Кровавая луна (ЛП) - Несбё Ю

Харри рассмеялся.

— Договорились.

— Хороший галстук.

— То, что какой-то миллионер, вроде Рё, заказывает своё собственное расследование, противоречит нашим демократическим традициям и идее равенства, — сказала главный суперинтендант Бодиль Меллинг.

— Не говоря уже о чисто практических неудобствах, связанных с тем, что третья сторона наступает нам на пятки, — сказал Уле Винтер, старший инспектор Крипоса. — Это просто усложняет нашу работу. Я понимаю, что вы не можете запретить расследование Рё на основании статей уголовного кодекса, но у департамента должен быть какой-то способ остановить всё это.

Микаэль Бельман стоял, глядя в окно. У него был хороший офис. Большой, новый и современный. Впечатляющий. Но он находился в Нидалене. Далеко от других департаментов в правительственных зданиях в центре города. Нидален был чем-то вроде бизнес-парка на окраине города. Двигаясь дальше на север, через несколько минут вы окажетесь в густом лесу. Он надеялся, что новый правительственный квартал скоро будет закончен, что его Рабочая партия25 всё ещё будет у власти и что он по-прежнему будет занимать пост министра юстиции. Ничего не предвещало иного исхода. Микаэль Бельман был популярен. Кое-кто даже намекал, что ему уже пора начинать активнее продвигать себя, потому что грядёт день, когда премьер-министр внезапно решит уйти в отставку. А на одном утреннем совещании, на следующий день после того, как один политический журналист написал, что кто-то в правительстве, например Бельман, должен захватить высший пост в стране с помощью государственного переворота, премьер-министр ко всеобщему смеху спросил, не мог бы кто-нибудь проверить портфель Микаэля. Что было намёком на повязку на глазу Бельмана и его сходство с Клаусом фон Штауффенбергом, полковником вермахта, пытавшегося убить Гитлера при помощи бомбы. Но премьер-министру нечего было опасаться. Микаэль просто не желал его должности. Конечно, быть министром юстиции означало, что ты всегда напоказ, но быть премьер-министром — numero uno26 — значило нечто совсем иное. Давление — это одно, но он боялся света. Слишком много камней будет перевёрнуто и слишком многое из прошлого раскрыто, и даже сам он не знал, что они могли бы найти.

Он повернулся к Меллинг и Винтеру. Многочисленные уровни иерархии отделяли его от них, но эти двое, должно быть, полагали, что могут обращаться прямо к Бельману, поскольку он был бывшим детективом полиции Осло, то есть одним из них.

— Очевидно, что как член Рабочей партии я выступаю за равенство, — сказал Бельман. — И, конечно же, министерство юстиции хочет, чтобы у полиции были как можно более благоприятные условия для работы. Но я не уверен, что мы можем ожидать сочувственного отклика от… — он остановился, подыскивая замену выдававшему его слов «избирателей», — …широкой общественности, если воспрепятствуем расследованию одного из немногих прославленных детективов, которые у нас есть. Особенно когда он хочет взяться за дело, в котором ваши отделы так мало продвинулись. И да, ты прав, Винтер. Нет никаких законов, запрещающих то, что делают Рё и Холе. Но вы всегда можете надеяться, что Холе сделает то, что он в конечном итоге всегда делал в моё время.

Он посмотрел на ошеломлённые лица Меллинг и Винтера.

— Нарушит правила, — сказал Бельман. — Всё, что вам нужно делать, это внимательно следить за ним, тогда, я вполне уверен, вы увидите, как это произойдёт. Доложите мне, когда это случится, и я лично прослежу, чтобы его расследование заморозили. — Он взглянул на свои часы «Омега Симастер». Не потому, что у него была ещё одна встреча, а чтобы показать, что эта окончена. — Как вам такая мысль?

Уходя, они пожали руки так, будто он согласился с их предложением, а не наоборот. Микаэль умел произвести такой эффект. Он улыбнулся и удержал взгляд Бодиль Меллинг на полсекунды дольше, чем требовалось. Не потому, что был заинтересован, скорее по привычке. И заметил, что её лицо наконец-то немного зарумянилось.

ГЛАВА 17

Вторник

Самая интересная часть человечества

— Мы овладеваем искусством лжи ещё детьми, в возрасте от двух до четырёх лет, и к своему совершеннолетию мы становимся в этом деле экспертами, — сказал Эуне, поправляя подушку. — Поверьте мне.

