Черный лебедь - Владимир Колычев

– Но у меня есть жена, сын.

– Это уже не важно.

– Но я не могу их бросить.

– А я этого от тебя и не требую. Пусть все остается, как есть. Главное, что ты меня любишь.

– Но мы не будем вместе.

– И не надо. Пусть эта ночь станет нашей маленькой... Нет – большой-пребольшой тайной. Мы никому о ней не расскажем, правда?

Признаться, я был немного удивлен. К чему этот разговор? Ведь и так ясно, что я никогда не признаюсь Майе в том, что изменил ей. А Женя вправе сама решать, рассказывать ей об этом или нет. Она решила, что сохранит эту ночь в тайне. Но зачем мне об этом говорить? Впрочем, она женщина. А им свойственно сбалтывать все, что придет на ум. И хорошо, что ей на ум пришла такая замечательная мысль. Мне бы очень не хотелось, чтобы Майя узнала о моем хождении на сторону. Но в любом случае Женя не похожа была на женщину, которая могла бы пустить в народ злую сплетню. Она замечательно добрая и хорошая девушка. И жаль, что мы не вместе.

– Мы никому ничего не скажем, – кивнул я. – Но никогда не забудем эту ночь.

Хотел бы я стереть из своей памяти этот приятный, но неудобный для меня фрагмент из жизни. Но знал, что из этого ничего не выйдет. Разве что со временем все забудется. Или со смертью.

– Не забудем, – эхом отозвалась Женя. И спохватившись: – Лишь бы с тобой ничего не случилось.

Оказывается, мы думали в унисон. Это меня растрогало. Но одновременно наполнило душу холодной липкой жутью. Я не хотел умирать. Я ехал на войну, чтобы жить дальше. Но если вдруг?

– Все будет нормально. Я вернусь.

– Не хочу спрашивать, к кому, – горестно вздохнула Женя.

– Уверен, ты будешь счастлива в этой жизни, – сказал я, чтобы хоть как-то утешить ее.

– Без тебя не буду. Хотя все может быть.

– У тебя кто-то есть?

– Нет, – уверенно мотнула она головой.

– А парень, которого ты из армии ждала?

– Это ты про Ивана? Да нет, я не захотела с ним. Он, конечно, герой, но не моего романа.

– Ничего, ты еще встретишь своего героя.

– Может, и встречу. Но ты меня не сватай, не надо. Не хочу, чтобы ты желал мне счастья с другим. Мне, наверное, уже пора.

Она сделала робкую попытку подняться, но я ее так же робко удержал.

– Еще целая ночь впереди, – сказал я.

– На всю жизнь ее не растянешь, – покачала она головой.

– Хоть что-то.

– Да, лучше что-то, чем ничего. Как же я тебя люблю!

Женя снова набросилась на меня, но я сразу же перехватил инициативу – потому что сам того хотел.

Проснулись мы рано утром. Поезд подходил к Москве, и проводник постучала в запертую дверь нашего купе.

– Мне уже пора, – застегивая блузку, сказала Женя.

На этот раз я не стал ее удерживать. И более того – сам открыл ей дверь. И поцеловал в щеку на прощание. А мимо нас в это время проходила седовласая женщина в домашнем халате. Полотенце через плечо, в руке пакетик с туалетными принадлежностями. Я бы не обратил на нее внимания, если бы она сама не глянула в нашу с Женей сторону. Она глянула, а я ее узнал. Эта женщина жила в одном доме с родителями Майи. Я бы не сказал, что и она узнала меня. Просто шла мимо, просто глянула на выходящую из купе Женю, чтобы не столкнуться с ней лбом в тесном пространстве коридора. По мне лишь скользнула взглядом. Но я все же испугался, отпрянул назад. И Женя почувствовала мое внутреннее напряжение, подалась назад. На всякий случай я закрыл за ней дверь.

– Что с тобой? – встревоженно спросила она.

– Да так, знакомую одну увидел.

– И что?

– Она Майю знает.

– А тебя?

– Ну, может, видела.

– А может, и не видела. Не бойся, не узнает жена. А может, боишься?

– Ну, как бы тебе сказать.

– Понятно. У тебя сестра есть, сколько ей лет?

– Пятнадцать.

– Мой тебе совет: позвони жене, скажи, что вместе с ней ехал.

– Майя меня провожала. Я один в поезд садился.

– Но мы же Электроцинк проезжали. Твоя сестра могла там сесть.

– Соображаешь, – задумчиво изрек я.

– Да вот, в голову пришло, – смущенно улыбнулась Женя. – Ради тебя стараюсь. Может быть, когда-нибудь тоже выкручиваться буду.

– Ты не похожа на женщину, которая могла бы изменить своему мужу.

– С тобой кому угодно изменила бы. А без тебя и муж не нужен. Ладно, не буду тебя утомлять. Поцелуемся на прощание.

Затяжной поцелуй закончился очередным падением в греховную пропасть. Мы любили друг друга, как в последний раз. В общем, так оно и было. Из вагона мы вышли последними.

