Завидная биография - Андрей Некрасов

Трудно было, конечно, сбиться с пути в этом светлом море. Однако на всякий случай «мудрецы» положили свой верный компас возле мачты, и еж, единогласно избранный капитаном, раза два поинтересовался курсом.

«Пионер» двигался медленно. Но это моряков не смущало. Вода была теплая и прозрачная. Солнце грело, как по заказу, и ребята с удовольствием барахтались вокруг своего корабля.

Полчаса спустя «Пионер» причалил в тенистой бухточке на южном берегу, и моряки приступили к разгрузке. Весь груз уже снесли на берег, выгрузили ужа, и на всем корабле остался один капитан. И вдруг, неизвестно по какой причине, что-то крякнуло в подводной части и славный корабль стремительно завалился на борт…

А капитан — буль-буль-буль… И капитана не стало…

Но, видно, это был настоящий моряк. Не прошло и минуты — из воды показался черный нос, и еж, как подводная лодка, поплыл на север. Впрочем, очень скоро он сообразил, что ему не доплыть одному, сделал полную циркуляцию и под гром аплодисментов причалил к берегу… Преданность и отвагу ежа тут же решили увековечить, и на планшетах появилась новая надпись:

«Бухта храброго капитана».

И зашагали дальше семь пар неутомимых ног, и опять кружились справа и слева хороводы деревьев, и верный компас указывал путь, только теперь не на юг, а прямо на запад, как было задумано еще в «храме семи мудрецов». А верная карта, как и прежде, рассказывала ребятам о том, что ждет их впереди.

Но и карта не могла рассказать всего. Не могла она, например, рассказать о том, что как раз на пути живет старый барсук, который на своем веку видал разные виды и из всех переделок выходил живым и здоровым.

И когда на склоне оврага мудрецы увидели широкие лазы и свежие следы здоровенных барсучьих когтей, они забыли обо всем на свете и, в одну минуту потеряв весь запас своей мудрости, превратились в глупых мальчишек.

Четыре дымных костра загорелись над запасными лазами. У главного входа в нору, вооружившись дубинками и топором, семь терпеливых охотников не один час ждали, когда барсук, наглотавшись горького дыма, выскочит этим последним путем. Именно этим путем, только не выскочил, а не спеша, вразвалку, вышел матерый барсук из своей удобной норы. Правда, сделал он это гораздо раньше, чем к норе подошли следопыты. И пока, затаив дыхание, они с нетерпением заглядывали в темную глубину лаза, барсук важно похаживал невдалеке, чихал от едкого дыма, стлавшегося по лесу, и никак не мог понять, зачем эти упрямые мальчишки так долго коптят друг друга над его квартирой.

И вдруг, подняв голову, чтобы хоть раз вздохнуть чистым воздухом, Владик взглянул на солнце. Оно давно перевалило за полдень.

— Ребята, быстро га-гасить костры… Скоро линейка! — крикнул Владик, и столько горькой, правды было в этих словах, что в одно мгновенье следопыты исчезли и у барсучьей квартиры осталось семь пионеров, которые дали честное слово и забыли об этом.

Затоптав в песке горящие сучья, ребята сняли осаду с барсучьей норы и, взглянув на карту, чуть не бегом побежали по лесу.

И теперь, когда пришлось по-настоящему туго, они снова обратились к своей верной карте, и карта подсказала им единственный путь к спасению — шоссе!

Неужели попутный шофер не поможет им спасти честь звена? Конечно, поможет!

С этой доброй надеждой ребята попрощались с лесом и зашагали по серой ленте гудронированного полотна.

По шоссе мчались куда-то тяжело груженные «ЗИСы» и «газики», «Победы» и «Москвичи», сверкая свежим лаком, проносились мимо и, как назло, все навстречу.

Но вот счастье, наконец, улыбнулось мальчикам. Сзади зарокотал мотор, и огромный грузовик появился на шоссе, быстро сокращая расстояние. Мальчики встали на пути, подняв руки, и столько доверия, столько надежды было в их поднятых руках, что даже каменное сердце не устояло бы перед этой немой просьбой.

У водителя новой прекрасной многотонной дизельной машины было простое, доброе, человеческое сердце. Он совсем недавно сам носил красный галстук, и, конечно, он подбросил бы ребят. Но… машина сдавала экзамен. Она только что вышла из заводских ворот, и ей задали не простую задачу — пройти сто километров без единой остановки.

Все, что мог сделать шофер, он сделал: он приветливо помахал рукой и, не сбавляя газа, промчался мимо.

