Похороны чародея - Ким Хантер

В этот самый момент какой-то полуголый бродяга вынырнул из-за угла. Видно, парящее одеяние он заметил с самого начала. Воровато озираясь, нищий направился прямиком к водокачке и взял шелка в руки.

Солдат собирался уже окликнуть его, но, немного поразмыслив, решил, что кричать из окна дворца несколько неучтиво.

Поэтому им с Лайаной оставалось лишь молча наблюдать, как нищий натягивает дорогое облачение.

А в следующий миг несчастного объяло пламя. Он завопил от боли и нырнул в ближайшую конскую кормушку. Бедняга плескался в воде, но пламя не гасло; напротив, оно продолжало гореть с каким-то сверхъестественным упорством. Наконец бедолага замертво упал в помои на дне конской кормушки. Пламя все еще полыхало на его теле.

Солдат бросился вниз по ступеням Зеленой башни и выбежал на улицу. Обугленные останки нищего плавали в кормушке и портили воду. Офао послал слугу забрать труп и бросить на мусорную кучу на заднем дворе. Больше они ничего не могли сделать для жертвы дьявольского заговора. Кладбищ в пределах города было раз-два и обчелся — и потому большую часть умерших попросту клали в тростниковые лодчонки и пускали в канал. Искусственная река относила их в открытое море и отдавала на милость течения.

Когда Солдат возвращался к воротам дворца, Ворон уселся ему на плечо.

— А ведь на его месте мог оказаться ты. Остались бы одни угли. Зато факел из тебя вышел бы куда ярче — на тебе жира побольше, чем на том нищем. Вспыхнул бы, как церковная свеча.

Солдат выразил Ворону свою признательность:

— Спасибо, что спас мне жизнь. Теперь, думаю, с тебя снято позорное клеймо предателя.

— Да, я этого и хотел… Ну и разумеется, тебя спасти тоже.

— Надеюсь, ты не иронизируешь.

Птица захлопала крыльями.

— Я ведь просто мальчишка с перьями. Не образованный. Сэр.

— Ты все прекрасно понимаешь. Скажи лучше, откуда взялся этот волшебный наряд?

Ворон покачал головой, не сводя с Солдата черных бусинок-глаз.

— Не знаю. Клянусь. Это фокус какого-то старого чародея. Я как увидел, что принцесса его в перчатках держит, так сразу все и понял.

— Но ведь это и вправду мог оказаться нежнейший шелк.

— Не сомневаюсь, что так и было. Нежнейший шелк, обработанный какой-то жидкостью, которая воспламеняется при соприкосновении с кожей.

— И ты еще называешь себя мальчишкой-простачком в перьях!

Ворон сделал заключение:

— Просто летаю по свету: тут что-нибудь услышишь, там… И так год за годом. Знаешь, а я все-таки рад, что не ошибся. Ты бы мне не простил, если бы шелка и впрямь оказались подарком доброжелателя.

— Правильно сделал. Перестраховаться никогда не вредно. Лучше лишиться подарка, чем жизни.

Птица посерьезнела.

— Мне надо кое-что рассказать тебе. Тот колдун, кто уговорил меня выдать тебя, бахвалился, что для хороших людей скоро настанут плохие времена. Вернется его хозяин. Ничего не знаю наверняка, могу лишь строить предположения. Хозяин его — злой чародей, который вознамерился вырвать власть из рук мальчишки, ИксонноскИ. У тебя есть какие-нибудь мысли на этот счет?

— Думаю, козни строит ОммуллуммО. Утеллене кажется, что он уже рядом.

— И вот еще что… Помнишь круглую темницу, на которую мы наткнулись в подземельях, когда приходили проведать Утеллену с сыном? Там кто-то заперт. Я однажды спускался вниз, и кто-то говорил со мною в моей собственной голове. Не словами, конечно, а понятиями. Тот, кто там спрятан, просил меня выпустить его. — Солдат внутренне подобрался.

— Кое-что помню, очень смутно… Ах да. Вспомнил. Мы оба удивились, зачем здесь такая большая камера, и решили выяснить, кто там сидит в заточении. Сошлись на том, что в ней не может находиться живой человек. Сам посуди: ни видимого прохода для воздуха, ни какого-нибудь окошка для приема пищи и воды. Кто бы там ли был замурован, он мертв многие годы. Даже сами тюремщики так думают.

— Я просто сказал тебе, что чувствую.

— Кто он?

— Понятия не имею. У меня сложилось впечатление, что он знает тебя. Может, кто-то из твоего прежнего мира? Я пришел к выводу, что ты оказался здесь не случайно. А вдруг этот узник послал за тобой, чтобы ты его освободил?.. Я лишь подбрасываю тебе свои догадки, сею их, как бедный фермер сеет незнакомые семена в надежде, что из них вырастет что-нибудь полезное. А уж тебе решать.

После этого разговора Солдат серьезно призадумался. Он тоже считал, что оказался в этом мире не случайно. Быть может, ему предстоит найти здесь кого-то и освободить его? Может, своего короля? Или кого-то близкого: брата, сестру или даже жену? Не дай бог! Что станется с Лайаной, если внезапно появится другая жена? Да еще эти сны: невеста в перепачканном кровью свадебном венке и белом платье… Нет, определенно не невеста. Будь это возлюбленная, он не смог бы снова так сильно увлечься. Его сердце не позволило бы этого. Невеста отпадает. Может, какой-то старинный друг? Очень дорогой, который взывает к нему сквозь пространство и время?

— А почему ты думаешь, что там заперт не тиран? Деспот, лишенный свободы вполне заслуженно? Или взбунтовавшийся маг из прошлых веков?.. Бог ты мой! — Солдата потрясла внезапная мысль. — А если это ОммуллуммО? Может, там заперт отец мальчика?

— Думаешь, такой сильный маг позволит так просто запереть себя в подземелье?

Солдат призадумался.

— Верно. Если только его каким-то образом не лишили сил. Хотя бы на короткое время, чтобы затащить в камеру…

— Тогда лучше оставить его там и не трогать.

Солдат разочарованно покачал головой.

— И все-таки тот, кто заперт в подземной тюрьме, нуждается в моей помощи…

— Тебе, дружище, придется выбрать из двух зол меньшее. Я не могу подсказать, как поступить. Ты должен сам принять решение.

Солдат знал, что он будет долго обо всем размышлять, пока не решит, что же ему делать. С Лайаной такие вещи он обсуждать не хотел. Любой разговор о его предыдущем существовании она воспринимала как угрозу их счастью. И все же Солдат чувствовал, что, даже если бы его прежний мир открылся бы для него снова, он все равно предпочел бы остаться с Лайаной. Неужели любовь так хрупка? Неужели ее можно выбросить, как старый ботинок, просто оттого, что где-то в другом месте жить лучше?.. Определенно, зов прежнего мира, который он знал по своим глубинным воспоминаниям и который оставил в его душе глубокие раны, не мог пересилить любви к Лайане. Гутрум несовершенен, далеко не совершенен. Да и есть ли где-нибудь совершенство? Совершенства не существует. Если бы оно существовало, отпадала бы потребность в религии, в добре и зле, да и потребность в самой жизни.

— У тебя много врагов, муж мой, — сказала Лайана, когда он вернулся в палаты. — Ты мог сгореть заживо. Думаю, на время тебе стоит уехать из Зэмерканда и переждать где-нибудь тяжелые времена. А там на трон взойдет новый Король магов, и все наладится.