой. — Плавать в лодках не такая уж тяжелая работа, а свежий воздух, вероятно, весьма способствует пищеварению. Морской пехоте вольготно живется, как я погляжу!

— Говорят, они жалуются, что флотские офицеры посягают на их права, — заметил Лайонел. — И я сам не раз слышал, как они сетуют, что им месяцами бывает негде поразмять ноги.

— Ха! — воскликнул Полуорт. — На мой взгляд, ноги — наименее необходимая часть человеческого тела. Я часто думаю, что при сотворении его была допущена прискорбная ошибка. Вот, к примеру, и без ног можно быть очень хорошим лодочником… И хорошим скрипачом можно быть без всякого участия ног, и превосходным портным, и стряпчим, и врачом, и священником, и вполне сносным поваром, словом — чем угодно, за исключением танцмейстера. Какой, собственно, смысл иметь ноги? Разве только для того, чтобы было где угнездиться подагре… И во всяком случае, нога длиной в двенадцать дюймов ничуть не хуже ноги длиной в милю, и все эти излишки превосходно могли бы быть использованы для более благородных частей человеческого тела — таких, как, например, мозг или желудок.

— А что же будут делать офицеры легкой пехоты — ты забыл о них, — сказал Лайонел, рассмеявшись,

— Ну, им можно накинуть два-три дюйма, хотя, так как все в этом мире оценивается лишь путем сравнения, то, в сущности, и это не имеет никакого значения. По моей системе человек без ног так же годится для легкой пехоты, как и с ногами. Это только в значительной мере избавило бы его от весьма докучных маневров и прежде всего — от этих новых упражнении. Вот тогда это была бы поистине восхитительная военная служба, Лео! Осталась бы только вся поэтическая, так сказать, ее сторона, вот как сейчас. Чего бы еще, кажется, телу или душе пожелать? А к чему, позволь тебя спросить, нужны нам сейчас ноги? В лодке от них одна помеха и ничего больше. К нашим услугам мягкий свет луны и еще более мягкое сиденье… Эта морская гладь, бодрящий воздух… Вон там раскинулась прекрасная земля, и, хотя она плохо видна нам сейчас, мы знаем, что она плодородна, богата и изобильна… А там — живописный город, где для нас припасено много заморских специй… Гляди, даже эти бестии рядовые в алых мундирах, со сверкающими карабинами в руках, кажутся не такими уж грозными в нежном сиянии луны!.. Видел ли ты мисс Денфорт, когда заходил на Тремонт-стрит?

— Да, я имел это удовольствие.

— Она уже была осведомлена о предстоящих военных операциях?

— Настроена она была необычайно воинственно.

— Упоминала ли она о легкой пехоте или о ком-либо, кто в ней служит?

— Твое имя безусловно было упомянуто, — довольно сухо ответил Лайонел. — Она намекнула, что курятникам угрожает теперь немалая опасность.

— Ах, в мире нет ей подобных! Самые ядовитые ее замечания — самая сладкая музыка для моих ушей. Нет, для изготовления ее нрава не пожалели острых приправ! Ах, если бы она была сейчас здесь… Пять минут при лунном свете для истинно влюбленного стоят палящего солнца целого лета… Вот было бы ловко, если бы можно было увлечь ее в один из наших живописных походов! Ваш покорный слуга привык брать все штурмом — как крепости, так и женщин! Где сейчас твои соратники — твои артиллеристы и драгуны, твои саперы и штабные офицеры? Храпят себе в ночных колпаках все до единого, в то время как мы здесь наслаждаемся лучшим из десертов жизни — восхитительной ночью… Ах, я жажду услышать пение соловья!

— Ты слышишь крик одинокого козодоя? Он словно жалуется на наше приближение.

— Эти звуки слишком печальны и слишком монотонны. Слушать их все равно что питаться целый месяц одной свининой. Но почему молчат наши флейтисты?

— Музыка выболтала бы все наши тайны, и предосторожности целого дня оказались бы напрасными, — сказал Лайонел. — Твой пыл берет верх над твоим благоразумием. Неужто предстоящий нам утомительный переход со всеми его тяготами еще не остудил твою кровь?

— Какие еще тяготы! — воскликнул Полуорт. — Мы ведь просто займем позицию возле колледжей, чтобы обеспечить доставку продовольствия… Ты на минуточку вообрази себе, Лео, что в солдатских ранцах — книги да грифельные доски и все мы направляемся в школу, и ты сразу снова почувствуешь себя мальчишкой… Ловко я придумал, а?

После того как Полуорт приятно и удобно расположился в лодке и опасения, которые внушала ему мысль о ночном марше, рассеялись, в настроении его произошла поистине внезапная и разительная перемена, и он продолжал благодушно разглагольствовать на описанный выше манер до тех пор, пока лодки не причалили к пустынному мысу в западной части полуострова. Здесь отряд высадился и построился со всей возможной быстротой. Рота Полуорта опять была поставлена во главе колонны легкой пехоты, один из штабных офицеров выехал вперед на коне, и отряд получил приказ следовать за ним. Лайонел велел своему конюху идти позади вместе с лошадьми, а сам снова стал рядом с капитаном, и по команде все двинулись вперед.

— Ну, теперь — под сень Гарварда! — сказал Полуорт, указывая на скромное здание университета. — Вам предстоит в эту ночь наслаждаться пищей духовной, пока я займусь приготовлением чего-нибудь более су… Эй! Да этот квартирмейстер ослеп! Куда это он нас ведет? Не видит он, что ли, — луг весь залит водой!

— Живее, живее, не отставать от легкой пехоты! — раздался суровый голос старого майора, ехавшего позади верхом. — Кто это здесь боится воды?

— Мы не водяные крысы! — проворчал Полуорт.

Лайонел ухватил его за руку, и растерявшийся капитан не успел опомниться, как очутился по колени в болотной тине.

— Смотри, как бы твои увлечения не вынудили тебя подать в отставку, — сказал Лайонел бредущему по воде Полуорту. — Теперь тебе, по крайней мере, будет о чем порассказать, когда вернешься из похода.

— Ах, Лео! — с шутливой грустью отвечал капитан. — Боюсь, что нам не придется посвятить себя служению музам при свете этой волшебной луны!

— Можешь не сомневаться. Видишь: крыша этого храма науки остается слева, а нас выводят на большую дорогу.

Тем временем они уже покинули залитые водой луга и выбрались на дорогу, с каждым шагом уводившую их все дальше от моря.

— Ты бы лучше позвал своего конюха и сел в седло, — угрюмо сказал Полуорт. — Тут, я вижу, надо поберечь силы.

— Сейчас это было бы безумием: я промок до костей и, если не хочу отправиться на тот свет, должен идти пешком.

Настроение Полуорта снова испортилось, и разговор оборвался. Офицеры молча шагали вперед, лишь изредка перебрасываясь отрывочными замечаниями, когда в этом возникала необходимость. Вскоре стало ясно, что идти придется довольно долго, и притом форсированным маршем: об этом свидетельствовало как направление пути, так и скорость, с которой двигался возглавлявший колонну офицер. Впрочем, становилось прохладно, и даже Полуорт был как будто не прочь слегка подогреть кровь таким несколько необычным для него способом. Колонны шли нестроевым шагом — требовалось только не выходить из рядов и не отставать, в остальном каждый был предоставлен самому себе. Продвигались быстро и почти в полном молчании, ибо все уже начинали понимать серьезность положения.