Правда о Первой Мировой войне - Генри Лиддел Гарт

В июле британское правительство решило послать еще пять дивизий, чтобы усилить уже имевшиеся на полуострове семь дивизий. К тому времени, когда они прибыли, силы турок в этом районе возросли уже до пятнадцати дивизий. Ян Гамильтон решился на двойной удар от Габа-Тепе, а также на новую высадку в бухте Сувла, в нескольких милях севернее, чтобы разъединить противника в центре полуострова и захватить высоты, командующие над перешейком. Он обманул турецкое командование, и 6 августа добился внезапности. Увы, первый удар не удался, а при втором из-за неопытности войск, а главным образом из-за инертности и нерешительности командования была упущена блестящая возможность развить успех. Действительно, в течение 36 часов (пока не подошли резервы) дорогу наступающим преграждали всего лишь полтора турецких батальона. Энергичные новые командиры (которых Ян Гамильтон запрашивал еще раньше) были высланы, когда возможность успеха была уже упущена. Британцы опять были приговорены к цеплянию за складки местности на взморье, а когда начались осенние дожди, испытания их еще больше увеличились.

Правительство потеряло веру в успех этой операции и стояло за отступление, но боязнь морального эффекта этого отхода оттягивала их решение. Запросили мнение Яна Гамильтона, а когда тот высказался за продолжение операции (он все еще не терял надежды), он был сменен Карлом Монро, который немедленно стал требовать эвакуации. Решение было принято им изумительно быстро. Монро посетил в одно утро АНЗАК[31]30, бухту Сувла и мыс Хеллес, не идя дальше взморья, а его начальник штаба сидел в это время на борту, набрасывая указания для эвакуации. Правильно сказал Черчилль: «Пришел, увидел… сдался».

Китченер вначале отказался санкционировать отход и поспешил в Галлиполи сам, чтобы выяснить обстановку на месте. Правительство было очень обрадовано его отъездом; оно надеялось использовать его отсутствие, чтобы сменить его. Большинство коалиционного кабинета сходилось в недовольстве его скрытностью и его управлением, хотя вопрос эвакуации Галлиполи вызывал разногласия. Бонар-Лоу, лидер консервативной партии, занял непримиримую позицию в обоих этих вопросах. Премьер-министр меньше боялся протеста общественного мнения против отставки Китченера, чем ухода Бонар-Лоу из парламента. Во власти таких настроений он согласился на требование Бонар-Лоу об эвакуации и исключении Черчилля из военного комитета кабинета. Таким образом фактически вопрос эвакуации был решен еще до приезда Китченера в Галлиполи. Свежая волна мнений в Англии, безусловно, оказала свое влияние и на него, и когда возобновленное предложение о новом десанте у Александретты было отклонено военным комитетом, он резко переменил свое мнение и согласился на эвакуацию.

Парадоксально, что теперь, в последней фазе решения этого вопроса, уже флот пытался не допустить эвакуации. Де Робек, с марта хладнокровно сопротивлявшийся всяким подталкиваниям к дальнейшим морским атакам, был теперь сменен адмиралом Вемиссом, который не только возражал против эвакуации, но предлагал план «форсировать пролив и удержать его в течение неопределенного периода». Уверенность в возможность этого разделял с ним и командор Кейес. Предложение это было сделано слишком поздно. Оппозиция в Англии была теперь слишком сильна.

Во исполнение приказаний свыше, в ночь на 18 декабря на всем фронте, от бухты Сувла до АНЗАКа, начался отход войск; на Хеллесе войска отступили 8 января. Эвакуация была проведена без всяких потерь, являя собой пример мастерской организации и взаимодействия и служа одновременно наглядным доказательством большого удобства таких операций в современной войне. Последней насмешкой судьбы было то, что Монро и его начальник штаба, не принимавшие никакого участия в искусном проведении эвакуации, получили за нее высокие награды. На этом был спущен занавес над здравым и далеко идущим планом, загубленным цепью ошибок при его выполнении – ошибок, не превзойденных даже британской историей.

Германская кампания. Пока британцы пытались с черного хода пробраться в Россию, Германия и ее союзники молотили Россию, сопротивление которой выдыхалось – главным образом из-за нехватки огнеприпасов. Положение могло быть спасено только подвозом огнеприпасов извне, как раз через этот закрытый черный ход – Дарданеллы. Факт этот и его влияние были точно осознаны наиболее значительным противником России.

