Дополнение к портретам - Борис Шубин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За годы учебы в университете А. П. Чехов (А. Чехонте) подготовил сборник рассказов «Сказки Мельпомены», а всего же на страницах «Стрекозы», «Осколков», «Будильника», «Зрителя», «Мирского толка» и других органов малой прессы им было напечатано столько обзоров, анекдотов, пародий, фельетонов, репортажей, очерков и рассказов, что только часть их смогла уместиться в первые два тома собрания сочинений писателя. Кстати, ряд его выступлений в печати навеян учебными программами. Так, в одном из писем Н. А. Лейкину он обещает написать для него «статистику» и объясняет почему: «…я зубрил недавно медицинскую статистику, которая дала мне идею».
Однако все его литературные гонорары уходят, как он выражался, в «утробу» – на пропитание многочисленной семьи, а сам Антон Павлович не имеет даже возможности сменить ветхий серенький сюртук на новый костюм.
Но ни в годы учебы, ни позже, никогда в жизни он не позволит себе переложить заботы о матери, отце и сестре на другие плечи, даже имея такое веское основание, как подорванное непосильным трудом и тяжелыми условиями жизни здоровье.
«…Брось я сейчас семью на произвол судьбы, я старался бы найти себе извинение в характере матери, в кровохарканье и проч. Это естественно и извинительно. Такова уже натура человеческая…» – напишет он в марте 1886 г. брату Николаю в известном письме, в котором изложен чеховский кодекс порядочного и воспитанного человека.
И хотя правила адресованы брату, характер которого писатель анатомирует в этом письме, обнажая перед ним слабые и сильные стороны его натуры, сам Антон Павлович давно уже живет по этому кодексу.
О том, в каких условиях Антону Павловичу приходилось готовиться к выпускным экзаменам и заниматься литературным творчеством, можно судить из «сопроводиловки» в редакцию к очередной порции фельетонов и рассказов: «…Пишу при самых гнусных условиях. Передо мной моя не литературная работа, хлопающая немилосердно по совести…»
Прервем на минуту цитату. «Не литературная работа» – это медицина, а угрызение совести он периодически будет испытывать то перед медициной, то перед литературой в зависимости от того, чему больше будет уделять времени и сил. Через несколько лет он признается писателю Д. В. Григоровичу:[31] «Поговорка о двух зайцах никому другому не мешала так спать, как мне».
Итак, в каких же все-таки условиях ему приходилось заниматься науками и зарабатывать хлеб свой насущный? Вот трагикомическая ситуация, которую он красочно рисует:
«…В соседней комнате кричит детиныш приехавшего погостить родича, в другой комнате отец читает матери вслух „Запечатленного ангела“… Кто-то завел шкатулку; и я слышу „Елену Прекрасную“… Постель моя занята приехавшим сродственником, который то и дело подходит ко мне и заводит речь о медицине. „У дочки, должно быть, резь в животе – оттого и кричит…“ Я имею несчастье быть медиком, и нет того индивидуя, который не считал бы нужным „потолковать“ со мной о медицине. Кому надоело толковать про медицину, тот заводит речь про литературу. Обстановка бесподобная…»
Однако, несмотря ни на что, Антон Павлович весьма успешно осваивает клинические дисциплины. Подтверждением этому могут служить «кураторские карточки» – те самые «гистории морби», о которых он писал брату Александру.
Один «скорбный лист» – так тогда именовалась история болезни, – обнаруженный в наши дни исследователем И. В. Федоровым в архивах бывшей Ново-Екатерининской больницы, был заполнен Чеховым на шестидесятилетнюю крестьянку, заболевшую крупозной пневмонией и выписанную по выздоровлении. История болезни была составлена в лучших традициях московской медицинской школы, возглавляемой выдающимся терапевтом, профессором Г. А. Захарьиным.
Другой «скорбный лист» пользованного А. П. Чеховым больного, девятнадцатилетнего Александра М., был представлен на зачет в клинику нервных болезней, профессору А. Я. Кожевникову, который тоже был учеником Г. А. Захарьина и, следовательно, исповедовал те же принципы определения болезни; установление диагноза – это поиски неизвестного по определенной, научно обоснованной системе расспроса, осмотра и обследования больного.
О том, как Антон Павлович с этим справился, впоследствии рассказывал профессор Г. И. Россолимо – однокашник Чехова по медицинскому факультету, один из основателей отечественной невропатологии, рецензируя эту историю болезни:
«Антон Павлович подошел к своей задаче не как заурядный студент-медик; он правда… нанизал материалы элементарного исследования удивительно гладко и аккуратно, проявив в полной мере все качества добросовестнейшего медика-ученика… Но там, где надо было описать быт и условия жизни пациента, прикоснуться к обыкновенной человеческой жизни, вскрыв ее интимные стороны и дав ее картину, там, где пришлось охарактеризовать болезнь с ее сущностью, условиями развития и течения в то время или в дальнейшем, там чувствуется, что А. П. точно покатило по гладкой дороге, по рельсам, без усилий и без напряжений, видно, как лебедь, поплыл по своей стихии, по гладкой поверхности тихой воды, в отличие от барахтающихся студентов – просто медиков, непривычных к живому изложению возникающих в сознании образов».
Нам остается только добавить, что, анализируя истоки неврастении у молодого человека, Антон Павлович очень точно подмечает влияние внушения на слабую психику больного, в данном случае – внушения, вызванного чтением медицинской книги, где были указаны возможные, но не обязательные последствия порока, которым страдал юноша («…Больной не замечал этой болезни, ослабления памяти и общей слабости до тех пор, пока не прочитал книги…»).
Через несколько лет в рассказе «Волк» Чехов даст прекрасное описание клиники невроза так называемого навязчивого состояния у сильного мужественного человека, не дрогнувшего во время схватки с волком, но потерявшего всякое самообладание и выдержку в томительном ожидании у себя признаков бешенства.
«– Доктор! – начал он, задыхаясь и вытирая рукавом пот с бледного, похудевшего лица. – Григорий Иванович! Делайте со мной что хотите, но дальше оставаться я так не могу! Или лечите меня, или отравите, а так не оставляйте! Бога ради! Я сошел с ума!..»
И вот доктор Григорий Иванович Овчинников (заметим, что так же звали друга Чехова – невропатолога Россолимо; но это, возможно, случайное совпадение, хотя в рассказе «Неприятность», написанном два года спустя, снова действует врач Григорий Иванович Овчинников), хорошо понимающий природу страдания своего пациента, прибегает к испытанному и верному врачебному приему – пытается переключить внимание больного с этой страшной болезни на менее опасную.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});