Звездная пыль - Гейман Нил

Тристран осторожно распутал серебряную цепь и отцепил ее от корня, в то же время свободной рукой поглаживая птицу по увенчанной пышным плюмажем голове.

– Ну вот, – сказал он наконец. – Готово. Лети домой.

Но птица не торопилась улетать. Склонив головку набок, она пристально смотрела юноше в лицо.

– Что же ты, – настаивал Тристран, почему-то чувствуя себя ужасно неловко и странно. – Ведь о тебе наверняка кто-то волнуется.

Он поднял птицу на руки и сделал шаг к лесу – но тут что-то словно ударило его, парализуя движения. Ощущение было такое, будто Тристран с разбегу наскочил на невидимую стену. Он споткнулся и чуть не упал.

– Ах ты, вор! – крикнул надтреснутый старушечий голос. – Да я превращу твои кости в лед и поджарю тебя на медленном огне! Я вырву тебе глаза и один привяжу к селедке, а второй – к чайке, чтобы двойное видение неба и моря свело тебя с ума! Я обращу твой язык в извивающегося червя, а пальцы – в острые бритвы, и напущу на тебя жалящих огненных муравьев, чтобы всякий раз, когда ты вздумаешь почесаться…

– Не стоит так волноваться, – перебил старуху Тристран. – Я не собирался красть вашу птицу. Ее цепь запуталась в корнях, и я просто помог ей освободиться.

Та подозрительно сверкнула глазками из-под копны нечесаных седых волос. Потом подбежала к Тристрану и выхватила у него свою птицу. Прижав ее к груди, она что-то прошептала – и птица ответила ей мелодичной трелью. Старуха прищурилась.

– Ну, может, ты и не во всем мне наврал, – призналась она неохотно.

– Я вам вообще не врал, – возразил Тристран, но старуха уже заковыляла прочь по поляне, прижимая к себе птицу. Так что юноше осталось собрать свои рассыпанные сливы и грибы и пойти обратно, туда, где он оставил Ивэйну.

Звезда сидела на обочине и растирала ноги. У нее болела поврежденная лодыжка, и стопы с каждым днем становились все чувствительнее. Иногда по ночам Тристран слышал ее тихие всхлипы. Он надеялся, что Луна, может быть, пошлет им еще одного единорога – но знал, что особенно рассчитывать на чудо не стоит.

– Знаешь, – сказал Тристран Ивэйне, – тут со мной случилось кое-что странное. – И он рассказал ей о сегодняшних приключениях, наивно полагая, что история с птицей на этом кончилась.

Но, конечно же, Тристран ошибался. Спустя несколько часов Тристран со звездой шли по лесной дороге, и их обогнала ярко раскрашенная крытая повозка. Фургон тянула вперед пара серых мулов, а правила им та самая старуха, которая грозилась превратить кости Тристрана в лед. Она остановила мулов и указала кривым пальцем прямо на юношу.

– Пойди сюда, парень, – велела она. Тот с опаской подошел ближе.

– Да, мадам?

– Пожалуй, я должна перед тобой извиниться, – сообщила старуха. – Похоже, ты говорил правду. Я поспешила с выводами.

– Да, – согласился Тристран.

– Дай-ка я погляжу на тебя. – И старуха спрыгнула на дорогу. Ее холодный палец коснулся подбородка Тристрана, поднимая голову юноши вверх. Его карие глаза теперь смотрели в старухины, старые и зеленые.

– Ты выглядишь честным парнем, – кивнула та. – Можешь называть меня госпожой Семелой. Я направляюсь в Застенье, на ярмарку. Я как раз размышляла, что мне пригодился бы смышленый мальчуган для помощи за прилавком. Я продаю стеклянные цветы, знаешь ли, – самый красивый товар, какой ты только можешь представить. Из тебя получился бы неплохой торговец, а на твою раненую руку мы наденем перчатку, чтобы не смущать покупателей. Что скажешь?

Тристран поразмыслил, сказал:

– Извините, я сейчас, – и отошел посоветоваться с Ивэйной. Обратно к старухе они вернулись уже вдвоем.

– Добрый день, – вежливо начала звезда. – Мы обсудили ваше предложение и решили, что…

– Ну и?! – рявкнула госпожа Семела, глядя только на Тристрана. – И чего ты встал, как немой? Давай говори! Отвечай!

