Куда уходит любовь - Гарольд Роббинс

– Я принес тебе большие новости.

Она устало спустила ноги с кровати, запустив пальцы в волосы. Они были грязными и спутанными.

– Что за новости?

– Твой эскиз для Объединенных Наций принят. Тебе поручено возвести барельеф женщины на площади Объединенных Наций в Нью-Йорке!

Усталость моментально исчезла, уступив место восторгу.

– Когда ты это выяснил?

– Час назад. Скааси звонил мне из Нью-Йорка. И я сразу приехал к тебе.

Ее охватила волна триумфа. Она оказалась права. И даже Люку теперь придется признать это. Она посмотрела на Сэма.

– Ты кому-нибудь еще говорил об этом?

Он покачал головой. – Нет. Но уже утром нам надо сделать сообщение для прессы.

Она направилась в мастерскую.

– Я хочу, чтобы Люк первым услышал это от меня.

– Ну, – сказал он, – к полудню это известие передаст Нью-Йорк.

– Так что давай скажем ему сейчас же.

Сэм проследовал за ней по коридору в холл. Навстречу им по лестнице спускался Чарльз.

– Мистер Кэри уже уехал, Чарльз?

– Да, мэм. Он уехал сразу же после восьми часов, вместе с ребенком и миссис Холман.

– Они отправились с ним? – с удивлением воскликнула Нора. – Чего ради?

– Он что-то говорил относительно того, что сегодня у него большой день, мэм. Завершена первая группа зданий, которые он строил, и будет торжественная церемония. Он оставил записку, в которой просит приехать, если у вас будет время.

– Спасибо, Чарльз, он что-то такое говорил. Я просто забыла. Кивнув, дворецкий сделал шаг в сторону, чтобы пропустить их. Сэм проследовал за ней в комнату Норы, закрыв за собой дверь.

– Ты об этом и не подозревала, не так ли? Она не ответила.

Сэм огляделся. В первый раз ему пришло в голову, что Люк не делит с ней эту спальню.

– С чего это тебе вдруг пришла в голову идея об отдельных спальнях? Между вами что-то произошло?

– Ничего особенного…

– Минутку, – мягко прервал он ее. – Я же твой старый приятель Сэм, помнишь? Ты можешь откровенно говорить со мной.

Секунда – и она уже рыдала у него на груди.

– Ох, Сэм, Сэм, – всхлипывала она. – Ты не представляешь, насколько все это ужасно. Он болен. Война изуродовала его. Он ненормальный.

– Не понимаю.

Слова потоком хлынули из ее губ, словно она уже была не в силах сдерживать их.

– Ты же, конечно, знаешь о его ранении? Ну вот, оно и заставляет его делать разные дикие вещи.

– Например?

– Ну, ты понимаешь. Извращения. Этим он со мной занимается. Только так он может возбудиться. Иначе он полный импотент! Я не знаю, что мне делать. Порой мне кажется, что я просто сойду с ума.

– Я и не знал, куда он получил ранение. Ты предлагала ему обратиться к врачу?

– Я умоляла его. Но он просто не хочет слушать. Он сказал мне, чтобы я занималась своими собственными делами. Он хотел от меня лишь рождения ребенка, чтобы доказать, какой он нормальный мужчина!

Оторвавшись от Сэма, Нора взяла сигарету из коробки на столе. Сэм поднес ей спичку.

– Он постоянно делает то, что выводит меня из себя, – продолжала она. – Он отлично знает, что детский врач посоветовал нам не выносить Дани из дома. Она может простудиться. А он специально, чтобы позлить меня, тащит ее в эту грязь и мусор.

– И что ты собираешься делать?

Она посмотрела на него.

– Я собираюсь поехать и привезти ее обратно. Это мой ребенок, и я не позволю никому, даже ему, причинять ей вред. – Она интуитивно чувствовала, что Сэм не очень верит ей. – Ты не доверяешь мне, не так ли?

– Я тебе верю.

– Может быть, ты на самом деле поверишь, если я тебе кое-что покажу.

Повернувшись, она через ванную прошла в комнату Люка. Драматическим жестом она распахнула дверцу ночного столика рядом с его кроватью.

– Вот!

Он взглянул по направлению ее указующего перста. На полке стояли две полные бутылки бурбона и одна полупустая. Он с удивлением взглянул на Нору.

– И так каждую ночь. Он напивается и приходит ко мне. Затем он снова пьет, пока не приходит в ступор и не валится спать!

Она рывком захлопнула дверцу и в сопровождении Сэма направилась в свою комнату. Несколько секунд он молча смотрел на нее.

– Ты не можешь так жить.

– Что мне остается делать?

– Ты можешь развестись с ним.

– Нет.

У него опять возникло смутное скептическое отношение ко всему, что он увидел и услышал. Уж очень неожиданно все стало одно к одному, все в точку.

– Почему нет?

– Ты знаешь не хуже меня. Мать не потерпит развода и будет вне себя, если нашу фамилию будут трепать в суде.

– Ну и?

Она открыто встретила его взгляд.

– Мой ребенок. Я видела слишком много детей, которые росли в разоренном доме. И я не хочу, чтобы Дани ждала такая судьба.

Он не знал, верить ли ей или нет.

– Я поеду с тобой на стройплощадку, – внезапно предложил он. Нора с удивлением посмотрела на него. Она так увлеклась драмой, которая создавалась ее стараниями, что совершенно забыла о необходимости ехать за Дани.

– Чтобы привезти тебя с ребенком, – напомнил он. Неожиданно она улыбнулась ему. Он ей поверил. Она видела, что поверил. И в самом деле – почему бы и нет? Свидетельства были налицо. Она взяла его под руку.

– Спасибо, Сэм. Спустись вниз и выпей чашку кофе, пока я оденусь. Я буду через несколько минут.

14

Дани качалась на качелях. Ее темные глазки сияли, и она пищала от удовольствия, когда увертывалась от рук миссис Холман. Я подхватил ее, но она стала вывертываться из моих объятий, желая еще покачаться.

– Подержите секундочку ее на руках, полковник! – попросил один из фотографов, прицеливаясь камерой. – Получится превосходный снимок.

Дани замерла, позируя с таким достоинством, словно она не делала в жизни ничего другого. Няня гордо улыбалась.

Затвор щелкнул, и я снова опустил ее на землю, а затем, приподняв, посадил на сидение качелей, туго затянув страховочный ремешок. Она захлебывалась смехом. Солнце заставило порозоветь ее щечки, и в своем теплом синем комбинезончике она выглядела настоящей куклой. Мы были на игровой площадке, которую я поставил с задней стороны одного из стандартных домов, чтобы продемонстрировать, как много возможностей таит в себе внутриквартальное пространство.

Я с удовлетворением огляделся. По всей длине новых улиц стояли машины, а прибывшие внимательно изучали разнообразные образцы домов, что мы предлагали для продажи.

Не могу сказать, что каждый дом отличался своеобразием. Самое главное заключалось в том, что они могли стать таковыми. Основа каждого из строений была одна и та же, представляя собой в плане Т-образную форму, а протяженность верхнего этажа давала возможность дальнейших надстроек или же он мог оставаться как есть, в зависимости от пожелания покупателя. Но так как каждый акр позволял разместить на нем только четыре здания, и не больше восьми в квартале, мы смогли каждый дом поставить отдельно. Это придавало им, как говорят строители, товарный вид.