Ветер с горечью полыни - Леонид Левонович

Посчастливилось попасть и на опята. Под высоченными елками нашли несколько пней, обсыпанных грибами. Но верхние состарились, побурели, покрылись белым налетом плесени — не дождались, бедолаги, чтобы кто их срезал. Зато снизу подпирали молодые, их шляпки напоминали пятаки, а были и меньшие со шляпками-горошинами. Вот этакой мелюзги и нарезали хатыничские грибники. Особенно радовалась недавняя горожанка Юзя: столько грибов не доводилось собирать никогда.

Два дня они перебирали грибы: солили, мариновали, жарили на сковороде с салом и луком. Вечером, усталые, ели жареные грибы с картошкой. Петр Евдокимович налил по рюмке водки, настоянной на можжевеловых ягодках. Выпивали не только ради аппетита, а и для профилактики: среди чернобыльцев ходили упорные слухи, что водка способствует очищению от радиоактивных шлаков. Так это или не так, точно никто не мог сказать, но за пятилетку после аварии на атомной станции много кто из жителей зоны «дорасщеплялся» до белой горячки и преждевременно сошел на тот свет.

Старый учитель Петр Евдокимович Мамута хотел жить и любить свою новую жену Юзю. От их короткой послевоенной любви уже взрослый сын-подполковник, ладная внучка… Юзя как-то призналась, что хотела бы еще родить ребенка — опять-таки вопреки Чернобылю, но, видимо, поздно уже… Осталось только горячо — каждый раз как последний раз — обнимать и целовать своего долгожданного, теперь законного мужа.

Перебирая грибы, управляясь по хозяйству, Петр Евдокимович часто поглядывал на небо, прислушивался к прогнозу синоптиков: он ждал тихого, погожего дня, чтобы утеплить на зиму пчел. И вот в начале ноября небо, должно быть, устало плакать, ветер разогнал серые, лохматые облака, выглянуло солнце. Вымытая от пыли и грязи природа засияла какой-то стыдливой, приглушенной красотой. Такие дни — это прощальная улыбка позднего бабьего лета. И улыбка очень короткая, скупая — два три погожих дня, а потом снова наползут серые тучи, в настывшем воздухе могут закружиться белые мухи. А за ними едут морозы. Тогда все затихает, успокаивается, пчелы собираются в клуб, но их жизнь не останавливается. Покрывается ледовым панцирем-крышей Беседь, но и подо льдом жизнь идет своим извечным порядком.

Наконец выдался погожий денек. Петр с Юзей взялись за работу. Пчелиные гнезда в ульях он собрал в конце лета, когда начинал подкормку. С большего утеплил, теперь это надо сделать основательно. Тогда в сильных семьях оставлял по десять рамок, а в самых сильных по одиннадцать, теперь доставал по одной, а то и по две медовые рамки — весной подставит, а зимой пчелкам будет теплей. Поверх рамок клал подушки, набитые мягкой отавой. Юзя вымыла наволечки, льняные покрывала. Петру понравилась ее опрятность. Пчелы — большие аккуратисты, за чистоту всегда отблагодарят хозяина богатой душистой данью.

Держа в руках льняные покрывала-скатерти, с теплотой вспоминал Татьяну — она ткала после войны полотно, отбеливала на кургане у Беседи. Шевельнулось чувство вины, но тут же выплыло оправдание: не обижал ее, всячески оберегал, всем обеспечивал, да и только ли он остался вдовцом в старости? Мог и Чернобыль послужить причиной и ускорить печальный финал. Однако же помирали люди и раньше, их родители давно спят вечным сном на кладбище. Прожила Татьяна почти шестьдесят пять — не так и мало, хоть и не сказать, чтобы сильно много — до сотни далеко.

Юзя попыхивала дымокуром, подавала когда что требовалось. Она уже стала опытной пасечницей. Не боялась пчел, после укусов тело не опухало, медок любила, а главное — крепко полюбила пасечника.

Пополудни солнце даже начало пригревать, пчелы дружно высыпали на облет. Мамута слушал веселый звон, и его сердце пело: поздний облет — радость для пасечника, поскольку порождает надежду на счастливую зимовку.

— Ето случается редко, чтобы в ноябре пчелы вылетали на облет. Очистятся, и легче им будет зимовать.

Мамута и Юзя уже кончали свое дело, когда по переулку протарахтел мотоцикл и остановился возле их дома. Во дворе отчаянно залаяла собака.

— Кто-то к нам приехал. Пойдем. Осталось только поставить на летки металлические решетки. Чтобы мыши не влезли. Ето можно сделать и завтра, — Петр Евдокимович снял сетку, закрывавшую лицо, которую надевал по привычке, поскольку пчелы его жалили редко.

Мамута прищурил дальнозоркие стариковские глаза и издали узнал своего любимого ученика: у ворот стоял Андрей Сахута.

— Приехал мой любимый ученик. Бывший секретарь обкома партии.

