Запретный плод - Лорел Гамильтон

– Зачем? – спросила она.

Хороший вопрос. Я ведь ее напугала и довела до слез. Я на этот вопрос ответила:

– Старейший вампир города сделал мне предложение, от которого я не могла отказаться.

Она смотрела на меня, изучая мое лицо, будто старалась запомнить.

– Я вам не верю.

Я пожала плечами. Так всегда бывает, когда говоришь правду. Кто-нибудь обязательно назовет тебя лжецом. Люди охотнее глотают правдоподобную ложь, чем неправдоподобную правду. На самом деле даже предпочитают первую второй.

– Чем может вампир пригрозить истребительнице? – спросила она.

– Я ведь не пугало, Ребекка, – вздохнула я. – Вам приходилось встречаться с мастером этого города?

– Нет.

– Тогда вам придется мне поверить. Меня она напугала до полусмерти. И любой так же напугался бы, если он не выжил из ума.

Все еще было видно, что она не верит, но она заговорила. Тихий напряженный голос выложил мне ту же историю, что пришлась на долю полиции. Бесцветная и бесполезная, как стертый пенс.

– Ребекка, я пытаюсь поймать то лицо или создание, которое убило вашего друга. Помогите мне, пожалуйста.

Филипп обнял ее.

– Расскажи ей то, что рассказала мне.

Она посмотрела на него, потом на меня. Прикусила нижнюю губу и пожевала ее верхними зубами. Глубоко и прерывисто вдохнула.

– Мы в ту ночь были на вечеринке придурков.

Я заморгала, потом попыталась принять приемлемо разумный вид.

– Я знаю, что придурками называют тех, кто любит вампиров. Вечеринка придурков – это то, что я думаю?

Кивнула мне в ответ не она, а Филипп.

– Я на них часто бываю. – Он не глядел на меня, когда это говорил. – Там ты можешь иметь от вампиров все, что хочешь. Потом они делают с тобой все, что хотят.

Он метнул на меня взгляд и снова опустил глаза. Наверное, ему не понравилось то, что он увидел.

Я старалась сохранить бесстрастное лицо, но мне это не очень удалось. Вечеринка придурков – ну и ну! Но с этого можно начать.

– На этой вечеринке было что-нибудь особенное? – спросила я.

Она мигнула, недоумевая, будто не поняла вопроса. Я попробовала снова:

– Случилось ли на этой вечеринке что-нибудь экстраординарное, чего обычно не бывает?

Когда сомневаешься – разнообразь свой словарь.

Она уставилась себе в колени и помотала головой. Длинные темные волосы упали на лицо тонкой завесой.

– У Мориса были враги, о которых вы знали?

Ребекка помотала головой, даже не поднимая глаз. Я увидела, как метнулись ее глаза за занавесом волос, как у испуганного кролика, выглядывающего из куста. Знает она еще что-нибудь или я ее исчерпала? Если я буду напирать, она сломается, рассыплется, и из нее выпадет ключ – но может и не выпасть. На ее сплетенных на коленях руках побелели суставы пальцев. И слегка дрожали. Насколько сильно я хочу знать? Наверное, не настолько. Ладно, пусть будет так. Анита Блейк, гуманистка.

Филипп укладывал Ребекку в кровать, пока я ждала в гостиной. Я почти ждала услышать смешок или какой-то другой звук, свидетельствующий, что он пустил в ход свое обаяние. Ничего, кроме бормотания голосов и прохладного шороха простыней. Когда он вышел из спальни, лицо у него было серьезное и мрачное. Он снова надел очки и щелкнул выключателем. В комнате воцарилась густая жаркая тьма. Я услышала, как в этой темноте он движется. Шорох джинсов, скрип подошв. Я нащупала дверную ручку и распахнула дверь.

В комнату влился бледный свет. Филипп стоял, глядя на меня сквозь темные очки. Он стоял свободно, небрежно, но каким-то образом я чувствовала его враждебность. Мы больше не изображали друзей. Не знаю, сердился он на меня за что-то, на себя, на судьбу. Когда твоя жизнь становится такой, как у Ребекки, надо же найти виноватого.

– Это мог оказаться я, – сказал он.

– Но не оказался.

Он развел руки в стороны, сгибая.

– Но мог.

Я не знала, что на это сказать. И что тут скажешь? Что милостью Божией ты спасен? Вряд ли Бог имеет какое-то отношение к миру Филиппа.

Филипп проверил, что дверь за нами захлопнулась, потом сказал:

– Я знаю еще как минимум двух из убитых вампиров, которые на вечеринках бывали регулярно.

Я напряглась, ощущая поднимающееся волнение:

– Ты думаешь, что и остальные… жертвы могут быть любителями придурков?

Он пожал плечами:

– Могу это узнать.

Для меня его лицо все еще оставалось закрытым, непроницаемым. Кто-то отрубил его выключатель. Может быть, это были оголодавшие маленькие ручки Ребекки Майлз. Не знаю. Я только знаю, что мне это было не очень в масть.

Могла ли я доверить ему выяснить? Скажет ли он мне правду? Не подставлю ли я его под опасность? Ответов нет, одни вопросы, но хотя бы с вопросами уже намечается ясность. Вечеринки придурков. Общая нить, первый намек на ключ. Горячий след.

21

У себя в машине я включила кондиционер на всю катушку. Пот охлаждал лицо, густея на коже. Потом я его отключила, пока голова не заболела от резкой смены температур.

Филипп сидел от меня так далеко, как только мог. Лицо его тоже было повернуто к окну, насколько допускал привязной ремень. Глаза за солнечными очками смотрели в сторону и вдаль. Он не хотел говорить о том, что сейчас было. Откуда я это знаю? Анита – чтец мыслей? Нет, просто Анита – не совсем дура.

Он ссутулился; если бы я не знала причину, можно было бы решить, что от боли. Если подумать, в сущности, так оно и было.

Я налетела хулиганом на очень хрупкое человеческое существо. Это не вызывало у меня приятных ощущений, хотя так куда лучше, чем избить ее до потери сознания. Физически я ей больно не сделала. Но почему мне не было от этого лучше? А теперь мне предстояло допросить Филиппа, потому что он дал мне нить. И упустить ее я не могла.

– Филипп? – позвала я.

Плечи его напряглись, но он продолжал смотреть в окно.

– Филипп, мне надо узнать про вечеринки придурков.

– Подбрось меня в клуб.

– «Запретный плод?» – спросила я. Сообразительная ты моя, Анита.

Он кивнул, по-прежнему не оборачиваясь.

– Тебе не надо забрать свою машину?

– Я не вожу, – ответил он. – Меня Моника подбросила к твоей конторе.

– Она знала? – спросила я, мгновенно возгоревшись горячей злостью.

Здесь он обернулся, посмотрел на меня с непроницаемым лицом и скрытыми за черными стеклами глазами.

– Чего ты на нее так злишься? Она просто привела тебя в клуб, и все.

Я пожала плечами.

– Почему? – Его голос был усталым, человеческим, нормальным.

Тому донжуану, что пытался флиртовать, я бы не ответила, но это была уже не маска, а человек.

– Она человек, и она предала людей нелюдям.

– И это худшее преступление, чем то, что Жан-Клод заставил тебя бороться на нашей стороне?