Столичная штучка - Галина Гордиенко

Рита наконец остановилась на нежно-зеленом брючном костюме из натурального льна. Надела его и схватилась за шкатулку с драгоценностями. Открыла и задумалась. А потом неохотно вернула шкатулку на столик – обойдется. Она… и без того хороша!

Рита выбежала в кухню. Демонстративно покружилась перед сестрой и воскликнула:

– Ну, как я?

– Отлично, – ровным голосом отозвалась Леся. Глаза ее лихорадочно блестели, на скулах играл рваный румянец. – Как и всегда – красавица.

– Спасибо, – мягко сказала Рита.

Она внезапно решила, что подождет Богдана на улице. Чтобы лишний раз не дразнить Лесю. Хотя только что собиралась дожидаться его прихода именно здесь, на кухне, где троюродная сестра возилась с фаршированными перчиками. Готовила завтрашний праздничный обед.

«Еще немного, и я жалеть ее начну, – раздраженно хмыкнула Рита, закрывая за собой калитку. – Будто виновата, что Богдан пригласил сейчас именно меня!»

В памяти некстати всплыла история с платьем и занятыми у Олега деньгами – да, нужно вернуть ему завтра двести гривен – и Рита недовольно поморщилась: подумаешь! Леська сама во всем виновата. Не нужно быть размазней. В этом мире каждый сам за себя.

Рита невольно обернулась и посмотрела на скрытую среди фруктовых деревьев беседку. Мольберта не заметила и облегченно вздохнула.

У будки в злобном лае зашелся пес, зазвенела цепь. Рита вздрогнула, ей почему-то стало не по себе. Неожиданно расхотелось идти на свидание с Богданом. Подумалось, что вся эта история добром не кончится.

И потом – какое лицо у нее на портрете! И глаза…

Жестокие!

«Глупости, – одернула себя Рита. – Я прямо как Леська начала рассуждать. Еще чуть-чуть, побегу каяться и мирить ее с Богданом. Вот цирк-то!»

Рита прижималась к широкой спине Богдана и рассеянно провожала взглядом старые дома, развесистые акации и редкие каменные вазоны с цветами.

Девушка судорожно вздохнула: никак не привыкнуть. Едва свернешь на улицу Свердлова, и как в другой век попадаешь. Ни одной высотки. Они все остались позади, вдоль шоссе Героев Сталинграда.

Мотоцикл натужно загудел на подъеме, они приближались к Митридату. Рита прикрыла глаза, тревога не отпускала.

Она пыталась понять причину и наконец сдалась: ни одной. Разве только Богдан держался сегодня чуть посуше, чем обычно. Но он всегда такой.

«Это Леське он улыбался, – с неожиданной обидой подумала Рита. – Плыл как сливочное масло на солнце. А со мной… – Рита зло сдвинула брови. – И пусть! Зато я сейчас с ним, а где Леська? Ау-у, сестрица…»

Мотоцикл неожиданно резко встал, и у Риты от внезапной тишины заложило уши.

– Приехали, – буркнул Богдан. Помог Рите спрыгнуть с заднего сиденья и кивком указал на ближайшую скамью. – Присядем?

Рита непонимающе улыбнулась, не в силах отвести глаз от раскинувшегося внизу города. Керчь, вытянутая длинной, почти бесконечной лентой вдоль моря, лежала перед ней как на ладони, Леська не обманула. Лежала со всеми своими улицами, церквями, портами, кораблями в них, парками, дачным массивом чуть в стороне от города…

И российский берег через пролив!

Рита взволнованно засопела: как он близко. Буквально рукой подать. Вспомнился родной дом, мама с папой, Ленка Сахарова, вредная, но понятная, не то, что Леська…

Богдан настойчиво потянул ее за руку, и Рита торопливо сморгнула невольную слезинку. Осмотрела небольшую площадь со стелой; деревья, окружающие ее; яркие клумбы; многочисленных продавцов сувенирами; туристов, выходящих из только что подъехавшего автобуса; и насмешливо подумала: «Точно как Леська стала. Сентиментальность, оказывается, заразна!»

Она послушно села рядом с Богданом и заворожено уставилась на ярко-синий в наступающих сумерках лоскут Черного моря.

– Нам нужно поговорить, – холодно сказал Богдан.

Рита вздрогнула. Ей мучительно захотелось оказаться как можно дальше отсюда. Лучше в постели. Пусть даже рядом спит Леська.

Она ничуть не удивилась, когда Богдан спросил:

– Что за история с деньгами за клубнику?

– Клубнику? – невинно улыбнулась Рита.

– Я про десять гривен.

– А-а-а… Ну, я же тебе как-то рассказывала: купила у Леськи целую чашку. Для друзей. Честное слово, не вру!

– Ты попросила у Леси клубнику для друзей, – сухо уточнил Богдан, – а она заставила тебя заплатить за нее десять гривен?

– Почему «заставила»? – буркнула Рита. – Я сама отдала. Раз она сказала, что полная миска стоит именно столько. – Рита презрительно фыркнула. – Она же торговка, ты не знал? На рынке продает фрукты, возле пляжа.

Богдан смотрел в упор, и Рита непроизвольно покраснела. Она разозлилась на себя: ведь пока ни словом не соврала. Лепила сплошную правду-матку!

Они долгое время молчали, думая каждый о своем. Рита осторожно косилась на Богдана: с чего вдруг вопросы?

Лицо юноши показалось ей суровым, Рите снова стало не по себе. Она упрямо сжала губы: и ладно. Пусть ей будет хуже!

Неожиданно вспомнился написанный Анатолием Федоровичем портрет, и Рита горько усмехнулась. Сейчас она ничуть не напоминала ту решительную, нагловатую, торжествующую девицу. Мокрая курица, вот кто она сейчас!

– Послушай, – прервал ее угрюмые размышления Богдан. – Я уже все знаю.

– Да-а? – сквозь зубы процедила Рита.

– Да.

– И что же ты… знаешь?

– Про платье мне рассказали Машка с Дашкой. Случайно. Ты сама уговорила Лесю надеть его. А про деньги…

Рита вздрогнула и сжала кулаки. Ее скулы залил жаркий румянец, зеленые глаза потемнели, губы превратились в побледневшую узкую полоску.

– Ты не волнуйся, я вернул Олегу двести гривен. Ему послезавтра в Москву.

– Двести гривен? – прохрипела Рита. – К-какие двести гривен?

– Те, что он передал Лесе. По твоей настоятельной просьбе. У дома Малевичей, не забыла?

Рита застыла, у нее перехватило дыхание. Богдан мягко сказал:

– Я… не осуждаю тебя. Если честно, мне плевать, зачем ты врала. Просто я хочу знать правду. До конца.

– Правду?! – выдохнула Рита и истерично засмеялась.

Ей хотелось послать Богдана к черту. Хотелось гордо встать и уйти. Будет она тут распинаться перед этим… провинциалом! Да ради чего?!

Рита бросила на юношу гневный взгляд и вдруг в голос разревелась: Богдан смотрел на нее без всякой злости, почти сочувственно.

Рита в жизни так не плакала. Она не почувствовала, как Богдан привлек ее к себе. Не слышала его успокаивающего бормотанья, что все обойдется, ничего страшного, в жизни все случается…

Девушка самозабвенно рыдала, пачкая светлую рубашку Богдана дорогой косметикой. Перед глазами почему-то маячил собственный портрет, делая Ритины всхлипы все более горькими. Жесткий, самоуверенный взгляд двойника ранил Риту в самую душу. Та, на полотне, смотрела на Риту со снисходительным презрением. Будто на… ничтожество!