Главный фигурант - Вячеслав Денисов

Мне тоже непросто. Но я борюсь с собственными эмоциями и желаниями – мне нужно, чтобы первым э т о начал не я.

А потому мне очень помог этот малый, выбежавший с топором из своего имения. Я так долго ждал этого момента. Уже давно хотелось выдернуть ствол и повалить этот сброд на ими же заплеванный снег, но Кряжин... ох, этот Кряжин! Он никогда не разрешает делать лишних движений с оружием в руках, пока не увидит перед собой смертельную опасность! Он, видите ли, не сторонник превентивных мер и в каждом своем действе обязан видеть зерно рациональности.

Когда это «зерно» вылетело из своего сарая, я все же нашел время, чтобы посмотреть на Кряжина. Посмотреть и еще раз спросить самого себя, потому что спрашивать его самого я уже порядком подустал: Иван Дмитривич, зачем у вас в сейфе хранится табельный пистолет Макарова, если вы его вытаскиваете раз в месяц и то только для того, чтобы почистить? И очень удивился, что даже здесь он не предается панике. Он уже точно видел руку, взметнувшую топор, и челюсть, в которую спустя мгновение вломается его прямой правый. Я однажды уже видел нечто подобное в исполнении Кряжина. Господи, не допусти, чтобы в жизни возникла ситуация, когда под этой рукой окажусь я! Остаток дней придется провести на мюсли, обходя шашлычные стороной, а пиво пить не под сухарики и воблу, а просто так.

Я и выстрелил-то скорее для того, чтобы спасти лохматое чмо от Кряжина, а не наоборот.

А после, когда понял, что безумцы переступили через свой третий порог – степень полного потемнения, стал повторять свои действия с той точностью, которой меня учили пятнадцать лет назад в бригаде особого назначения внутренних войск под Алма-Атой. Два года, от восемнадцати до двадцати, которые Конституция считает временем выполнения священного долга и почетной обязанности, я провел именно там. В девяностом бригаду создали, потому что в стране наступали трудные для власти времена. А уже в девяносто втором, как раз под мой дембель, произошли организационно-штатные мероприятия, именуемые ликвидацией предприятия ООО «СССР». Я уехал домой, в Москву, где и оказался сначала в ОВД «Бутово», а после и в МУРе. Но за те два года я понял то, что мне вряд ли дано было понять, посещая лекции каждую среду, проводимые у нас в розыске и называемые «учебой». В бригаде я научился продуктивно мыслить. Когда я попал в составе оперативной роты на свое первое «чрезвычайное происшествие», случившееся в Иссыке, первое, что мне пришло в голову, – бежать. Это первое, о чем подумает любой нормальный, психически уравновешенный человек, оказавшийся в числе ста человек, выстроившихся перед четырьмя тысячами обезумевших от непонятной им самим ярости граждан. Вид этих граждан, вооруженных бутылками с бензином, арматурой, металлическими уголками и прочей дрянью, способной раскроить череп с одного удара или спалить взвод, вызывал у меня сомнения в моих возможностях и после, но тогда было легче – я знал, что нужно делать.

И теперь я могу вам, ребята, сказать с полной уверенностью: пять тысяч людей с воспалившимся воображением супротив сотни спецов – это младшая группа детского сада, решившая побить комсомольца. Или же пять десятков бичей, возымевших наглость прибить Кряжина и меня. Шустин – не в счет. Я бы с удовольствием приписал его к этой банде и прострелил бы его ногу первой.

Так вот, о противостоянии. Оперативная рота ВВ МВД СССР во времена расцвета кооперативной торговли действовала супротив разъяренного ворога просто и надежно. Три «группы изъятия» по пять человек, одновременно вырываясь из плотного строя, врезаются в толпу, причем каждая рвется за одним-единственным человеком. Эту пятерку бьют по голове, пускают кровь, царапают, матерят, но ничто не может остановить ее в ее движении. Цап – бах! (по голове, чтобы особенно не противодействовал) – и вот один из наиболее яростных провозглашателей идеи уничтожить ментов и разметать внутренние войска за строем. Изъяли, что называется.

Два-три броска таких «групп изъятия», и через десять минут толпа остается без тех, кто кричал и призывал. И сразу все начинают друг у друга выяснять – ради чего мы здесь, собственно? Такая вот телячья психология. И, пока не выбрали нового Акелу, плотный строй приходит в движение. Стрелять нам тогда в свой народ, помнится, не разрешали. А потому с десяток заранее приготовившихся к последующим действиям бойцов вынимали из карманов бронежилетов тугие рогатки и начинали обстреливать толпу стальными шариками (я как сейчас помню маты и истерику командира автомобильной роты, никак не могущего понять, куда после каждого боевого выезда роты уходят его новые подшипники со склада НЗ).

