Амок - Янка Мавр

Но странная вещь: речь ли эта, монотонный ли голос или непосредственное влияние факира сделали так, что Пип начал чувствовать себя спокойнее. Все, случившееся с ним, не казалось теперь таким страшным, не пугала даже мысль, что ему придется просидеть здесь всю свою жизнь. Другие, мудрые мысли начали возникать в голове.«Вот, – думал он, – этот факир добровольно сидит в заключении пятнадцать лет и чувствует себя счастливым. Видно, это недаром, в этом действительно есть что-то хорошее, иначе зачем бы он так поступил? Все мы с детства воспринимаем окружающее так, как чувствуем его. Если я чувствую себя угнетенным, несчастным, грустным, то и все вокруг – люди, солнце, дом, сама жизнь – кажется противным, неприятным, скучным, неинтересным. А если я доволен и счастлив, то и самая плохая погода, дом и люди кажутся приятными, интересными, добрыми. Значит, наше самочувствие делает нас счастливыми. Значит, если создать у себя такое же самочувствие, как у факира, можно будет неплохо прожить тут свой век…»

Эти мысли настолько успокоили Пипа, что он стоя задремал, а потом присел и уснул. Сколько времени он проспал, – неизвестно, но проснулся с очень неприятным ощущением: ноги одеревенели, в рукавах и по шее что-то ползало.

Все мудрые мысли сразу улетучились, как дым. Холодное, беспросветное отчаяние опять охватило душу. Не помня себя, Пип бросился на дверь и… она распахнулась: ведь такие каморки делали для факиров, а факиры, конечно, не станут ломиться в двери. Потому и петли навешивали не очень крепкие да и засов успел проржаветь или прогнить за сотни минувших лет.

Пип вышел. Он не знал, сколько сейчас времени, но не сомневался, что уже наступила ночь. Посмотрел на окошечко своего соседа – тот по-прежнему стоит неподвижно и молча, а в глазах его будто укор: «Зачем ты, глупец, убегаешь от своего счастья?» Пип поспешил отойти от него.

Он начал бродить по храму. Хотя и знал, что выхода для него нет, но инстинктивно искал его. Рассмотрел несколько отверстий-входов, но не сразу осмелился воспользоваться каким-либо из них. Кто знает, не попадешь ли в еще большую беду? А спичек не было.

«Все равно хуже быть не может!» – решил наконец Пип и шагнул в одно из отверстий. Продвигаясь наощупь, добрался до каких-то ступеней, поднялся по ним наверх, и – стоп, дальше хода нет! Пришлось возвращаться назад.

Неожиданно нащупал еще ход в стене. Там уже ступени вели вниз. С необычайной осторожностью начал Пип спускаться, но внезапно ступеньки окончились, и он почувствовал, что нога повисла над бездной. Даже сыростью и гнилью веяло оттуда.

Вдруг внизу послышалось какое-то движение, непонятное колебание, будто кто-то месит тесто. Шум увеличивался, приближался. Вот уже зашелестело у самых ног…

Волосы поднялись на голове Пипа! Он бросился назад, споткнулся, упал, коснулся ногой чего-то мягкого, живого, и пулей взлетел наверх.

Долго сидел в церкви, ломая голову над тем, что же это могло быть. Главное – ни звука, ни шума. Хорошо хоть, что это были не люди, иначе они схватили бы его.

«Нет, без света ничего не получится», – понял пленник и решил дождаться дня. Но и днем плохо: не выйдешь, сразу увидят и поймают. Что же делать?

Пришлось опять отправиться на поиски. Нащупал еще один ход. Он также вел вниз, а там поворачивал налево. Пип хотел было пойти по нему, но случайно коснулся рукой щеколды справа. Нажал на нее – открылась дверь, и за ней, где-то очень далеко, как будто чуть просветлело!

Один поворот, другой, и он очутился в помещении, похожем на мастерскую: стояли какие-то ящики, валялись колеса, веревки, даже трубы. Откуда-то сбоку шел свет.

«Не люди ли там?» – захолонуло сердце. Но все же Пип осторожно двинулся вперед. По дороге зацепился за что-то, пошатнулся и, чтобы не упасть, инстинктивно ухватился за какую-то веревку. Веревка подалась, он выпустил ее из рук, и наверху послышался стук! Эхо раскатилось по тихим углам. Оно показалось Пипу громом, хотя в действительности было совершенно слабым.

Пип втиснулся в какую-то щель, ожидая смерти. Но прошла минута, другая, а все было тихо.

Отлегло от сердца. Пополз дальше. Свет становился все ярче. Ход вел наверх, и вдруг Пип увидел того самого пятирукого идола! Хоть и знал уже этого истукана, а в первое мгновение жутко стало при встрече с ним один на один.

Сбоку горел светильник, очевидно, чтобы не сводить огонь, и это позволяло видеть все. Пип подошел к идолу, потрогал его, постучал – гудит, значит, пустой в середине. Поднял руку с ножом, опустил – тот же стук, что недавно напугал его. Значит, та веревка приделана, чтобы поднимать и опускать руку! Вот уж действительно нехитрая механика…

Пип спустился вниз, чтобы получше рассмотреть приспособление. Вот колеса и блоки, «чудесно» раздвигающие стену перед идолом. Вот шнурочки, которыми приводят в движение глаза идола. А вот и газовая трубка, подающая в них свет. Тут и труба к алтарю, из которого идет «чудесный» дым. Все это так, но откуда берется привидение Гиранг-Ту-Уна? Пип так увлекся научными исследованиями, что даже забыл о своем положении. Он опять поднялся наверх, осмотрел сцену и заметил две интересные и дорогие вещи: большие серебряные зеркала, круглые и вогнутые наподобие очков. С одной стороны математически правильная вогнутость была отполирована, как стекло, и когда Пип взял зеркало в руки, на стене заблестело светлое пятно (так мы делаем на потолке «зайчиков»), и в нем невыразительное, но заметное отражение идола вниз головой. Вот когда он понял все: такое же отражение жрецы направляют на дым, а чтобы «бог» не стоял вверх ногами, его дополнительно отражают вторым зеркалом. Нужно отдать жрецам должное: это «-чудо» требует необычайной ловкости и практики. И что самое замечательное – физический опыт этот, может быть, насчитывает многие сотни лет!

Да, все это было бы очень интересно, если б не положение, в котором находился Пип. Вспомнив о нем, пленник почувствовал, как отчаяние охватывает его с новой силой…

Начало светать, послышались какие-то звуки снаружи. Нужно было спешить «домой», чтобы кто-нибудь не захватил врасплох. И Пип со стесненным сердцем отправился назад в свою каморку. Хорошо, если его сегодня оставят в покое, ночью можно будет продолжить поиски. А если нет?…

Пип добрался до «своих» дверей, но входить не спешил. Факир все так же смотрел на него, будто хотел упрекнуть: «Не говорил ли я тебе, что нигде не найдешь лучшего места, чем тут? Вот и вернулся…»

Пип побаивался этого взгляда «из преисподней». Он действовал так же, как когда-то взгляд кобры.

«А вдруг он скажет им, что я выходил? – мелькнула мысль. – Конечно, скажет. И тогда – прощай, надежда!»