Сердце Греет Холодная Сталь (СИ) - Корнелий Луций

— Я поговорил с ними. — заявил жрец. — И дела обстоят весьма интересно.

— Давай без театральных эффектов. — произнёс Барон, оторвавшись ненадолго от вина. — К сути, увожаемый.

— Это арабы.

— Так… — нахмурился Санитар. — В смысле они типа как арабы. Ну мореходы там… Торговля хуемое-мое.

— Нет. — отрицательно покачал головой Ньяль. — Это самые настоящие арабы доисламского периода. У них имеется сказание про Великий Божественный Исход. Как некий Хубал, бог Неба и Луны, перенес их предков сюда за особые заслуги. В Благие Земли. Дальше все было примерно как у нас… Бродили, воевали, дружили, создавали государства. Только за сотни лет они успели десять раз расплеваться между собой и теперь тут есть свой Ближний Восток средневекового уровня. Как все мы помним, голос при переносе говорил про четвертое экстренное вмешательство. Четвёртое по счету…

— То есть… — взял слово Барон. — Может быть, тут где-то ещё скачут монголы или, не постесняюсь этого слова, печенеги?

— Может быть, даже казаки! — добавил Санитар. — Или потомки Норфолка.

— Ну так что, други? — спросил Яроврат. — Рванем до Багдада?

— Обязательно. — согласился Ньяль. — Все корабли, кроме моего, пойдут туда вслед за этими двумя капитанами.

— Погоди… — нахмурился Барон. — Ты предлагаешь разделиться?

— Боюсь, что именно это будет лучшим вариантом. И ещё… Я бы настаивал, чтобы уважаемые КПВ, Марк, Лестер и Эол временно перешли на мое судно.

Глава 15 Сироты Лунной Песни

— Значит КПВ и Марк теперь тоже с ними? — спросил Садовников из команды Яроврата.

— Со всеми потрохами. — вздохнул Себас, оглядываясь по сторонам.

Мужчины втроем укрылись за несколькими пальмами в сторонке от кораблей. Уже давно стемнело, но костры на пляже ещё горели вовсю.

— Я бы к вам перешел в команду, но боюсь меня не поймут. Яр раньше был немного… слишком серьезно воспринимал некоторые вещи. А сейчас он…

— Офеодалился. — взял слово Ментос. — Мы так это называли в Новгороде. А ты, Садовник, не рискуй. Нам главное дотянуть до конца экспедиции. Дальше я обращусь к бывшим коллегам из Особого.

Про бывших Марат Еганов по прозвищу Ментос приврал. Из ос он не увольнялся после драки, а был отправлен с целью присмотреть за экспедицией.

— Если мы дотянем живые и адекватные… — вздохнул Себас. — Те, кто приносят жертвы, как-то меняются. Они сами, может быть, не замечают, но я вижу как у них глаза блестят при виде крови. Мы с вами прошли войну. Многое повидали. Но сейчас люди окончательно идут вразнос. Братки Санитара с одного аборигена вчера заживо шкуру сдирали. А потом в солёную воду кинули. Это уже все… А Ньяль собирается часть эльфов бросить на острове.

— Чё? Серьезно? — возмутился Садовник. — Он вроде как их спасением и прикрывался. Псих ебанный.

— Прикрывался. — подтвердил Ментос. — А теперь… Самые слабые, те кто лишился конечностей, те кому ритуалы плохо выправили мозги — бывайте.

— Бля, их же тут сожрут. Сука как же все нахуй пошло в распиздос. — продолжал возмущаться Садовник. — Вы пробовали его обломать?

— Они типа сами хотят остаться. — пояснил Себас. — Ясно, что они безоговорочно верят Ньялю и Эолу. Скажут те им со скалы прыгать — прыгнут ведь.

— Какие у нас шансы добраться обратно без русалочек? — спросил Ментос. — Если после ухода Ньяля дадим по съебам.

— Думаю, что мало. Ньяль нас может выследить и найти, как зверолюдов. Утопить корабль для его русалок будет как раз плюнуть. Давайте пока не выдавать себя. Время покажет, как карта ляжет.

Ее звали Лафэйра, что на языке ее народа означало Лунная Песня. Ей было семнадцать лет, когда мир сдвинулся и перевернулся. Сначала на них остров прибыл народ богов. Высокое, сильные и странные. С ними на большой лодке приплыли два великих знахаря, поучавшие их и сулившие чудеса. Им сказали отдаться народу богов. Так они и поступили, потому что видели в них силу, которой не знали раньше.

