Я стираю свою тень 2 (СИ) - Панченко Сергей Анатольевич

— Оптимистично! — Айрис направила указательный палец в сторону парочки Троя и Кианы. — Только Джанбоб тоже знает об этом и постарается пожить подольше нашего. В хитрости и изворотливости ему не откажешь. Природный талант, помноженный на модификации, о которых мы можем только догадываться.

— Например? — мне стало интересно.

— Не здесь, — шепнула Айрис.

Мы покинули зимний сад и вышли в просторный холл в котором находилось панорамное окно или экран в половину стены. Для всех космос являлся почти такой же привычной средой, как для меня земная атмосфера. Увидев его во всем великолепии, я замер и не смог больше сдвинуться с места. Я видел часть корпуса судна, вокруг которого иногда возникало облако голубой плазмы.

— Торможение, — пояснил Трой регулярный процесс. — На досветовых идем, чтобы не светить конечный пункт.

— Много летал? — спросил я его.

— Лет сорок точно. Я же из департамента по адаптации природных космических объектов под нужды новых поселенцев. Работа, на первый взгляд, нудная, но стоит втянуться, появляется азарт. Я любил проектировать астероиды под жилые объемы. Выверять размеры, пластичность пород, пустоты, подгонять под будущие модули и переходы. А потом запускаешь технику и просто кайфуешь, как космическая глыба превращается в дом. Это как интеллектуальная игра.

— На каком этапе что-то пошло не так? — задал я не совсем этичный вопрос.

— На творческом. Я постепенно стал понимать, что мои знания становятся никому не нужны. Я стал знать про астероиды больше системы, а она заставляла меня делать так, как было предписано. Это стало причиной гибели двух десятков человек. Я знал, что толщина породы мала и может треснуть из-за постоянной смены температуры на поверхности. Так и получилось, порода треснула, разрушила стену модуля, мгновенная потеря воздуха и смерть. А виноватым все равно считали меня. Потом я стал искать выхода из-под ненужной опеки системы и стало еще хуже.

— Прости, что спросил, — мне стало неудобно. — Не хотел бередить тебе воспоминания.

— Да ничего. Мне наоборот, стало легче, выговорился. Что было, то было.

— Правильно. С Кианой давно?

— Пару лет, — больше Трой ничего не стал рассказывать о своих отношениях. — К станции подлетаем, — он указал на мизерную точку на экране, моргающую по очереди двумя цветами, белым и красным.

Плазменные вспышки участились. По корпусу корабля пошла мелкая вибрация. Айрис подошла ко мне. Трой вежливо отошел в сторону.

— Хочу верить, что мы не задержимся здесь надолго, — она прижалась ко мне. — Не хочу глупого пьяного веселья вместо тихого счастья.

— Уверен, мы что-нибудь придумаем, — я поцеловал Айрис в висок. — Что ты знаешь про модификации Джанбоба? — спросил я шепотом.

— Еще до того, как я попала на Землю, слышала от источников, которым можно доверять, что кое-кто научился программировать мозг на выполнение задач, с которыми обычно лучше справлялись электронные устройства. Но между устройством и мозгом всегда существовало недопонимание из-за специфичности сигналов техники и живой ткани. Устранив проблему программированием мозга, получаем совершенный компьютер управляемый привычным способом мышления.

— Ага, программируемая гениальность, — осенило меня.

— Это как Шерлок Холмс на препаратах для усиления дедукции. Поэтому боюсь, что он просчитает наши действия наперед, чтобы мы не задумали.

— Да уж, теперь понятно, почему он хвастался, что любит читать людей. Хотя…

— Что?

— Да нет, ничего. Я просто подумал, что любая программа рано или поздно слетает, но это говорит мой опыт общения с компьютерами на кремниевых чипах, как они ведут себя в мозге человека неизвестно.

— Лучше на это не рассчитывать.

— Да, завалим пока сотню-другую народа, а там видно будет, может еще понравится, — я привлек к себе Айрис.

— Фу, какой кровожадный.

— Я же с Земли.

Станция, к которой парковался наш корабль, выглядела, как выброшенный в космос железнодорожный пассажирский вагон. Серый параллелепипед с огоньками в торцевых сторонах. Из ее недр выполз гибкий «шланг» и присосался к судну. Я так понял, что на этом процесс стыковки закончился. Никакого тебе интимного момента залета корабля в ангар. Да и не влезло бы огромное судно в такую маленькую станцию. Ее размер явно был рассчитан на жизнь не более десяти человек, но с комфортом, как в СВ.

