Старые письма - Даниэла Стил

Новость так расстроила Анну, что она слушала дальше, с трудом сдерживая слезы.

– А как же развод?

– И разводиться она тоже не желает. Она, понимаете ли, не видит причин, по которым нам следует оставить друг друга. Она согласна с тем, что совместная жизнь делает ее такой же несчастной, как и меня, но при этом уверена, что давно рассталась с надеждами на счастливый брак. Мери твердит о том, что не переживет унижений, связанных с процедурой развода. И получается, что, если мы уедем сейчас вдвоем – я и ты, Анна, – мне нельзя будет взять тебя в жены.

Так же как и ее, Николая больно ранило каждое сказанное им слово. Он так хотел дать ей все, на что способен: дом, положение в обществе, уверенность в завтрашнем дне, детей – новую, счастливую жизнь. А выходило так, что она могла лишь оставаться его любовницей. И тогда унижения придется терпеть не его жене, а ей, Анне.

– Кто-то еще знает про нас? Его величество? – с тревогой уточнила она.

– Наверное, он давно уже догадался, но не торопится нас осуждать. Ты ему слишком симпатична, и он сам говорил мне об этом много раз.

– Ну что ж, тогда можно не беспокоиться, – с тяжелым вздохом заключила она. – Все равно мне еще слишком многое предстоит сделать. Им кажется, что я совсем обленилась, и теперь мадам Маркова постоянно грозится похоронить меня в кордебалете и не давать сольных номеров. Она считает, что я уже не та балерина, какой была раньше. Мне бы хотелось заставить ее передумать, а у тебя появится время заставить передумать Мери. Придется нам еще потерпеть.

Одному Богу известно, каких усилий ей стоил этот спокойный, рассудительный тон. Ведь Анна обмирала от страха, стоило ей подумать о дальнейшей жизни в балетной школе и той борьбе, которую предстояло выдержать Николаю.

– Боюсь, что мое терпение лопнет, – мрачно заметил он. – Мне ужасно тебя не хватает. Когда ты снова сможешь нас навестить? – Каждый день без Анны превращался для него в бесконечную пытку. Действительность оказалась намного хуже самых мрачных опасений.

– Может быть, в середине лета, если мне вообще позволят получить отпуск в этом году. Мадам Маркова уже намекала на то, что мне бы следовало остаться в школе, когда все разъедутся на каникулы, и попытаться наверстать пропущенное время.

– Неужели она на такое способна? – возмутился Николай. Он не желал смириться с тем, что не увидит Анну даже летом. – Это же попросту несправедливо!

– Она вольна распоряжаться нами по своему усмотрению. Сам понимаешь, тут не до справедливости. Но мы еще посмотрим. Я поговорю с ней ближе к делу. А пока нам остается терпеть и ждать. – Ведь он сам сказал, что потребуется время на то, чтобы уговорить Мери вернуться в Англию или хотя бы согласиться расстаться полюбовно.

– Через пару недель я снова явлюсь проведать тебя – «согласно воле государя императора», – сказал Николай с печальной улыбкой. – Как ты думаешь, тебе доставят мои письма, если я соберусь их послать?

– Пожалуй, если на конверте будет герб дома Романовых, – с лукавой улыбкой ответила Анна.

– Ну что ж, придется попросить Алексея надписать адрес. – И он вдруг наклонился и поцеловал Анну. – Не тревожься ни о чем, любовь моя. Мы справимся. Им не удастся вечно держать нас в разлуке. Со временем мы наверняка что-нибудь придумаем. Скорее бы это случилось! С каждым днем мне все больше тебя не хватает!

Николай снова наклонился, собираясь ее поцеловать, но в этот миг дверь парадного распахнулась, и в палисадник ворвалась мадам Маркова – живое воплощение праведного гнева.

– Анна, ты, случайно, не собираешься проторчать тут весь день со своим доктором? Или все же вспомнишь о деле? А может, ты считаешь себя слишком больной и отправишься в госпиталь, чтобы успокоить его императорское величество? Если тебе больше нравится валяться на больничной койке, чем танцевать, – только скажи, и мы пристроим тебя в самую приличную богадельню!

Анна вскочила как ошпаренная и замерла возле Николая, дрожа в тонком трико и балетных туфельках. Но Николай заговорил прежде, чем она успела открыть рот:

– Мадам, мне крайне неловко, я вовсе не собирался отнимать у мадемуазель Петровской так много времени. Это целиком моя вина. Я вел себя непростительно беспечно.

– Ну так извольте откланяться, сударь!

Похоже, мадам Маркова успела позабыть о благодарности доктору за то, что пять месяцев назад он спас Анне жизнь. Тем паче что отныне он стал для нее врагом, претендующим на привязанность ее любимой ученицы. Уж теперь-то она не сомневалась, кто такой этот загадочный женатый мужчина!

Николай как ни в чем не бывало поцеловал на прощание Анну в щеку, она попросила передать приветы всем, кто ее помнит, влюбленные обменялись последними рукопожатиями, и Анна вернулась в класс, а доктор отправился к экипажу. У него был совершенно несчастный вид: Николаю ужасно не хотелось оставлять Анну в этом мрачном доме, где она проводит все свое время, истязаемая тяжким, воистину рабским трудом. С какой радостью он сегодня же забрал бы ее отсюда навсегда!

А сама Анна снова встала у станка и изо всех сил старалась сосредоточиться на упражнениях и не думать о Николае под недреманным оком мадам Марковой. Наставница превзошла себя в беспощадной грубости и жестоких, язвительных замечаниях. И когда наконец через два часа тренировки Анне было позволено сделать перерыв, мадам Маркова смерила балерину с головы до ног откровенно презрительным, брезгливым взглядом, то и дело вспыхивавшим яростью.

– Ну как, он уже сообщил тебе, что не сможет расстаться с женой? Что она якобы не дает ему развода? Анна Петровская, ты круглая дура, ведь эта история стара как мир! Вот увидишь, он так и будет кормить тебя обещаниями, которых никто не собирается выполнять, покуда окончательно не разобьет тебе сердце и не угробит твою карьеру танцовщицы. А сам останется жить с женой! – Судя по ее тону, она говорила так, опираясь на собственный опыт, на какие-то давние события, имевшие место в ее прошлой жизни. Мадам Маркова не забыла и не простила причиненное ей кем-то горе – и не собиралась прощать его сейчас. – Ведь он сказал тебе именно это? – Она грубо добивалась от Анны признания, но не тут-то было. Анна знала, что Николай действительно любит ее и ни за что не причинит ей зла, что бы там ни вообразила себе мадам Маркова и какие бы страшные демоны прошлого ни преследовали ее.

– Он передал мне то, что просили сказать их императорские величества, – отрезала Анна.

– И что же это было?

Анна умолчала, что ее снова пригласили провести лето в Ливадии. Эта новость наверняка стала бы последней каплей и грозила окончательно испортить отношения. Нет, говорить об этом сейчас было слишком рано.