Журнал «Приключения, Фантастика» 3 96 - Юрий Петухов

Иван не мог выжидать. Теперь время его было сочтено. Он должен был успеть спуститься по лестнице в самый низ ее, к истокам. И он снова ринулся в омут восходящего потока лет и столетий. XIX-ый век — время выжидания выродков, накапливание сил и проба их — в попытках переворотов, взрывов, поджогов… Иван крушил нечисть походя, на лету, не щадя ни бесноватых теоретиков, ни менее бесноватых бомбометателей. Он добирался до берлог выползней, до дна, где клубками свивались змеи, истреблял их огнем и мечом, извергал из мира света зудящих потусторонних чудовищ, и шел дальше, перемещаясь из России в земли, позабытые Богом, в коих вершились выродками переустройства, где катились под топорами и гильотинами головы и терзались тела, где тянулся крысиный след выползней. И везде было одно и то же. Везде выродки рядились в одеяния гуманистов и сулили рай на Земле. Но приносили на Землю ад. Оцепенелые двуногие, завороженные змеиными головами, торчащими из неимоверных глубин

Океана Смерти, загипнотизированные, жадные, ленивые, похотливые и алчущие всего сразу, из десятилетия в десятилетие, из века в век попадались на одну и ту же наживку — и опять черные козлы вели стада на бойни. И наливались жиром, богатели выродки-переустроители, уходили под незримые покровы, чтобы тайно владеть миром. А стада все шли и шли. Никто не желал и слышать про бойни. Каждый верил, что уж его-то ведут прямиком в рай!

Иван не стал задерживаться во временной северной столице Российской Империи, менять хода событий. Он знал, что пятеро повешенных — мало, что не всем воздано по делам их, что декабрь этого тихого века породит черный февраль и кровавый октябрь следующего, но там он поработал немало. Да и здесь еще не было утрачено благое начало, еще не все впали в оцепенение от сатанинского зуда. Пятеро! Да будут они навечно прокляты! Пусть лишь их имена останутся предостережением об адском грядущем, напоминанием о будущем — о червивой черной, мертвой Земле, висящей в Черной Пропасти.

Ивана разящим вихрем несло вниз, походя развевал он по ветру масонские сборища века восемнадцатого, изгонял бесов из двухметрового недоросля, которому предстояло стать уже не марионеткой в руках тайных лож, но действительным, отцом, нации и Императором Российским, одновременно он гнал на вечную каторгу в края ледовые «просветителей», пусть поостынут немного. Мимолетом он облетал весь прочий мир, пребывавший в дрязгах и склоках, вражде и интригах, выметал мразь на освещенные площади, и она сама издыхала от обилия света и не находилось более последователей у глумящихся над Богом и Его Церковью на земле, никто не осмеливался выползать из своих поганых щелей с ересями и поучениями. Иван не считался с регалиями и званиями, титулами и всемирной славой разоблачаемых и истребляемых им. Не всегда надо было применять последнюю меру. Одного большого хитроумца с лицом престарелого Мефистофеля, переписчика с российскими государынями, коего приютила простодушная Галлия и коий потешался над ней и Богом, будучи сам законченным выродком, Иван не стал убивать, он просто выставил его перед галльскими «бессмертными» в омерзительной наготе, он сдавил ему тощий загривок да встряхнул хорошенько, подняв за ноги вверх, — из прогнившего черепа остроумца-хулителя через его беззубый рот выполз дрожащий, трясущийся червь — и отпала необходимость вершить суд иной над ним, суд уже был свершен, выродок канул в безвестность, сам высмеянный. Так вершилась справедливость в землях иных.

Но всегда Иван возвращался в Россию, в Великую и последнюю на Земле Империю Добра и Веры. В Смутное время он превращал в черный дым смутьянов, гнал измену из Кремля и Москвы вместе с выродками, вынашивавшими ее. Он опускался еще ниже по лестнице — и пинками сбрасывал с трона самозванца, окруженного бесопоклонниками. Он вместе с истовым и праведным грозным царем рубил с плеч долой головы червивые, замышлявшие начать «великое переустройство» России на века раньше, растерзать ее, отдать врагу на поругание, извести храмы православные и сам люд доверчивый. Век шестнадцатый в завершении своем был страшен и лют. Черные незримые гадины висели повсюду над землями благословенными прежде, простирали длинные щупальца свои — не только в княжеские, в боярские, но и в царские покои. Иван низвергал выходцев из ада в их обиталище. И не задерживался, несся смерчем очищающим далее.

Сокрушал орды, ведомые не ханами, но алчущими злата выродками, не вздымающими самолично мечей, но желающих быть лишь сборщиками даней в покоренных землях. Место червей было во прахе, и Иван посылал их туда — ищущий злата, рано или поздно найдет тлен. Со Святославовыми ратниками крушил он ненавистный каганат, удавкой сдавливавший горло Руси, и поднимался выше, не давал уцелеть гадинам зудящим, иссекал из черепов вездесущих выродков посланцев преисподней. И процветали земли, где не ползали двуногие черви… В века средине он укреплял духом еще не падшее Христово воинство инквизиции, творившее волю Создателя, выжигавшее заразу сатанизма. Церковь Западная еще не умерла сама, обратившись в орудие выродков, она защищала себя, спасала люд христианский. И Иван помогал ей творить правое и доброе дело, ведь по всей Европе жили его родные братья, потомки тех самых первороссов, что пришли сюда давным-давно, и забывшие, что в их жилах течет росская кровь. Выродки не желали понимать проповедей и мольб смиренных, они понимали только огонь, корчась в котором вместе с червями в головах своих, переходили в огни иные, в пламя адское. Иван настигал трясущихся гадин, незримо собиравших вокруг себя выползней-выродков, которые в свою очередь сбивали с пути истинного оцепенелых, и давил, давил, давил этих гадин, творя жестокое и злое, ради светлого и праведного. Он преодолел Черту! Он имел право наказывать! Ибо он видел плоды безнаказанности. Он видел мертвую Землю с кишащими в подземельях змеями и распятыми людьми. Он карал по праву!

Ни дней, ни ночей, ни зим, ни лет не было для него — вездесущего и всемогущего, отвергающего копящуюся усталь и идущего напролом. Век за веком! Год за годом! И повсюду он находил богоборцев, пытающихся — не из себя и ближних своих, но из других — создать нового, более совершенного человека, построить общество лучше прежнего. Одни верили в эти стремления свои и внутри себя, потаенно, для других они были лишь прикрытием в восхождении над толпою, над быдлом. Они были готовы драться насмерть и меж собою за право вести двуногих оцепенелых на скотобойни. И они жаждали, страстно алкали превозмочь, превзойти Бога, оставаясь жалкими и жуткими нелюдями.

Когда безудержный вихрь бросил его в знойные пески, Иван подумал на миг — все, это предел, это уже не история, а предыстория… И пора обратно. Но пески обернулись оазисами, скрывавшими огромные пирамиды, не те, что сохранились до его времен, но прежние, еще более великие и непомерные.