Зеркальный замок - Дженни Ниммо

— Сердце Борлата? — Чарли с трудом сдерживал тошноту.

— Именно. — Манфред наклонился еще ближе. Чарли старался смотреть ему не в глаза, а в переносицу — еще загипнотизирует, чего доброго. Но Манфред этого не заметил и продолжал: — Сердце хранилось в шкатулке, а шкатулка лежала в могиле, под надгробием, на котором была высечена буква «Б». Вообще-то честь находки принадлежит Азе. Сам знаешь, он бродит по руинам… в ночное время, ну, ты понимаешь, в каком виде он бродит. Так вот, как у всех, э-э-э, представителей этого биологического вида, у него привычка рыть землю, и он откопал шкатулку.

Чарли вспомнил, как столкнулся с Азой в руинах, и содрогнулся. Но Манфред был слишком увлечен рассказом.

— Таким образом, мы собрались в дедушкиной лаборатории и оживили лошадь. А потом сердце. А потом случилось нечто непредвиденное, и сердце Борлата попало в грудь лошади. Собственно, в лаборатории произошел взрыв, и лошадь улепетнула через пролом в стене. Пролом до сих пор видно — если посмотришь на верхний этаж академии, заметишь. Словом, теперь по академии носится призрачная лошадь с сердцем Борлата. И ищет тебя.

Чарли опешил.

— Как — меня? Почему меня?

Он вскочил и с грохотом опрокинул стул.

— Я подумал, что стоит тебя предупредить. — Манфред развел руками. — Если не будешь слушаться, лошадь тебя накажет. Мне стоит ей только приказать. А копыта у нее, знаешь ли, тяжелые.

«Запугивает, — понял Чарли. — Ну, уж нет, я ему не покажу, как мне страшно, ни за что!» Сделав непроницаемое лицо, Чарли пожал плечами и спросил:

— Кстати, который час? Мне пора спать.

— Да-да, конечно. Иди.

Манфред отпер дверь-стеллаж, и Чарли затрусил по коридору, спиной ощущая глумливый взгляд своего заклятого врага. Но оглянуться не решился.

А Билли Гриф лежал один-одинешенек на жесткой койке в пустом лазарете, по которому гуляли сквозняки. Это была длинная, унылая комната, вся больнично-белая. Остальные пятнадцать коек пустовали. Живот у Билли больше не болел, но мальчик не сомневался — стоит ему заикнуться о Покойном доме, и боль возобновится. Билли боялся, что от второго такого приступа он просто-напросто умрет на месте. «Ох, неужели даже пуговица и то считается нарушением договора? — ломал он голову. — Я же не проболтался, только показал ее Габриэлю. И откуда они узнали, что именно я сделал?»

Перед отбоем в лазарет заглянула надзирательница и ледяным тоном сообщила:

— Завтра за тобой приедут родители. Тебе полезно отдохнуть от общества так называемых друзей, Билли, они плохо на тебя влияют. Посидишь дома, подумаешь о своем поведении.

После чего развернулась и ушла, не сказав ему ни одного доброго слова. Хоть бы воды принесла, что ли!

Заснуть Билли не удавалось, и он лежал, таращась в темноту. Постепенно лазарет залил молочный свет — это луна вышла из-за туч. По полу простучали когти. Потянуло псиной.

— Билли болен? — одышливо спросил пес Душка на собачьем языке.

— Душка! — Билли свесил с кровати руку и погладил пса. Интересно, а если рассказать про Покойный дом собаке, это тоже будет значить, что он проговорился?

— Лошадь. В саду, — проворчал Душка.

— Лошадь? — Билли рывком сел.

— Призрак лошади, — уточнил пес.

Билли спрыгнул с койки и подбежал к окну. Лошадь стояла прямо под окном, на этот раз не призрачный силуэт, а настоящая лошадь. Ее белоснежная шкура, казалось, искрилась в лунном свете, а хвост и грива мерцали серебром. Билли дотянулся до шпингалета, открыл окно и высунулся наружу.