А ребята, огорченные, зашагали дальше, и когда вторая машина, не вняв их молчаливой просьбе, промчалась мимо, даже не удивились. Они шли молча, понурив головы, и, по правде сказать, внешний вид у них был очень неважный… А тот, кто сумел бы заглянуть в их души, сразу понял бы, что там, внутри, еще хуже.

Нет, не с такими мыслями и не с таким видом собирались они вернуться в лагерь…

Один Лева не хотел признать поражения. Мозг его лихорадочно работал, отыскивая выход, и вот ему показалось, что выход найден.

— Стой, Владик, слушай, — сказал он. — Ну, а если поднять галстук? Ведь это красный дорожный сигнал. Любой автомобиль обязан остановиться… Остановим. А тогда-то уговорим!

Прежде чем ответить, Владик подумал минуту…

— Обманный сигнал, — сказал он наконец. — Это все равно, что по-подлог, преступление… А пионерский галстук — это символ. Все равно что частица знамени… Вот сам и подумай… — И Владик, прибавив ходу, упрямо зашагал дальше.

Какой-нибудь час остался до линейки, и спасти мальчиков могло теперь только чудо. Но они прекрасно понимали, что чудес не бывает, и шли без всякой надежды. Даже Владик, который всегда подавал звену пример бодрости, готов был расплакаться от обиды.

«А ПОМНИШЬ?..»

А в это время в лагере уже готовились к вечерней линейке. И хотя, казалось, давно бы пора привыкнуть к этому ежедневному смотру, как перед всяким настоящим смотром, во всех концах лагеря шла деловая суета.

Девочки наскоро переплетали друг другу растрепавшиеся за день косички. Мальчики спешно мыли под краном зеленые коленки и поправляли сбившиеся на сторону галстуки. Люся Воробьева в четвертый раз репетировала рапорт седьмого отряда младших девочек и с каждым разом волновалась все больше и больше.

Но еще больше волновались старшие мальчики и старшие девочки. И у тех и у других были для этого особые причины.

Старшие мальчики беспокоились за первое звено. Все отлично знали, что Владик дал Майе Матвеевне честное слово вернуться к линейке, и теперь, когда до линейки остались считанные минуты, пионеры первого отряда как-то особенно ясно поняли, что честное пионерское слово не такая вещь, с которой можно шутить.

А девочки… Девочкам тоже нужно было срочно поговорить с «мудрецами»…

И на том самом месте, где три дня назад у Майи произошел разговор с Владиком, сейчас ее поджидала Гога.

— Майя Матвеевна, — спросила Гога, когда та спустилась с башни, — мальчики не пришли?

— Нет, Гога, не пришли еще, — ответила Майя. — А что, соскучились без «мудрецов»? — опросила она с улыбкой.

— Конечно, без них гораздо скучнее… но не в этом дело. Мы вчера обсуждали вопрос о нашем походе и решили, что мы не правы. Мальчики тут ни при чем, они просто не знали, и мы не знали. Это новое озеро…

— Вот как? Ну, ладно, Гога, иди готовь отряд, скоро горн… — И Майя посмотрела в ту точку зеленой стены, из которой должны были выйти мальчики.

«Уж не случилось ли что-нибудь? — подумала Майя и сейчас же отогнала от себя эту мысль. — Ну, что в самом деле могло случиться с такими славными ребятами?»

А все-таки случилось. Случилось то самое чудо, которое одно и могло спасти честь первого звена… И произошло это вот как.

Сначала позади послышался шум приближающейся машины. Потом ясно донеслась четкая отсечка клапанов, и Игорь сказал мечтательно:

— «Победа»… Новенькая, как часы… только мотор перегрелся.

Потом стал слышен нарастающий шелест баллонов… Ближе, ближе. Проедет или нет?

Никто из ребят не обернулся. Все равно проскочит, — стоит ли зря унижаться?

И вдруг взвизгнули тормоза, и мотор мягко заворчал на малом газу.

Тут уж нельзя было не обернуться. «Мудрецы» обернулись и замерли, потому (что так бывает только в сказках.

На шоссе стояла новенькая «Победа-пикап», а рядом с ней высокий, широкоплечий человек в белой шелковой рубашке навыпуск, с двумя колодками боевых орденов. Неизвестно, узнал ли он «мудрецов», но «мудрецы» его узнали сразу. Да и как было не узнать эти короткие волосы ежиком, эти веселые голубые глаза, чуть вздернутый нос, под которым маленьким бантиком топорщились рыжие усики?

Да и как вообще не узнать человека, который целый вечер пробыл с ребятами в лагере, купался вместе с ними, играл в волейбол, а потом на костре так интересно рассказывал о взятии Минска?

Словом, это был товарищ Чуркин. Тот самый товарищ Чуркин, который в войну командовал партизанским отрядом, а теперь работал здесь в райкоме…