Скоро полночь. Том 2. Всем смертям назло - Василий Звягинцев

Внимательно присмотревшись, Новиков не заметил среди них никого похожего на Воланда, Азазелло, Коровьева даже. Не те персонажи, от которых можно ожидать жесткой, неконтролируемой реакции.

С Сашкой сговариваться не требовалось. Пробежавшая по его лицу тень брезгливого любопытства оказалась достаточным детонатором.

Левым локтем Андрей небольно, но ощутимо ткнул Удолина под ребра, мол, стой и молчи, пальцами правой показал Шульгину — действуй.

Ростокин опять оставался на третьей роли, стоял у двери, положив руки на висящий поперек груди автомат и с любопытством озирался. Все ему было интересно, и ничего он как следует не понимал.

Слишком сложные узелки вокруг него завязывались, ход нитей в них он проследить не мог, не зная предыдущих коллизий.

— Встать! — хорошим командирским голосом скомандовал Сашка. Увидел, что секунду, три, пять никто не собирается реагировать положенным образом, повторил, добавив в тон настоящей угрозы: — Встать, золотая рота![46]

Удолинская команда зашевелилась, кое-как поднимаясь из-за стола.

Сам Константин Васильевич предпочел не вмешиваться, оставаясь позади Новикова. Он-то видел своих друзей в деле, когда они переставали изображать из себя интеллигентов. Хотя бы когда вытаскивали его из тайной тюрьмы Агранова. И позже — тоже.

— Привести помещение в порядок! Все дерьмо собрать, вынести за ограду и закопать на глубине полтора метра. Лопаты — за дверью под верандой. Полы выдраить горячей водой. Со щелоком! И здесь, и в коридоре. Через час проверю. Вперед! Время пошло. Не управитесь — сниму, на хрен, с довольствия и отправлю по принадлежности. Для прохождения дальнейшей службы…

— Мне кажется, Константин, — повернулся он к профессору, снизив голос на полсотни децибел, — господа все еще не совсем врубаются. Так я вас попрошу, по старой памяти, присмотреть, чтобы все было сделано как надо. Вы ведь, как мне кажется, должны нести за своих «протеже» хотя бы моральную ответственность?

Он демонстративно обращался на «вы», чтобы подчеркнуть серьезность своего настроения.

— Присмотрю, — вздохнул Удолин.

— А мы пока на крылечке покурим…

— Не слишком вы с ними резко? — спросил Ростокин. Он привык, что с профессором друзья общались уважительно, принимая во внимание и возраст, и прочие способности.

— Нормально. Распускать никого нельзя. Мы еще посмотрим, чем они тут занимались, кроме жрачки и пьянки. Некроманты, мать их… — Новикову как раз что-нибудь похожее требовалось, чтобы сбросить избыток нервного напряжения. — Дорвались до халявы…

— Кто его знает, может, они до этого по тюрьмам инквизиции сидели, как аббат Фариа, или перебивались подаянием, — примирительно сказал Шульгин.

— Ну, посмотрим, посмотрим, — Андрей дышал морозным воздухом, одновременно прикидывая, что он учинит с этой публикой, если они в их личных комнатах такой же бардак развели.

— Жаль, что Удолин со своим кагалом с твоим Власьевым здесь не пересеклись, — Андрей постепенно приходил в благодушное настроение. — Вот он бы им организовал флотский порядочек!

— Мне самому это интересно. Сдается, тут тоже некая параллель имеет место. Самая, допустим, микроскопическая. Вроде как на Столешниковом. Я их сюда из тридцать восьмого вывозил. Сейчас никаких следов ни их, ни БРДМа моего нет. Я тут почти сутки провел, все облазил, пока Власьева в курс вводил — и ничего. Значит, чтобы Зою с детьми и Власьева опять встретить, оттуда же переправляться надо?

— Придется признать, — без энтузиазма согласился Новиков. Бесконечные отражения поставленных друг против друга зеркал изрядно ему надоели.

Они сидели на верхней площадке ведущей на галерею второго этажа лестницы. Шульгин, а особенно Ростокин с интересом наблюдали, как не слишком трезвые маги перемещаются от парадных дверей к воротам и обратно, таская корзинки и ведра с мусором, неуверенно ковыряют снег штыковыми лопатами и в недоумении замирают, достигнув промерзшей земли. Которую и кайлом не сразу возьмешь.

— Константин, — весело крикнул Сашка, — если сверхчувственно ямку вырыть не можете, возьми на складе пару толовых шашек. Только смотри, чтобы сдуру головы не поотрывало… Шнур сантиметр в секунду горит.

Очевидно было, что сейчас Шульгин от души рассчитывается с Удолиным за всю его прежнюю надменность и чрезмерные «понты».

