(Не) мой наследник - Елена Левашова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но она прогуливается в парке с другим, – язвительно замечает Габи. – Не смог очаровать свою моль настолько, чтобы она растаяла? Не успели вы вернуться, как твоя курица побежала в объятия к своему красавчику-кавказцу.
– О чем ты говоришь? – свожу брови к переносице, чувствуя, как сердце сжимается в тяжелый комок.
– Я их даже сфотографировала. На, полюбуйся, – Габи разворачивает экран смартфона, на котором красуется до боли знакомая парочка… Амиран обнимает Злату, поглаживая по воротнику новой куртки, она улыбается ему и подставляет лицо для поцелуя… Офигеть… Я даже рот открываю от удивления и… возмущения. Как она посмела? После всего что было… После… Так, Ники, стоп! Злата говорила, что не хочет ничего менять в жизни? Говорила. Тогда какие к ней претензии? Она может гулять в больничном сквере, с кем хочет.
– Между нами ничего нет, Габи. Злата меня теперь не может и у нее своя личная жизнь. Так что… Твоя сенсация не удалась, – с этими словами я покидаю холл и бреду в кабинет.
Габи следует за мной хвостиком. Пытается догнать, но куда там… Я почти бегу, стремясь скрыться от чужих глаз.
– Ник, постой, – взмаливается она, все-таки опережая меня.
– Габи, у тебя что-то еще? Прости, мне надо разобрать почту и решить накопившиеся вопросы.
– И моя мечта изменилась, – произносит она, вскидывая на меня полный отчаяния взгляд. Не могу его выдерживать – отворачиваюсь, боясь обжечься виной. Я ведь позволил «нам» случиться. Знал, что не смогу полюбить и позволил…
– Прости меня, я…
– Я люблю тебя, Ники. Очень люблю… Да, я хотела достатка и популярности. Стремилась к успеху, крутилась возле успешных парней, а потом встретила тебя…
Я отхожу к окну и отворачиваюсь от нее, демонстрируя равнодушие. Продолжаю пытать нас обоих, но ее больше…
– Пожалуйста, Ники… – Габи касается моих плеч и прижимается к спине. Между лопаток вмиг становится мокро… – Она никогда тебя не простит. Такое не прощают… Нельзя прощать предательство, – всхлипывает она.
Слова, как острые гвозди – вколачиваются в меня, разрывая душу в клочья. Она совсем немного зажила… Совсем недавно перестала кровоточить. Но ведь Габи права, черт возьми! Права…
– Не простит, Габи, ты права… Но между нами ничего не изменится.
– Почему? Я все исправлю, милый. Умоляю тебя… – она плачет и обнимает мое неподвижное, застывшее, как каменное изваяние тело. Опускается на колени и дергает ремень моих брюк. – Я все сделаю… Все…
– Пожалуйста, не унижайся. Прости меня, я виноват. Но не делай поступков, за которые тебе будет стыдно. Ты красивая, умная, достойная любви, Габи… Но я не для тебя… Прости.
Поднимаю ее с пола и прижимаю к груди. Габи рыдает так громко и жалобно, что мне хочется повеситься… Все-таки бумеранг судьбы существует… И он настиг меня.
– Ты сыт, да? Насладился своей…
– Не надо, Габи.
– Идите вы к черту!
– Все, все, успокойся. Ты скоро будешь благодарить судьбу, что избавила тебя от меня. Вот увидишь… Я помогу тебе с бизнесом, я…
– Иди к черту, Гончаров, – всхлипывает Габ, слегка успокоившись. – Умом я понимаю, а… У тебя скоро будет двое детей, а я…
– Прости, Габи, надо ответить, – отстраняюсь от нее, заслышав звук входящего вызова.
Подхожу к столу и спешно отвечаю на звонок. Либерман, собственной персоной. Неужели, так быстро все узнал?
– Доброго дня, Моисей Лазаревич.
– И вам не хворать, голубчик. Я получил доступ к материалам дела. Ваш друг Роберт опередил вас и ввел меня в курс дела. Скажите ему спасибо при случае.
– Скажу. Что вы узнали?
– Многие пункты обвинения не доказаны, вот что я скажу. Белоцерковского посадили, основываясь на косвенные улики. Он виновен лишь по статье о мошенничестве. Но это не двенадцать лет, черт их дери!
– Когда едем к нему?
– Хоть завтра! Всю жизнь мечтал посмотреть на достопримечательности Хадыженска, – добавляет адвокат.
– Завтра отличный день. Заеду за вами утром.
Глава 39
Никита.
Пусть будет так… Дальняя дорога, хорошая компания, разговоры, обсуждения… Все лучше, чем вариться в котле собственных мыслей. Просыпаюсь и, быстро приняв душ, ускользаю из дома, не желая пересекаться с Габи… Нам тесен большой холодный дом. Мы задыхаемся в нем, купаясь в колодце горьких взаимных обид…
– Ники, а ты не решил купить ту квартирку? Помнишь, я тебе рассказывал про потрясающий жилой комплекс на берегу моря? – сидящий на переднем сидении Роберт вырывает меня из раздумий.
– Нет, Роб, не решил. Займусь этим немного позже.
– А зачем оттягивать? – вмешивается в беседу Либерман, вскинув взгляд в зеркало заднего вида.
Аккуратно причесанный, благоухающий, модно одетый, кажется, для опытного адвоката не существует другой одежды, кроме деловой – он даже в дорогу нарядился в белую рубашку и клетчатый жилет.
– Я слишком погружен в заботу о сыне, Моисей Лазаревич, – объясняю я. – Он тяжело болен.
– Понимаю. Но все же вы нашли время помочь его дедушке?
– Да. Я не могу взять в толк – откуда такая страшная цифра? Двенадцать лет!
– По совокупности статей, – объясняет Либерман. – Белоцерковского судили по многим статьям. Мошенничество, совершенное группой лиц, нецелевое расходование бюджетных средств, угрозы жизни и здоровью, хранение и распространение наркотиков.
– Это же полный фарш! – возмущается Роб. – Какие еще наркотики? Какая угроза жизни? Теперь мне понятно, что Леонида решили убрать любыми способами. Дело шито белыми нитками.
– Согласен с вами. Я вчера почти до двух часов ночи изучал материалы дела. Молодые люди, там нет ни одной прямой улики, только косвенные. Разве могла его дочь – юная девчонка помочь отцу? Конечно, нет! Предположу, что его близких тоже «кошмарили» – угрожали, чтобы не рыпались и не мешали следствию. Когда на кону многомиллионные субсидии, люди и не на такое идут! – в подтверждение своего возмущения Либерман дергает пуговку на воротнике. – Но как они прилепили к делу наркотики?
– Подбросили, вот как, – выруливая на адлерскую трассу, отвечаю я. – Как думаете, Леонида можно освободить?
– Конечно! Им просто никто не занимался, вот и все. Злата Леонидовна не могла помочь по понятным причинам – беременность, муж, который регулярно ее бил и… Потом развод и…
– Что вы сказали? – переспрашиваю севшим голосом. Глаза мгновенно застилает вязкая темнота. Почему я об этом не знаю? И она… Почему не рассказывала? «Потому что ты никто для