Поступила так Лафэйра несмотря на страх и то, что у неё был муж, а сама она находилась в положении уже месяц. Однако большая часть пришельцев говорила другим языком. И, боясь их оскорбить, девушка уступила. В конце концов они, действительно, принадлежали к некой могучей и неведомой расе. Служили другим богам из далёких земель.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Все прошло не так уж и плохо.

Мир сотряс гром, когда был побежден бог Острова. Тот, кому они молились и кого страшились. Лафэйра узнала, что никто более не станет невестой или женихом бога. То была хорошая новость. Народ других богов уплыл на больших лодках, и должно было наступить благостное время. Но их всех ждала лишь гибель.

Чудовища пришли среди бела дня. Не таясь и не скрываясь. Народ Лафэйры встретил их радушно, но те…

С самого детства всем эльфам Острова внушали, что нельзя вызвать гнев у бога и кого-либо. Подчинись и останешься жив. Покорись, смирись и не копи злобу.

Но в этот раз пощады не было. Чудовища, похожие на прямоходящих зверей, отнеслись к ним словно к добытой птице или пойманной рыбе. Лафэйра смотрела на то, как юношу, с которым их связала судьба, потрошат живьем у костра. Эти существа веселились, вспарывая ему, плачущему и молящему о пощаде, живот, вынимая внутренности и раскладывая их на камнях. В чудовищах не было злобы. Просто они смотрели на народ Лафэйры как на мясо.

Ее саму не убили сразу. Оставили, привязав к дереву, а ночью один из них пришел и овладел ей. Это длилось недолго, но никогда она не чувствовала боли столь ужасной и отвратительной.

До самого рассвета она лежала, чувствуя, как внутри кровоточит истерзанное лоно.

Странно, но Лафэйра выжила. Рука, за которую ее привязали к дереву, потемнела, опухла и потеряла чувствительность. Увидев это утром, чудовища отрезали ей руку, зажарили, накормили своих детенышей.

Странно, но Лафэйра пережила и это. Она сама не понимала почему её тело никак не хочет сдаться. Возможно, где-то глубоко внутри жила ещё безумная, бессмысленная надежда. Только вот на что? На месть? Их народ не знал тогда о такой вещи. С самого рождения их учили смирению.

Но месть пришла.

Народ далёких богов вернулся, истребляя врагов хотя и было уже поздно. Лафэйра знала, что умирает. Существовать дальше не было никакого смысла. Жизнь внутри нее угаса. Почти каждый день живот болел, а из лона сочилась кровь. Ее ребенок был мертв. До рождения уничтожен насилием.

Лафэйре было все равно, когда ее отвели в лес. Там народ богов убил многих чудовищ, готовя жертву. Жертва была принесена. И Лафэйра предстала перед могущественным богом Лесов. Он явился ей, сверкая взором грозным, и показал как устроен мир, а главное насколько он велик. Лафэйра тогда решила, что попробует выжить. И, хотя живот ещё болел, ей стало легче. Среди народа богов был один, что выделялся среди остальных своей добротой.

"Альбрехт".

Она решила, что пойдет за ним, пока у нее остаются силы. Только рядом с ним ужас и боль немного отступали.

Лафэйра страшно испугалась, когда узнала, что Альбрехт пойдет в черный дом на скале. От того места веяло злой силой. Девушка хотела молить его не заходить туда, но так и не решилась. Альбрехт спас ее и многих других. Она не смела перечить ему. Но из черного дома Альбрехт живым не вышел.

Его тело, почерневшее и скрюченное вынесли на плаще.

Тогда Лафэйра поняла, что ей снова незачем жить. Проклятый остров чудовищ забрал у нее все. И в ночь, когда все готовились уплыть, жрец Ньяль предложил ей остаться.

— Прости, но ты не переживешь плавание. — печально вздохнув, произнёс слепой знахарь. — Ты и сама это чувствуешь. У тебя больше нет сил бороться со смертью. Ты даже не видишь причин бороться. Твой ребенок мертв и он убивает тебя изнутри.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Вы правы, вы мудры. — ответила девушка. — Но я хочу, все же, ещё раз выйти в море. Бросьте меня в воду, когда время придет. Я не хочу быть здесь съеденной.