Харри увидел, как Эйстейн ухмыльнулся, а Трульс недоуменно нахмурил брови. Эуне продолжил.

— Психолог Ричард Уайзман считает, что многие из нас лгут дважды в день. По-настоящему лгут, а не просто говорят белую ложь, чтобы не обидеть или не огорчить кого-нибудь. Каковы шансы, что нас уличат во лжи? Фрейд утверждал, что ни один смертный не может хранить тайну: даже если губы сомкнуты, то кончики пальцев тараторят без умолку. Но он ошибался. Или, скорее, обычный слушатель не в состоянии разобраться в различных способах, которыми лжец выдаёт себя, потому что они разнятся от человека к человеку. Поэтому требовался детектор лжи. Вот как это делали в Китае три тысячи лет назад. Рот подозреваемого заполняли зёрнами риса, а потом спрашивали, виновен ли он. Тот кивал или качал головой, его просили выплюнуть рис, и, если в его рту оставались какие-то зёрна, считали, что рот пересох из-за того, что он нервничал, а значит, виноват. Это не столь действенно, конечно, потому, в конце концов, что вы могли нервничать из-за боязни занервничать. Точно так же бесполезен полиграф, изобретённый Джоном Ларсоном в 1921 году и использующийся по сей день как детектор лжи, хотя все знают, что это хлам. Даже сам Ларсон в конце концов пожалел, что изобрёл его, назвав это утройство своим монстром Франкенштейна. Ведь его полиграф до сих пор используют… — Эунэ поднял руки и потянулся пальцами в воздух. — Но его используют лишь потому что многие верят, будто он хорошо работает. Страх перед детектором лжи иногда может заставить преступника сделать признание, истинное или ложное. Однажды в Детройте полиция схватила подозреваемого, заставила его положить руку на обычный копировальный аппарат, убедив, что это детектор лжи, и стала задавать ему вопросы, а в это время машина печатала листы формата А4 со словами «ОН ЛЖЁТ». Мужчина настолько испугался, что во всём признался.

Трульс фыркнул.

— Но бог знает, был ли он виновен, — сказал Эуне. — Вот почему я предпочитаю метод, который использовали в Древней Индии.

Открылась дверь, и две медсестры вкатили кровать вместе с Сети.

— Послушай, Джибран, тебе это тоже понравится, — сказал Эуне.

Харри не смог удержаться от улыбки. Эуне, самый любимый в полицейском колледже преподаватель, снова выступает перед публикой.

— Подозреваемых одного за другим заводили в комнату, в которой было темно, как ночью, и велели им наощупь пробираться в темноте, пока они не найдут стоящего там осла, а затем им нужно было потянуть его за хвост. Если бы они лгали на допросе, осёл бы взвизгнул, или заревел, или что там ещё делают ослы. Потому что этот конкретный осёл, как говорил им священник, был святым. Чего он им не сказал, так это того, что хвост был измазан сажей. Поэтому, когда подозреваемые возвращались и говорили, что они потянули осла за хвост, всё, что им нужно было сделать, это проверить их руки. Если они были чистыми, это означало, что человек испугался, что поведение осла расскажет о его лжи и его отправят на виселицу, или что там ещё применялось в Индии в то время.

Эуне взглянул на Сети, который доставал книгу, но всё же едва заметно кивнул.

— А если у него на руках была сажа, — сказал Эйстейн, — то это означало только то, что парень не был полным идиотом.

Трульс хмыкнул и хлопнул себя по бёдрам.

— Вопрос в том, — сказал Эуне, — вышел ли Рё оттуда с сажей на руках или нет.

— Ну, — сказал Харри, — то, что мы проделали, вероятно, было чем-то средним между старым трюком с ксероксом и святым ослом. Я почти уверен, что Рё поверил, что это был детектор лжи. — Харри указал на стол с ноутбуком Трульса, проводами и электродами, которые они позаимствовали внизу, на третьем этаже, где их использовали для мониторинга ЭКГ. — И я действительно думаю, что он опасался лгать. На мой взгляд, осла он прошёл. Он появился и выдержал то, что, по его мнению, было настоящим испытанием. Это само по себе говорит, что ему нечего скрывать.