— Начался процесс перехода. Следуйте за маркером, — произнес приятный женский голос.

Заработал нейроинтерфейс. Появились кое-какие символы перед глазами и яркая полоса, ведущая в сторону выхода с корабля. Наш отряд космических солдат удачи направился вдоль нее. «Кишка» приемного рукава выглядела подозрительно тонкой и ненадежной. Мне страшно было ступать на ее гофрированную поверхность.

— Не бойся, здесь все рассчитано с многократным запасом прочности, — успокоила меня Айрис. — Это тебе не земной пластик с запланированным выходом из строя по окончании гарантии.

— Надеюсь, — я робко ступил на пол, ожидая, что он промнется под моей ногой.

Ничего не промялось, потому что в рукаве не было силы тяжести. Я оттолкнулся руками от стен и поплыл. Хорошо, что у меня уже имелся кое-какой опыт плавания в невесомости. Я ловко добрался до приемного шлюза станции. Он был открыт. На входе нас встречал робот с подносом, на котором стояли шесть бокалов шампанского и большая ваза с ягодами и фруктами. Не хватало только оркестра и аплодирующих зрителей.

— Встречают, как дорогих гостей, — оценил я широкий жест Джанбоба.

— Узнаю этого любителя выпендриться, — Айрис вышла из приемного шлюза и сразу схватила в руки красное яблоко.

Обнюхала его и откусила.

— Не домашние, — заметила она. — Но все равно намного лучше, чем желе или шахтерская бурдомага.

Я схватил грушу с потемневшим бочком, наперед зная, что она будет чуть-чуть переспелой и очень сладкой. Я не прогадал. Нежная сладкая плоть приятно растеклась по моему рту. Влетел Апанасий и замер у подноса.

— Что это? — спросил он удивленно.

Мы рассмеялись. Я уже и забыл, что многие космические земляне понятия не имеют об обычной еде.

— Пробуй, — я бросил ему в руки апельсин.

И сделал грубую ошибку. Здоровяк откусил огромный кусок, не очистив шкурку. И все равно остался доволен, закрыв от наслаждения глаза.

Трой, Киана и Камила видели фрукты в постановках и на картинах, но никогда не пробовали. Разумеется, настоящая еда, пусть и выращенная на нитратах и поспевшая по дороге в магазин, пришлась им по вкусу. А когда шампанское дало в голову, так и вовсе начался праздник живота. Робот-официант, похожий на однорукую стиральную машинку, умотал с пустым подносом и через пару минут вернулся с полной вазой фруктов и наполненными бокалами шампанского.

Начался процесс ознакомления со станцией. Заработавший нейроинтерфейс вовремя давал подсказки, объясняя предназначение функциональных элементов. Здесь был бар, баня, массажная комната, медицинский модуль, комната психологической разгрузки, поле для активных игр с отключением гравитации и несколько спальных отсеков. Настоящий отель с системой «олл инклюзив» с одной стороны, но с другой — тюрьма, из которой не сбежать.

Первые впечатления от станции отодвинули переживания о роли прислужника космического гангстера на задний план. На передний вышло любопытство, требующее удовлетворения. Мы с Айрис отделились от остальных, чтобы изучить весь функционал. Апанасия хватило только на бар, в котором он дегустировал еду и алкоголь. Камила зависла на массаже. А неразлучная парочка Троя и Кианы кинулись играть в мяч в невесомости. Наши мысли с Айрис телепатически сошлись на комнате психологической разгрузки. Она, будучи более осведомленной в этих вопросах, странно улыбалась мне, и черти бегали у нее в глазах.

В комнате с приглушенным светом стояли шесть кресел. Мы сели в соседние. Спинки мягко опустились вниз. Я оказался в полулежащем положении. На экране появился текст с анимированными картинками, предлагающий выбрать способ разгрузки. Прочитав их, я понял, что по большей степени мне предлагают посублимировать на своих низменных инстинктах и извращенных желаниях. Здесь был либо секс с огромным выбором партнеров и их количеством. Различные адреналиновые ситуации, типа перестрелок, гонок, прыжков с высоты и прочего. И много еще чего, что мне было совершенно неинтересно и даже омерзительно.