— Неужели у вас здесь нет никакого приспособления для утилизации мусора? — спросил Ростокин.

— Конечно, есть. Но сейчас — момент воспитательный. В армии не служил, не знаешь, как курившему в неположенном месте приказывают в наказание за час ведро окурков на территории полка собрать? И ведь собирали.

Маги и некроманты, судя по одеждам, в основном были приглашены Удолиным из разных десятилетий XIX века, и возраст их колебался между пятьюдесятью и шестьюдесятью годами. Только один был явно из XVIII, и помоложе — около сорока. Очень возможно, погиб на гильотине в известной эпохе террора.

Постепенно, на морозе и ветерке, они приходили в норму и шевелиться начинали активнее, чем сонные осенние мухи.

Что следовало поставить в зачет профессору: в комнаты хозяев он своих соратников не пустил. Ночевали все в двух гостевых комнатах, остальные помещения сохранились в исходном состоянии. Замки не тронуты ни механикой, ни магией.

Кажется, то, что получилось в итоге «большой приборки», понравилось и самому Константину Васильевичу, и его сообществу. Конечно, будь тут Воронцов, он нашел бы, к чему придраться, а на обычный взгляд — сойдет. Главное — книги из шкафов на растопку не пускали и с огнестрельной коллекцией не баловались.

— Теперь как, Константин, отпустим товарищей без опохмелки отдыхать до утра? — цинично поинтересовался Шульгин, построив публику, как в хорошо известном зрителям шестидесятых годов кинофильме «Напарник» (из серии «Операция „Ы“»). Его костюм, автомат, прочая боевая сбруя, а особенно лицо производили впечатление. Как на рядовых солдат крутой майор, перед строем матерящий до того всесильного старшего лейтенанта. Здесь — «Кандидат в Держатели» решил показать настолько же низшим по разряду магам, что почем и кто чего стоит.

Они это чувствовали. Каждый умел многое, но не обладал подавляющей силой воли. Если бы обладал — сумел бы в свое время нагнуть князька, герцога или простого владельца финансовой империи, чтобы те ему прислуживали, а не наоборот. И избегнуть многих бытовых неудобств.

Лица у всех были достаточно умные, взгляды — просветленные (невзирая на остатки алкогольного тумана), но сильного человека среди них ни Шульгин, ни Новиков не видели. В ином случае и разговор пошел бы по-другому.

— Я бы так сказал, — осторожно ответил Удолин. — Похмелиться им надо…

Шульгин снова постучал пальцами по ствольной коробке автомата. Привычка такая.

— По сто пятьдесят грамм из ваших рук, — уточнил профессор, — и завтра с утра они будут полностью готовы к работе. Без всяких глупостей.

— Принимается, — кивнул Шульгин. — По сто грамм, и чтобы я никого из них до утра не видел…

Чтобы окончательно устранить из дома посторонние запахи, в зале растопили камин, поверх поленьев бросили хорошую охапку веток местного аналога можжевельника. Пламя охватило сочные иголки, с треском рассыпая насыщенные эфирными маслами и фитонцидами искры.

— Не понравились вам мои сотрудники? — осторожно спросил Удолин, которого Шульгин в потребной ему винной порции ограничивать не собирался, зная его характер и привычки.

— Так вопрос не стоит, — ответил Новиков. — Дисциплинарная практика — это одно, практическая эффективность — несколько иное. Если они тут не зря проедались, никто сопутствующим моментам значения придавать не собирается. Что интересного сообщить можешь? Заодно и часы сверим. У вас сколько времени прошло?

— Две недели.

— У нас поменьше. Но с учетом тройного возмущения континуума — почти сходится. Итак, рассказывай. Подробно и точно, как ты умеешь, но на не имеющую отношения к делу лирику не отвлекаясь. Кстати, пленник где?

— Сидит в магически запечатанной камере, на чердаке, и медленно истаивает.

— Запытали вы его, что ли? — с оттенком сочувствия к дуггуру осведомился Шульгин.

— Как можно, Александр? Обращение исключительно вежливое, только на ментальном уровне. Мы не инквизиторы. Это просто свойство у них такое — поодиночке не выживают. Даже пищу не усваивают. Мыслефон им нужен, а, возможно, еще и обмен какими-то биологическими эманациями.

— Ты тоже не отвлекайся, — остановил Сашку Новиков. — Пусть все по порядку излагает.

Потребность и способность профессора облекать любую мысль в шлейф весьма далеко лежащих от основной темы ассоциаций, комментариев к собственным силлогизмам и внезапно рождающихся озарений были неистребимы. Потому его соратники давно уже научились автоматически вычленять значащие элементы из неудержимого потока сознания.