Невеста для сердцееда - Энни Берроуз

Однако в городе подобное умение оказалось очень полезным. Более того, похоже, было просто необходимо, чтобы примкнуть к кругу женщин, которых мужчины находят очаровательными.

Но стоило Генриетте попытаться изменить свою деловую походку, как ноги сделались совершенно неуклюжими и отказались повиноваться.

Ах, черт возьми! Генриетта почувствовала себя ребенком, ловящим мыльный пузырь. Едва она попыталась прикоснуться к правде, как та тут же рассыпалась множеством мерцающих брызг. Она могла, охарактеризовать свое нынешнее состояние, сравнив его с арфой, на которой недавно играли и ее струны до сих пор вибрируют от прикосновения пальцев музыканта. Ей бы ни за что не удалось повторить подобное.

С другой стороны, сравнение с арфой не вполне верно, поскольку вовсе не руки лорда Дебена повергли ее в нынешнее состояние, а его рот. И еще тот негромкий стон, который он издал, уткнувшись лицом ей в ямочку пониже уха.

О боже, при мысли об этом мужественном стоне наслаждения у нее снова подкосились ноги.

Генриетта мечтательно плыла дальше, пока наконец не добралась до дивана. С радостью села рядом с тетушкой и раскрыла веер. Медленно обмахивая пылающие щеки, она чувствовала, как сознание начинает потихоньку проясняться.

Ей вовсе не показалось, это в самом деле был стон наслаждения.

Наслаждения. Нет, гораздо больше. Он был похож на мужчину, готового вкусить изысканное лакомство после долгого голода.

Генриетта стала обмахиваться более интенсивно, и тут ей в голову пришла мысль о том, что Дебен хотя и старался казаться хладнокровным, спокойным и собранным, но их встреча потрясла и его.

Уголки ее губ тронула едва заметная улыбка. Пусть и на краткое мгновение, но лорд Дебен, чей изощренный вкус к самым красивым женщинам был известен повсеместно, наслаждался ее обществом.

«Вот так-то, мисс Уэверли! — возликовала Генриетта. — Вас он никогда не целовал. И совсем даже этого не хотел, как бы упорно вы ни старались очаровать его».

Она тут же одернула себя: недостойно допускать подобные мысли, но в душе торжествовала. Теперь не имело значения, что она не станет звездой высшего света. Осознание того, что она сумела произвести впечатление на мужчину, совершенно, казалось бы, невосприимчивого к женским чарам, стало для нее источником личной тайной радости, чем-то, что она могла приберечь для себя, чтобы позже обдумать в спокойной обстановке.

Ричард может сколько угодно думать, что она лишена качеств, требуемых для выживания в замысловатом высшем свете, на деле у нее только что состоялась интимная встреча с известным распутником, и ей удалось выйти, так сказать, сухой из воды. Если, конечно, не принимать в расчет дрожащие ноги.

Более того, ей даже удалось оказать на него малозначительное, но все же воздействие. Она отлично понимала, что не сумела бы произвести неизгладимого впечатления на такого жесткого человека. Но на один краткий момент, тот самый, когда с его губ сорвался обличающий его стон, ей определенно удалось пробить брешь в стене цинизма, за которой он прятался, точно за кольчугой.

Когда тетушка решила, что пришло время возвращаться домой, Генриетта предприняла отважную попытку идти до экипажа текучей походкой. Осуществить это на деле оказалось совсем непросто, так как ей едва удавалось сдерживать хихиканье. Чем усерднее Генриетта пыталась воплотить в жизнь указания лорда Дебена думать о талии, тем более глупой казалась ей мысль о том, что кто-то может счесть ее сиреной-соблазнительницей.

Она по-прежнему оставалась незамысловатой, практичной и похожей на сорванца мисс Гибсон. Вероятность того, что ей удастся вскружить голову какому-то ничего не подозревающему мужчине одним лишь покачивание бедер, показалась абсурдной, едва удавалось сдерживаться, чтобы не расхохотаться во весь голос.

Наряжаясь для выхода в свет на следующий вечер, Генриетта размышляла о проблеме общения с распутником, он забил ей голову вопиющими понятиями, от которых невероятно трудно избавиться.

Весь следующий день, совершая покупки и нанося визиты вежливости вместе с тетушкой и кузиной, Генриетта исподтишка наблюдала за тем, как мужчины смотрят на женщин. Осознание того, насколько прав лорд Дебен, поразило ее до глубины души. Многие мужчины пялились на мягкое место женщин, особенно если чувствовали, что сумеют остаться безнаказанными.

Стоя перед зеркалом, Генриетта изогнулась, чтобы посмотреть на собственный зад. Прежде она никогда не уделяла этому внимания, полагаясь на горничную, которая должна была следить за чистотой платья и правильностью шнуровки. Теперь же ей казалось, что она слишком долго пренебрегала важной частью своей внешности, которой даже тетушка не придавала значения.

Лорд Дебен сказал, что ее мягкое место «милое». Она натянула материал платья, обрисовав худосочные изгибы и пытаясь понять, почему он выбрал именно такое определение. Ее зад вовсе не был большим. Возможно, именно на это он и пытался намекнуть.

Генриетта восприняла его слова как комплимент, но теперь ее одолели сомнения. Мужчины, за которыми она сегодня тайком наблюдала, похоже, больше всего ценили задницы, раскачивающиеся из стороны в сторону, точно затянутый шелком бланманже[10], а не тощие и поджарые.

«Нет, — со вздохом подумала она, отпуская складки платья и глядя на то, как они струятся по фигуре, — нечего и надеяться на то, что мой зад посчитают милым. Граф использовал это слово скорее для описания, а не для того, чтобы сделать комплимент».

Генриетта стала пристально всматриваться в свое отражение в зеркале, повернувшись к нему лицом. Ее приподнятое настроение улетучилось. Она-то считала, что с тех пор, как тетушка помогла ей определиться с цветами одежды и стилем, который ей подходит, она должна выглядеть…

Она раздраженно отвернулась от зеркала. Не сумела даже Ричарда ввести в заблуждение своим лондонским гардеробом. Пусть даже удалось произвести мимолетное впечатление на лорда Дебена, это вовсе не означало, что она вдруг сделается привлекательной. Она вовсе не красавица и никогда ею не будет.

По крайней мере сегодня на званом вечере у Люттервортов нет никого, на кого ей хотелось бы произвести впечатление. Люттерворты не осмелятся пригласить такого человека, как Дебен, в свой дом, каким бы роскошным он ни был.

В любом случае нечего и рассчитывать произвести впечатление на мужчину вроде него. Генриетта отдавала себе отчет в том, что, стоя перед зеркалом, думала именно о нем. Она достаточно умна, чтобы понимать: любая подобная попытка с ее стороны лишь позабавит его.