Лошадь посмотрела прямо на него темными ласковыми глазами, и Билли услышал:

— Дитя мое!

— Помогите мне! — вырвалось у мальчика. — Пожалуйста!

Глава 10

ЗАКЛЮЧЕННЫЙ

Найти иголку в стоге сена, наверно, все-таки невозможно, но пуговицу в траве Чарли нашел — правда, только в пятницу, на большой перемене. Как выяснилось, Габриэль закинул ее дальше, чем всем показалось, и пуговица все это время пряталась не в траве, а лежала на каменных плитах, в двух шагах за воротами руин.

Обрадованный Чарли едва успел положить пуговицу в карман, как за спиной у него раздался неприятный голос:

— Что это у тебя, Бон?

Из-за каменной арки выглядывал Аза Пик.

— Ты о чем? — Чарли разыграл недоумение.

— Что ты подобрал с земли?

— А-а, это… — Чарли сунул руку в карман и, о счастье, кроме злополучной пуговицы, обнаружил там стеклянный шарик, который и показал Азе. — Шарик. Видишь, какой красивый. Мы вчера играли неподалеку, и он у меня закатился в какую-то трещину. Я уж думал, нипочем его не выковыряю!

Аза подозрительно прищурился на шарик и только что его не обнюхал.

— Где ты его взял?

— Ой, не помню, он у меня уже сто лет — это вроде как талисман.

Аза недоверчиво оскалился и потрусил прочь, вглубь руин. Его волчья рысца, оскал и манера все обнюхивать неизменно вызывали у Чарли дрожь — сразу вспоминался ощеренный зверь, с рычанием мчащийся по лабиринту руин. Интересно, где он выкопал сердце Борлата? И почему Манфред и остальные так убеждены, что сердце принадлежало именно Борлату?

Чарли поспешил прочь от руин, на ходу убирая шарик в карман, и, когда пальцы его коснулись пуговицы, в сердце у мальчика затрепетала надежда. Может быть, наконец-то удастся узнать, где находится папа!

К счастью, Манфред сдержал слово и на выходные Чарли в школе не оставили. Он сообщил Габриэлю, что нашел пуговицу, и предложил встретиться в субботу в «Зоокафе». Габриэль колебался.

— Знаешь, мне что-то не улыбается опять столкнуться с этой призрачной лошадью.

— Но пуговица с лошадью никак не связана! — убеждал его Чарли. — Это была случайность. Я тебе потом расскажу подробно.

— Да уж, пожалуйста, — встрял Фиделио. (Друзья как раз шли к автобусу.) — Кстати, ты нам еще должен объяснить, почему вчера опоздал на отбой.

— Хорошо-хорошо! — пообещал Чарли. — Завтра все расскажу.

В последнее время дядя Патон пристрастился заказывать деликатесы с доставкой на дом. Стоило это, конечно, недешево, но дядя Патон как раз получил наследство от дальних французских родственников своей покойной матери. К слову сказать, он тратил деньги не только на вкусности, но и старался облагодетельствовать всех обитателей дома номер девять.

Разумеется, из-за всего этого сестрицы Юбим возненавидели своего брата с новой силой — их снедала жгучая зависть. Бабушка Бон заняла промежуточную позицию, поскольку, с одной стороны, тоже завидовала Патону, с другой — не могла устоять перед лакомствами. Особую страсть старуха питала к гусиному паштету и икре. В эту пятницу, вернувшись, домой, Чарли обнаружил, что Мейзи, дядя Патон и мисс Инглдью устроились в кухне при свечах и ужинают пирогом с дичью, а бабушка Бон уединилась в гостиной, и лакомится икрой, намазывая ее на булку и запивая портвейном. Старуха, по ее словам, терпеть не могла сидеть за одним столом с чужими, особенно с мисс Инглдью: бабушка Бон вбила себе в голову, будто эта особа хочет женить на себе ее брата. На самом деле, конечно, все обстояло с точностью до наоборот.