Литературная Газета 6478 ( № 36 2014) - Литературка Литературная Газета

Глаза открылись. Был уже вечер, а может – ночь. Огни фонарей и рекламы вливались в окна его квартиры, точно тянущиеся снаружи светящиеся щупальца спрута. Работал телевизор, на экране дрожала и шипела механическая пустота.

Гаршин с трудом, в полутьме, встал – оказывается, он заснул в одежде на диване. Было душно, ломило спину, затылок. Сильно болела, наливалась тяжестью голова. Мокрая от пота рубашка липла к телу. Он с отвращением сорвал с себя рубашку, подошёл к телевизору, выключил его. Шатало, хотелось пить. Похоже, он действительно заболел. Щёки пылают сухим жаром. Точно, какой-то вирус. Измерить бы температуру… Но градусника нигде не было.

Где же он, чёрт! Копаясь в темноте на полках, почему-то не догадываясь включить свет, Гаршин уронил что-то, кажется, банку с маалоксом, и банка, глухо стукнувшись о пол, раскрылась и заляпала паркет мерцающими в темноте белыми кляксами.

«Белые чернила…» – мелькнула мысль.

Наконец, нащупав на книжной полке электронный градусник, он сунул его себе в рот. Тяжёлая, огненная слабость заливала всё его тело, будто раскалённый свинец. Из улицы лезли, впивались в него голоса. Казалось, под окнами дома собралась огромная беснующаяся толпа. Почему на свете существует столько людей, думал он. Зачем их столько… Что они хотят от меня?

Гаршин посмотрел на термометр: 41. Это, кажется, смертельная температура? Нет?

За окном рычали автомобили, лаяли собаки, что-то громко говорили, кричали люди. Пролезающие в щели дома звуки кусали, били, теребили его.

«Да, смертельная», – насмешливо сказал кто-то ему в ухо и тут же шутливо, совсем по-идиотски подул в него.

Гаршин отшатнулся, опустился на ковёр. Что-то хлюпнуло. Белая жижа вокруг. Белые чернила, похожие на белую воду. Гаршин дёргал себя за одежду, бил себя по рукам, ногам. Он не мог находиться в покое – словно десятки невидимых существ терзали его. Отмахиваясь, соскребая их с себя, он пополз куда-то на четвереньках. Каменная тяжесть жара сдавливала всё сильнее, прижимала к полу. Внезапно он наткнулся на лежащий телефон. Набрал номер.

– Помогите, – выдавил.

На том конце провода спросили что-то насчёт симптомов, сколько ему лет, что-то ещё.

– Мне конец сейчас, если вы не приедете, пожалуйста, – выталкивал он из себя слова. – Только без людей. Хорошо?

На том конце переспросили:

– Что?

– Без людей…

Его о чём-то опять спросили.

– Я же ясно сказал: приезжайте без людей! Я не могу вас видеть, никого, никогда, нигде. Пожалуйста, помогите, – просил Гаршин в трубку, – но только без людей… Хорошо? Ладно? Ну, пожалуйста…

Он плохо помнил, как открыл дверь. Как вошли врачи «Скорой», уложили его, сделали укол. Уговаривали куда-то ехать, но Гаршин отрицательно крутил головой, вырывался и всё время повторял: «Вы обманули… Вы обещали приехать без людей, а приехали с ними. Вы преступники! Вы же давали клятву Гиппократа, как вы можете!»

Приглушённый светло-зелёный свет помещения, в котором он сейчас находился, казался излишне спокойным, чтобы сосредотачиваться и отвечать. Сидящая напротив женщина повторила вопрос:

– Как вы сейчас себя чувствуете?

– М-м… нормально.

– Не хорошо, а именно нормально?

– Да, – кивнул он. – А есть разница?

– Временами существенная, – врач улыбнулась, приподняв тонкие брови. – Впрочем, я вижу, вы пошли на поправку.

– Что со мной было?

– Давайте по порядку, Алексей Станиславович, – мягко сказала врач. – Расскажите мне, когда это у вас впервые началось. Замечали ли вы признаки подобного недомогания раньше?

– Раньше? Раньше… – Гаршин задумался. – Да, пожалуй. Впервые я почувствовал, что что-то такое происходит, когда… Но мне неудобно об этом рассказывать.

– Ничего. Преодолейте, себя, пожалуйста. Это необходимо.

– Хорошо. Примерно полтора года назад… Была зима, мороз. Гололёд. Я вышел из офиса на обеденный перерыв. Чтобы дойти до кафе, где я обычно обедаю, надо было перейти дорогу. Какая-то бабушка… знаете, такая миниатюрная классическая старушка, в старой шубе и в пуховом платке, – она попросила меня, чтобы я перевёл её через улицу. Ну, я взял её под руку и повёл… Она очень медленно шла. Уже загорелся красный свет, а мы ещё только перешли половину дороги. Но машины терпеливо ждали, пока мы дойдём до тротуара…

– И?