Осенью 1915 года Гофман решительно и убежденно заявил, что успех германских действии против России всецело зависит от возможности «прочно преградить Дарданеллы», потому что «если русские увидят, что пути для экспорта хлеба и ввоза военных материалов закрыты, страна будет постепенно охвачена параличом».

На Восточном фронте кампания 1914 года показала, что германцы могут рассчитывать на разгром любой превосходящей их численно армии русских, но когда сталкивались равные силы русских и австрийцев, победа оставалась за русскими. Фалькенгайн, хотя и неохотно, был вынужден посылать австрийцам германские подкрепления как средство придать им большую стойкость; в итоге он был скорее втянут в наступление на востоке, чем пошел на него. Людендорф, напротив, все свое внимание устремил на первоначальную цель, и отныне беспрестанно ратовал за операцию, проводимую решительно и с введением в дело всех сил, чтобы сломить Россию. Людендорф стоял за стратегию сокрушения, Фалькенгайн – за стратегию измора.

Ключ к разгадке стратегии германцев – в то время весьма эффектной, но не приводившей к решению, – лежит в борьбе воль этих двух человек. Эта борьба воль была отмечена «наступательным» использованием телеграфа, не прекращавшимся тормошением проводов и даже использованием кайзера как основной марионетки. Фалькенгайн все время пытался свести к нулю влияние своего вероятного конкурента и потому сознательно лишал Гинденбурга возможности решающе разгромить противника и одержать крупную победу. Людендорф же все время подвинчивал Гинденбурга, предвещая ему близкую отставку и восстанавливая его против Фалькенгайна.

Гофман, наблюдавший все эти интриги, правильно отметил в своем дневнике:

«Если присматриваться к влиятельным личностям, к их соревнующемуся честолюбию, то надо все время помнить, что на другой стороне – у французов, англичан и русских – это еще хуже, иначе легко выйти из равновесия».

Интуиция его была верна:

«Борьба за власть и личное положение, видимо, пагубно сказываются на всех людях. Думаю, что единственное создание, которое может сохранить свое человеческое достоинство, – это человек, занимающийся земледелием. Ему не надо интриговать и бороться – ведь бесполезно, например, интриговать за хорошую погоду!».

План русских на 1915 год учитывал уроки опыта 1914 года и был здраво разработан, но средств не хватало, а инструмент был неудовлетворителен. Великий князь Николай Николаевич поставил себе целью, прежде чем попытаться провести новый удар в Силезии, прочно обеспечить оба свои фланга. С января до апреля, в условиях суровой зимы, русские войска на южном фланге польского участка стремились овладеть Карпатами и проложить себе дорогу в долины Венгрии. Но австрийцы, которым была вспрыснута изрядная доля германских войск, отразили попытки русских, причем потери русских совершенно не соответствовали их незначительным успехам. Все же крепость Перемышль, давно уже осаждавшаяся русскими, 22 марта наконец пала. В Северной Польше русские готовились нанести удар по Восточной Пруссии, но были предупреждены новым ударом Людендорфа в восточном направлении к границе самой России. Удар был организован 7 февраля, когда дороги были покрыты глубоким снегом, а болота замерзли. Ознаменовался он охватом и пленением четырех русских дивизий в Августовских лесах, близ Мазурских озер. Более того, удар этот вырвал у русских жало наступлений, проводившихся ими западнее.

Эти операции все же были только прологом к настоящей трагедии 1915 года. Но раньше, чем заняться этим, необходимо вернуться к Западному фронту, значение которого важно как вехи, намечающей дальнейший ход войны, а отчасти и потому, что события здесь повлияли и на Восточный фронт.

Когда в Галлиполи искали пути, чтобы обойти окопный барьер, а в Англии производились опыты с целью найти новый ключ и его отомкнуть, союзное командование во Франции пробовало применить более ортодоксальный способ действия. Наиболее значительным здесь было наступление британцев 10 марта у Нев-Шапель. Если не смотреть на него как на опыт, оно заслуживает всяческого осуждения. Это была изолированная попытка к наступлению на узком фронте и с недостаточными средствами. Прибытие во Францию нескольких новых регулярных дивизий, сведенных из заграничных гарнизонов, Индийского корпуса и 1-й Канадской дивизии, довело силы британцев до 13 пехотных и 5 кавалерийских дивизий, не считая некоторого числа избранных территориальных батальонов. Этот прирост сил позволил Френчу разделить британские войска на две армии и постепенно занять более широкий участок фронта. Но Жоффр настаивал, чтобы Френч помог французам на Ипрском участке фронта, занятом ими с ноября, так что намеченное Френчем наступление отчасти было предпринято и для облегчения французов.