Ку-дар - Ивар Рави
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Любуешься собой, Желток? — Я не услышал, как зашла Камисса. Ее каштановые волосы были уложены по-новому, небесно-голубое платье слегка просвечивало, заставляя думать не о еде.
— Ты очень красивая, — невольно вырвалось у меня. В любом мире женщина остается женщиной. Камисса вспыхнула от удовольствия и кинулась ко мне на грудь:
— Как я соскучилась по тебе, но давай сначала поедим, а потом все остальное. — Игриво вильнув бедрами, она прошла и села за стол:
— Садись, Желток, у нас всего один день, чтобы нормально провести время.
— Зачем ты попросила перенести бой? — я принялся усиленно жевать, восполняя затраченную эмоциями энергию.
— Сейчас мои слуги готовят четырех самых быстрых сигов. Половина моего состояния уже обращено в деньги, зато у нас есть столько амальты, что нам хватит на всю жизнь. Я давно прикупила домик в Дола-Ач — это самый дальний городок, почти у самого моря. Там редко бывают посторонние, и городок многим мне обязан. Там мы сможем прожить не боясь никого. — Камисса изящно оторвала крылышко у какой-то неизвестной мне птицы, дичь на столе я видел впервые.
— Ты предлагаешь мне бежать и прожить свою жизнь как трусу?
Рука с крылышком птицы застыла на полпути: в глазах женщины заплескалось непонимание.
— Ты отказываешься от меня, Желток?
Мне пришлось прожевать солидный кусок мяса, прежде чем смог ответить:
— Нет, не отказываюсь. Более того, быть с тобой — это счастье подаренное Сирдом. Но, Камисса, я не убегу, завтра мне предстоит сражаться за честь школы Керал-Мака, и я выйду на бой.
— Ты идиот, — в сердцах воскликнула Камисса, — я узнавала, Джал — один из лучших бойцов во всем Сирдахе, он убьет тебя.
— На все воля Сирда, — я попробовал ножку птицы, вкус просто умопомрачительный.
— Что это? — показал на птицу.
— Да какая разница, — Камисса всплеснула руками, — это «иркал», ее разводят на севере, мне привозят слуги. Сейчас речь о твоей жизни, о нас с тобой. А тебя беспокоит лишь «иркал».
— Камисса, ты дороже всего для меня, я с радостью отдам жизнь за тебя. Подожди, дай мне сказать, — остановил порыв женщины, собиравшейся привести мне контраргумент. — Но есть одна вещь, через которую я не могу переступить — это братство школы, если я сбегу, школа просто прекратит свое существование. Никто не отдаст ученика в школу, чьи воспитанники сбегают от боя.
— Я люблю тебя, Желток, — голос Камиссы звучал печально, — мне исполнилось всего восемнадцать сезонов, когда меня выдали замуж. Я была несчастна… муж не обращал на меня внимания, только периодически приходил ночью и вел себя как кварк-«берш». После его смерти меня обложили люди, требующие вернуть их долги. Мне пришлось вникать в торговлю, выяснять, чем отличается мера дерева от меры мяса, как лучше хранить и перевозить продукты. Из какой стали покупать оружие, а какая сталь быстро ржавеет. Четыре сезона я отдавала долги мужа, потом начала богатеть, сегодня меня называют богатой, самой богатой в Даре-Ач. Но зачем мне все это, если завтра тебя убьют? Каждую ночь, что ты проводишь в своей школе, я плачу. Плачу, думая о тебе. Как мне жить, если только с тобой я поняла, что значит женщина, что значит быть счастливой?
— Камисса, — перебил девушку, — я не собираюсь завтра умирать.
На секунду глаза Камиссы загорелись:
— Ты обладаешь даром Сирда? Ты скрытый «сен-ар»?
— Нет, не обладаю даром сирда, и не скрытый «сен-ар». Но я скажу тебе так, моя родная. У одного человека спросили: в чем сила, брат? И знаешь, что он ответил?
— Что? Это был Сирдарий? — Камисса подалась вперед.
— Он ответил: сила в правде, брат! и нет, это не Сирдарий, я его, скорее, назвал бы человеком с большой буквы! Так вот, Камисса, правда на моей стороне, как и любовь самой красивой женщины Гардо-Ач!
— Только Гардо-Ач? — В Камиссе проснулась настоящая женщина.
— Во всем Сирдахе! И завтра, я выиграю этот бой, потому что мне есть ради кого его выигрывать, потому что я дал себе слово, которое нужно исполнить, потому что сила в правде!
Я отпил немного вина из серебряного кубка и хищно посмотрел на свою женщину:
— А сейчас у нас есть время до утра, не знаешь, чем лучше заняться?
Чем заняться, Камисса знала. Изголодавшаяся по мужской ласке женщина, словно старалась налюбиться впрок и надолго, с каждым разом проявляя чудеса изобретательности. У меня даже проскочила мысль, смогу ли я завтра двигаться быстро, но быстро отмел пораженческие сомнения.
Утром, когда я добежал до школы, первая четверть сирда была на исходе. Камисса плакала, обнимала ноги, уговаривая остаться. Наступил момент, когда я чуть не смалодушничал. Еще во время нашего путешествия из Даре-Ач в Гардо-Ач я заметил в себе способность ускоряться на небольшой промежуток времени. После того случая несколько раз ночью, выйдя на тренировку в школе, пробовал ускориться. Получалась очень интересная картина, словно время вокруг меня становилось тягучим. Долго работать в таком ритме не мог, максимум около полминуты. Именно этим я и собирался воспользоваться в бою, чтобы добиться победы.
Тенкор метал молнии, приближалось время боя, а я только появился, весь помятый, с наспех надетыми доспехами.
— Надеюсь, оно того стоило, — прорычал он, увидев меня. Потом, к моему удивлению, потрепал меня по щеке, заверяя, что чудеса случаются, и при везучести этого отребья кварка он ничему не удивится. От завтрака я отказался, Камисса накормила меня так, что еле в доспехи влез. Под мелким моросящим дождем мы снова направились к городской площади, где мне предстояло сразиться с сильнейшим бойцом. Третий день дождя превратил пыльные земли в болото, а по мощенной мостовой бежали ручейки. Песок на арене впитывал воду, но при каждом шаге ноги по щиколотку погружались во влажную смесь песка и воды. Моего противника еще нет, хотя трибуны уже забиты. Все мои попытки найти Камиссу на трибунах не увенчались успехом. Эта смелая женщина рискнула всем: если я паду на арене, ее репутация останется на дне. Если я выиграю бой и стану «ихи-ри» — все забудется, особенно если мы сочетаемся браком.
— Ради тебя, Камисса, ради отмщения смерти Напусы, ради всех несчастных ку-даров и искалеченных кварков, — трижды я повторил клятву, проникаясь ненавистью ко всем: к судьям, зрителям, даже к Тенкору, смотрящему на меня с сожалением