– Хочешь, до аэропорта тебя провожу? – с надеждой спросила Женя.

– Так ты и улетишь со мной, – улыбнулся я.

– И улетела бы, если бы позвал.

– На войну тебя не позову.

– А вообще?

– Давай прощаться.

Не хотел я обнадеживать Женю. И себя тоже. Мы расставались с ней навсегда.

1988—1989 годы

1

Казалось бы, совсем недавно я прибыл в Афган. Прошло чуть больше года, и вот я уже возвращаюсь в Союз живой и здоровый, полностью пригодный к дальнейшей службе и, соответственно, карьерному росту.

Из Кабула меня перебросили под Кандагар, в отдельную мотострелковую бригаду. Наивный нанайский мальчик, я думал, что меня назначат на должность, значившуюся в моем предписании. Но командир бригады не моргнув глазом бросил меня на взвод. «Служи, старлей, а мы подождем – посмотрим, чего ты стоишь».

Ждать пришлось недолго.

Кандагар по своему стратегическому положению имел неоспоримо высокое значение для обеих воюющих сторон. Южные ворота Афганистана, от которых тянулись важнейшие магистральные пути в глубь страны. И неудивительно, что «духи» действовали здесь особенно активно. То один отряд шороху наведет, то другой. Единого командования эти формирования не имели, поэтому войсковые операции следовали одна за другой – то в самом городе бой, то в его окрестностях – в опасной для нас «зеленке», то вдоль дорог.

Я хорошо помню свой первый боевой выход. Наша рота получила задачу зачистить кишлак, где, по предварительным данным, засел небольшой отряд моджахедов. Мы шли предгорьем по направлению к ущелью. Мой взвод замыкал колонну. И надо было такому случиться, что заглох бронетранспортер. Пришлось остановиться. Пока я связался с ротным, прошло время – первые два взвода успели оторваться от нас на значительное расстояние. Ротный обложил меня матом и велел срочно устранить неисправность, а в случае неудачи взять машину на буксир. А какая у БТР может быть неисправность, по которой он мог заглохнуть на ходу? Неисправность системы подачи топлива, другой вроде быть не должно. Или топливный фильтр забился, или топливный насос полетел. Но я заподозрил другую причину. Не нравилось, как вел себя бронетранспортер на марше. Кряхтел, чихал. И я оказался прав. Нерадивый механик-водитель неправильно заправил машину – намешал керосин с соляркой. Быстро выяснили причину, быстро устранили недоразумение. Колонна продолжила путь, но образовавшийся разрыв сокращался медленно. И не успел сократиться к тому моменту, когда головной БТР подорвался на мине. В ту же секунду первые два взвода попали под шквал огня.

«Духи» атаковали колонну еще до того, как мои три машины должны были показаться из-за поворота. И не знали о существовании моего взвода. Зато ротный не мог о нем не знать. Он связался со мной по рации и отдал приказ зайти душманам с фланга и переместиться в тыл. Основные силы должны были прикрыть нас сковывающим огнем. Приказ был выполнен в срок и самым наилучшим образом. Без единой потери мы уничтожили восемнадцать «духов» и еще троих взяли в плен. Помню, как долго у меня потом тряслись руки. Первые убитые мною люди, первая победа. Через два месяца ротный пошел на повышение, а я принял подразделение. И до сих пор им командую.

Выше роты я так и не поднялся, зато приобрел бесценный опыт боевых действий. Также доказал всем и прежде всего себе, что имею право называться настоящим боевым офицером. Подтверждением тому мог служить орден Красной Звезды. Я доказал себе, что не трус. А то, что приходилось убивать, так на то она и война. Главное, что сам не убит. Главное, что живым возвращаюсь домой.

Натужно ревели двигатели, с шумом выскочил крупный камень из-под мощного колеса. Боевая машина шла в гору ровно, без капризов. Саланг, стокилометровая трасса, утопающая в облаках и сжатая со всех сторон белоснежными вершинами гор. И неизвестно, что ждет тебя за очередным поворотом горного серпантина. Осень восемьдесят восьмого года, наша часть возвращается в Союз. Осталось совсем немного.

Дома меня ждет не дождется жена. Юрочке уже три года, совсем взрослый пацан. Обрадуется папке. Продолжу службу в своем полку; скорее всего, там меня на майорскую должность поставят – тогда я в академию поступлю. После Афгана мне все дороги открыты. Сделаю карьеру, стану генералом. Жена и сын будут гордиться мною. Все будет хорошо. Скоро, совсем скоро я буду дома.

Так долго моджахеды ждали, когда советские войска уйдут из Афгана. И вот это случилось. Но «духи» уже не хотят выпускать нас, во всяком случае, без пламенного прощального привета. То там засада, то здесь. Гибнут люди, горит техника. Но мы уже прошли самые опасные участки. Мы уже почти дома. И хочется затянуть песню: «Еще немного, еще чуть-чуть, последний бой – он трудный самый...» Но только так, чтобы не было никакого последнего боя. Хватит с нас, навоевались.