И толпа начинает искать на улице щели, через которые можно протиснуться, чтобы улизнуть. Но сделать это невозможно, поскольку поперек каждой такой щели стоят лица казахской национальности в милицейских фуражках и кричат на своем, мол, – сюда не ходи, а то палка в башка попадет, совсем плохой будешь.

И огромное стадо безвольных типов, развернувшись и мыча, а после и воя, с той же скоростью, что мчалась вперед, мчится уже назад.

Дабы придать ей скорости, на улицу въезжает «КамАЗ» со снятым тентом. В кузове его стоит двигатель от «Су-23», развернутый в ту же сторону, что и выхлопная труба. Вот так, поворачиваясь задом к убегающей толпе и выражая ей полное презрение, специалист в кабине смотрит на руководителя спецоперации и, едва тот сделает отмашку рукой и скажет: «Поехали», что-то включает.

Американские водометы для разгона демонстраций – это просто жалкое подобие бессмертной фигурки «Писающий мальчик».

Ураган «Иван», лизнувший этим летом Кубу и Флориду и подобравший все, включая пальмы, – это нежный шепоток пылкого девственника на ушко возлюбленной.

Я до сих пор уверен, что выражение «ветром сдуло» идет не из глубины веков, а именно с того момента, когда какому-то садисту из штаба ВВ МВД СССР пришло в голову использовать против распоясавшейся толпы реактивный двигатель от штурмовика. Кстати, насчет древности выражения «распоясаться» я тоже не уверен. Помнится, мне тогда, под дембель, как нельзя кстати подошли не кооперативные, а фирменные кроссовки «Adidas», замкомвзвода сержанту Пестрякову понравилась кепка-бейсболка (такие только стали входить в моду), а вот командиру моего взвода не повезло. Он тогда собирался в отпуск и вторую кроссовку «Puma», которая ему тоже подошла по размеру, искал полтора часа. Нашел только в соседнем районе и получил выговор от комбата за опоздание на построение.

Зачем я так подробно рассказываю о своем не таком уж легендарном прошлом? Чтобы была понятна картина, происходящая в этот момент на пустыре. «Групп изъятия» под моим началом нет, их роль пришлось исполнять боекомплекту моего старого доброго «глока». Главное – стрелять в одно и то же место, чтобы у окружающих не возникало сомнения, что стрельба ведется спонтанно и с перепугу. Когда четверо из толпы, наиболее приблизившиеся к нам, завыли и упали ниц, я услышал крик Кряжина, из которого следовало понять, что теперь на меня ложится ответственность за Шустина и Гейса, а сам он убывает вслед за не находящей щелей на главной и единственной улице своего городка толпой в поисках фантома Миши.

Кстати, о Кряжине. Я не знал, что он знаком с Гейсом. А он мне ни вчера, ни сегодня об этом не сообщал. Хотя чему тут удивляться – с нами, как собака на поводке, болтается этот репортеришка, и советнику вряд ли хочется, чтобы тот знал больше, чем ему положено...

Мне первый минус – я упустил Шустина. Этого коротышку снесло людским потоком, и его жалобные круглые глаза, увеличиваемые линзами очков просто до неприличных размеров, мелькнули передо мной, моля о помощи, и исчезли.

– В сторону! – заорал я, стараясь походить на идиота. – В сторону, стрелять буду!!

Мне нужно было ворваться в толпу. Иного способа бежать быстрее, чем она, я не видел. За Кряжина я не беспокоился, его не пьяница пальцем делал. Остановить разогнавшийся центнер живого веса невероятно трудно, если этот центнер ведет идея. У Кряжина идея есть. У толпы она была. До того момента, как стали падать на снег ее лучшие адепты.

– Руку!! – завизжал я, врезаясь в отступающих. – Они отрубили ему руку!! Стой, стой, товарищ!! Не наступайте ему на кишки!.. Боже мой, вы люди или нет?!! Что вы делаете, менты поганые?! Они разрезали у него вены! Ему же больно!..

Кто хоть раз бывал на траулере во время путины, тот хорошо помнит звук, который издают мириады чаек, кружась над тралом, полным рыбы. Добавьте еще звука. Еще! А теперь представьте чаек, упавших в трал и пытающихся взлететь.

Наконец-то! Они сообразили! Забегая в чужие домики, бродяги стали исчезать с «улицы». Домики не выдерживали притока желающих, на всех двух акрах жилого массива стоял треск, но даже он был не в силах заглушить ор, рвущийся из несмоченных глоток.

Где Шустин? Где этот кот?!