— Ого, большой начальник! — удивилась Юзя. — И без черной «Волги»? Откуда он взялся?

— Пошли встречать гостя. Все расскажет.

Петр Евдокимович уже слышал от Бравусова, что бывший ученик работает в лесничестве. Очень удивился, что Сахута бросил столицу. Возможно, это ненадолго, чтобы переждать нынешний раздрай, а там, кто знает, что будет завтра?

Андрей Сахута шел навстречу по борозде, не боясь что-то потоптать, поскольку земля лежала голая, лишь дальше, на краю усадьбы, ярко зеленел лоскут озими. Учитель и ученик крепко обнялись. Юзе Сахута поцеловал руку, женщина аж раскраснелась, поскольку, хоть и жила некогда в столице, ее знакомые этого не делали.

Юзя видела Андрея Сахуту впервые, поэтому тайком внимательно разглядывала его, будто ей надо было запомнить все надолго. А еще ей хотелось представить, как выглядел этот партийный начальник в своем, верно, шикарном кабинете. Юзя не была членом партии, но в профсоюзных активистках ходила много лет, поэтому на открытых партийных собраниях присутствовала, изредка и выступала, но живого секретаря обкома не видела никогда. Однажды на отчетную партийную конференцию к ним приезжал секретарь райкома партии. Директор фабрики водил его по цехам. Показывал, рассказывал и сгибался перед ним, словно вопросительный знак.

А еще подумала Юзя, что в столице такого начальника не видела, а в глухой радиационной деревне встретила. Значит, что-то очень изменилось в жизни, если бывший партийный деятель ездит на мотоцикле в кирзовых сапогах. Юзя внимательно оглядела одежду Сахуты: темный, далеко не новый плащ, толстый серый свитер под ним. Вестимо, на мотоцикле теперь ехать — дубарина, на лбу заметила красный рубец — надавил шлем. Она поняла, что нужно накрывать на стол, поскольку время уже обедать, да и гость явился. Любимый ученик мужа, симпатичный человек. И начальник, пускай себе и бывший. Для Юзи лесничий тоже был начальником, очень нужным человеком.

Пока мужчины беседовали во дворе — Сахута не торопился в дом, Юзя собирала на стол. Были и грибы, а вот ставить ли картофельный суп с фасолью, она не знала. Решила спросить, когда мужчины выпьют по рюмке. Соленые огурчики, грибы, сало с луком — разве это плохая закусь?

Хозяин выставил можжевеловку. Сахута сказал, что он за рулем, пить ему нельзя, разве что для причелья. Юзя впервые услышала это слово в Хатыничах от старух.

— Мое питье не пахнет сивухой. Можно смело выпить. Точнее — полечиться… В зоне люди не пьют, лечатся, — хозяин налил рюмки до половины. Юзе нравилось, что новый муж никогда не наливает себе полную рюмку, в шутку порой говорит: люблю половину рюмки и половину подушки, а если буду опрокидывать по полной рюмке, то и половина подушки, а значит, и жена не понадобится.

Юзе не терпелось спросить у гостя о его жене.

— Андрей Матвеевич, можно у вас спросить? А ваша жена не боится радиации? Приедет сюда?

— Ну, она еще работает, два года до пенсии. А там будет видно. По правде говоря, она была против, чтобы я сюда ехал. Я имел возможность остаться в столице. Но потянуло сюда.

— И я во бросила город. Перетянул Евдокимович.

Юзя произнесла эти слова с теплотой в голосе, и Мамута простил ей не совсем тактичный вопрос: боится ли жена радиации? Подтекст был явный: я вот не испугалась, приехала. Успокоило учителя то, что гость отвечал на как будто нетактичный вопрос спокойно, без какой-либо обиды.

Андрей понял, что его учитель нашел на старости лет новую любовь. Что живет он с Юзей дружно. Все у них есть, что нужно для счастья. Он похвалил огурцы, грибы, не отказался и от картошки с фасолью. Только попросил налить полтарелки, поскольку сестра тоже примется угощать.

— Ничего, Матвеевич, дрын на дрын вредит. Обед на обед — не во вред, — успокоил гостя Мамута.

— О, какая картошка вкусная! Такую вкуснотищу ел только в детстве, — расхваливал Андрей густой, разваристый суп. — Ужалела картошка в печи. Смакота!

— Спасибо. Но вы меня обижаете. Почему говорите — пожалела? Вы ж просили половину тарелки, — недоуменно смотрела на гостя Юзя.

Мужчины вдруг расхохотались. Особенно смеялся Мамута. Он был в хорошем настроении: радовался, что удалось проделать неотложную работу — утеплить на зиму пчел. Радовался, что заглянул в гости любимый ученик, который не побоялся бросить столицу и приехал в зону. И что он, Мамута, поступил правильно — никуда не удрал из Хатыничей. Но сказал он про другое, сказал то, что ждала от него жена.