– Я не хочу работать на ярмарке, – сообщил Тристран, – потому что у меня много своих дел в Застенье. Но если бы вы согласились нас подвезти, мы с подругой заплатили бы вам за проезд…

Госпожа Семела помотала головой.

– Не интересуюсь. Я способна сама собирать хворост для костра, а лишний груз только повредит Безнадеге и Доходяге. – Она кивнула на серых мулов. – Я пассажиров не беру.

И старуха вскарабкалась на облучок.

– Но послушайте, – сказал Тристран, – я вам заплачу.

Карга только презрительно хмыкнула.

– У такого, как ты, не может найтись ни одной вещи, которую я сочла бы достаточной платой. Значит, так: если не хочешь поработать на ярмарке в Застенье, то поди прочь с дороги.

Тристран залез во внутренний карман камзола и нащупал свой талисман, продетый сквозь петельку, – такой же холодный и прекрасный, как в самом начале путешествия. Юноша вытащил его наружу и, зажав меж пальцев, поднес к самому носу старухи.

– Вы сказали, что торгуете стеклянными цветами; так может быть, вас заинтересует этот предмет?

Подснежник из белого и зеленого стекла, сделанный с великим мастерством, казался живым, будто его только что сорвали на лугу и даже утренняя роса не успела высохнуть на лепестках. Старуха заморгала, уставившись на зеленые листики и сомкнутую белую чашечку цветка, и вдруг взвизгнула: ее вопль напоминал крик боли, испущенный хищной птицей.

– Где ты его взял? Дай его сюда! Сейчас же отдай мне!

Тристран мгновенно спрятал подснежник в кулаке и отступил на пару шагов.

– Гм, гм, – произнес он вслух. – Внезапно я осознал, как глубоко привязан к этому цветку. В конце концов, это отцовский подарок, он сопровождал меня во всех странствиях. Думаю, подснежник представляет для меня личную и семейную ценность. Он неоднократно приносил мне удачу и помогал в разных ситуациях.

Пожалуй, я оставлю цветок себе, а до Застенья мы с подругой как-нибудь пешком доберемся.

Госпожа Семела, похоже, разрывалась меж двумя желаниями – угрожать и подольщаться. Эмоции так ясно отражались на ее лице, что старуха едва ли не тряслась от старания держать их под контролем. Наконец она взяла себя в руки и сказала надтреснутым от напряжения голосом:

– Ну полно, полно. Не стоит так торопиться. Я уверена, что мы сможем договориться к взаимной выгоде.

– О, сомневаюсь, – возразил Тристран. – Чтобы прийти к соглашению с вами, мне нужны гарантии, что мы со спутницей пребудем в полной безопасности и по отношению к нам вы будете выказывать только дружелюбие и обращаться соответственно.

– Дай-ка мне еще разок взглянуть на подснежник, – попросила старуха.

Яркая птица, прикованная за ногу на серебряную цепь, вылетела из фургона и внимательно наблюдала за происходящим.

– Вот бедняжка, – пожалела ее Ивэйна. – Тяжело сидеть на цепи! Почему вы ее не отпустите?

Но старая карга не ответила, игнорируя присутствие звезды – или же так казалось Тристрану. Госпожа Семела обращалась только к нему:

– Я согласна отвезти тебя в Застенье и клянусь своей честью и своим истинным именем, что за время путешествия не причиню тебе никакого вреда своими действиями.

– А также бездействием или же действуя через другого, – добавил Тристран. – И всеми силами будете стараться отвести возможный вред от меня и моей спутницы. Клянетесь?

– Как скажешь. Клянусь.

Тристран немного поразмыслил. Он определенно не доверял этой ведьме.

– И еще поклянитесь, что мы прибудем в Застенье в том же виде и состоянии, в каком мы пребываем сейчас. И что вы предоставите нам в пути кров и питание.

Старуха недовольно покудахтала и согласилась. Она снова спрыгнула на дорогу, откашлялась и плюнула на землю. Потом указала на плевок, смешанный с пылью:

– Теперь ты.

Тристран послушно плюнул рядом. Концом башмака ведьма смешала их слюну в единый пыльный комок.

– Вот так, – сказала старуха. – Сделка есть сделка. Теперь давай мне цветок.

На лице ее так неприкрыто написались жадность и голод, что Тристран невольно пожалел о договоре. Однако он честно отдал карге отцовский подарок. Выхватив подснежник у него из рук, ведьма так и расплылась в щербатой улыбке.