– Понимаете. Я посмотрел на эту старушку, и мне вдруг жутко захотелось её... ударить. Понимаете? Вот так, с размаху, ногой, по подбородку, просто сбить её с ног, размазать по снегу.

Гаршин попытался уловить на губах сидящей напротив женщины снисходительную улыбку, но не увидел ничего, кроме вежливого внимания.

– Вы… вы не осуждаете меня?

– Как я могу вас осуждать, Алексей Станиславович? – ему показалось, что доктор улыбнулась, но улыбка тем не менее на её лице не появилась. – Что было дальше? Вы ударили? – приподняв брови, она смотрела на него с пристальным интересом.

– Нет. Что вы. Я… только представил. Но так явственно, будто и в самом деле ударил. Понимаете, я возненавидел эту старушку просто так, ни за что.

– Хорошо.

– Что – хорошо?

– Всё хорошо, продолжайте. Значит, после этого случая ваша антипатия к людям стала возрастать?

– В общем, да. Но не ко всем. Вернее, не сразу ко всем. Сначала только к незнакомым. Или, точнее, к тем, кто не моего круга. Ну, вы понимаете.

Врач, внимательно глядя на него, понимающе кивнула.

– А потом… Потом меня стали раздражать и те, кого я знал. Понимаете? Жутко раздражать, до тошноты. Я давил в себе это чувство, пытался заглушить. Думал, может, у меня просто депрессия или что-то вроде того…

– К врачам обращались?

– Нет. Пил какие-то успокоительные. В последний месяц вроде бы всё стихло. А вчера… Ну, дальше вы знаете.

– Что ж, – врач легко вздохнула и кивнула, – рано или поздно это почти со всеми случается. Особенно с жителями больших городов.

– Что – случается? – не понял Гаршин.

– Кризис взаимопонимания с окружающим миром. Точнее говоря – с людьми. В последнее время специалисты определяют подобное состояние как болезнь, один из современных видов депрессии.

– Это лечится?

– Как вам сказать. И да, и нет. Понимаете, лечение недомогания такого рода не может вернуть человека в прежнее состояние приязни или, если угодно, любви. Да это, собственно, и не нужно. Прогресс развития, особенно городского жителя, неотделим от некоторых изменений в его психофизическом состоянии или, если угодно, в душе. Иными словами, если вам хочется вернуться в состояние, скажем, школьной влюблённости, то вам придётся полностью возвращаться в то время, в тот возраст, опускаться на тот материальный, социальный, культурный и умственный уровень, на котором вы тогда находились. Всерьёз этого делать никто не хочет, да и не может – ну разве что в фантастических романах, – врач тонко, словно бы ободряюще, улыбнулась. – Лечение непереносимости людей, или, как называется это состояние в медицине, dislike for the people, позволяет отыскать наиболее комфортную точку соприкосновения человека с нынешней реальностью и прочно зафиксировать его в ней. То есть, можно сказать, вылечить.

– Скажите…

– Да?

– А излечение точно возможно?

Врач, с улыбкой глядя ему в глаза, покачала головой.

– В своё время я прошла ваш путь, Алексей Станиславович.

– Вы?

Врач усмехнулась.

– Непохоже? Представьте, мне пришлось на некоторое время уехать, чтобы начать лечение. Это была Индия, горы, полное уединение. Медитативная практика, курс успокаивающих препаратов. Уже через полгода я стала другим человеком. И даже сменила профессию.

– Вот как…

– Да. И теперь помогаю таким, как вы. А раньше была юристом, работала в суде.

– И что же, неужели… вы теперь никого не ненавидите?

– Никого.

– Тогда, как же вы к нам, то есть ко всем… относитесь? – спросил Алексей.

Её яркий алый рот приоткрылся, заблестели зубы. Жарко засверкал взгляд за стёклами её очков. Гаршину показалось, что его лечащий врач сейчас как-то ненормально, сексуально возбуждена.

– Никак не отношусь, – с улыбкой качнула головой женщина. – Без нервов, переживаний, рефлексий, страстей. Ровно, спокойно. Совершенно нейтрально.

– То есть – нормально? – сказал Гаршин, глядя ей в глаза.

– Что? Ах, да… – откинув голову, врач негромко, красиво рассмеялась. – Ну, конечно же, нормально. Точное определение. Да, я именно что нормально отношусь ко всем окружающим меня людям. Это, кстати, избавляет от множества проблем. Если даже не от всех.

– Хорошо, – сказал он. – Когда мы можем начать лечение?

Теги: Валерий Былинский , «Островитянин»

«Мой дом везде, где есть небесный свод…»