С утра до вечера - Игорь Акимушкин

Если модель вообще неподвижна, то мальки сначала окружают ее, а потом ищут нового опекуна.

Цвет модели, соответствующий общему фону окраски родителей, тоже привлекает мальков. Но размеры модели, по-видимому, не имеют большого значения. Ученые, которые пытались расшифровать механику этого странного приспособления, сделали такое интересное открытие.

Мальки, оказывается, «не знают», каковы абсолютные размеры их родителей, — ростом ли они с блоху или со слона. Важен лишь угол, под которым они их видят. Величина этого угла — одно из инстинктивных знаний малька, такое же, как и умение, например, ловить и глотать циклопов или собираться по тревоге, завидев сигнальную позу мамаши или папаши. Мальки, можно сказать, привыкли рассматривать своих родителей под определенным углом зрения. Поэтому, если имитирующая рыбку-наседку модель была очень большой, мальки собирались в стайку и плыли за ней на большем расстоянии: тогда поводырь не казался им слишком большим. Если модель была маленькой, мальки следовали за ней почти вплотную, сохраняя таким образом тот же угол зрения. С возрастом, по мере того как увеличиваются размеры малька, возрастает и величина этого руководящего его поведением угла.

У каждого вида он свой: у тилапии, например, и хаплохромиса заметно меньше, чем у хэмихромиса и цихлиды, за которыми мальки следуют на более короткой дистанции, чем за двумя первыми рыбками.

Но самое интересное, что не только у цихлид, но и у других животных, у гусей например, среди наследственных привычек, полученных от рождения, есть и эта специфическая «точка зрения» на своих родителей.

Известный зоопсихолог профессор Лоренц рассказывает, что инкубаторные гусята ходили за ним всюду, как за родной матерью, но на расстоянии значительно большем, чем то, на котором обычно следуют гусята за гусыней. Они всегда сохраняли такую дистанцию, с которой человек им был виден под тем же углом, что и гусь, ведущий гусят по берегу. А так как человек больше гуся, то и эта дистанция, естественно, удлинялась.

Когда Лоренц купался в реке и из воды видна была лишь его голова, гусята, сохраняя тот же угол зрения, плыли за ним почти совсем рядом.

А когда он еще ниже опускал в воду голову, они приближались к нему вплотную и готовы были, если из воды торчала лишь макушка, забраться к нему на голову.

Так и маленькие цихлиды: когда модель была уж очень мала, осаждали ее, чуть ли не взбирались к ней на спину, потому что стремились плыть за «мамкой» так, чтобы она всегда была им видна под определенным углом, соблюдать который обязывало их врожденное чувство.

Рыбки-наседки ревниво пасут своих мальков шесть — восемь недель, до полного их «совершеннолетия», а потом покидают свой выводок и обзаводятся новой семьей.

Трехиглая колюшка «вьет» гнездо

Колюшка — рыбка малоприметная, но весной она преображается, как Золушка в сказке.

Самцы переодеваются: брюшко у них краснеет, как помидор, бурая спинка зеленеет, а голубые глаза блестят, как аквамарины.

Нарядные получаются кавалеры. И какие боевые! Один за другим уплывают они из стаи, каждый ищет на дне участок для гнезда и гонит прочь всех других рыб, с которыми, конечно, может справиться. Так петухом и наскакивает на незваного гостя. Но до драки дело редко доходит. Обычно самец-хозяин предупреждает самца-пришельца о том, что место здесь уже занято, замысловатым танцем. Пляшет, можно сказать, на голове: становится вертикально, хвостом вверх, и сердито дергается всем телом, словно собирается дно головой пробить. Пришелец, раскрыв рот, минуту смотрит на странное представление, а затем, сообразив, видно, что это не простая клоунада, а грозный ультиматум, удаляется восвояси.

Часто, если соперник не отступает после исполнения первых «па», самец — хозяин территории принимает более энергичные меры: танцуя вниз головой, он начинает бешено кусать ртом песок, словно желая показать: «Если не уйдешь, я и тебя могу так отделать!»

А если и это не устрашило агрессора, тогда танцор поворачивается к нему широкой стороной тела и оттопыривает две большие брюшные иглы. Это угроза высшей степени, и она граничит с отчаянием. К ней прибегает колюшка и в тех критических случаях, когда щука или окунь загонят ее в угол.

Когда колюшке не мешают, она занята строительством гнезда. Сначала роет «котлован» для дома. Набирает в рот песок, относит его сантиметров на пятнадцать в сторону и высыпает. Затем возвращается за новым грузом.

Мало-помалу образуется на дне ямка. Тогда самец приносит во рту разные травинки и обрывки водорослей, складывает их в ямку. Приносит еще, сваливает тоже в кучу, прессует ее, нажимая сверху. Слизь, которую выделяют почки колюшки, склеивает травинки в плотный ком. Рыбка делает в нем тоннель, проползая через центр. И гнездо готово — полый шар с двумя отверстиями на противоположных концах.

Теперь дело за самкой.

Мимо проплывает стайка колюшек. Самец устремляется к ним. Перед одной из рыбок он отплясывает танец любви. Его называют зигзагообразным. Самец «зигзагом», резко виляя из стороны в сторону, плавает перед самкой. Обычно она отвечает на ухаживания, склоняя тело вниз, в его сторону, — он танцует несколько ниже ее головы. Тогда самец спешит к гнезду (она плывет за ним) и показывает в него вход особым движением: ложится набок, головой ко входу.

Самец пляшет даже перед некоторыми рыбками другого вида, например перед молодыми линями, которых сгоряча принимает за колюшек-самок. Если линь почему-либо последует за ним, то это автоматически вызывает у обманувшейся колюшки «цепную реакцию» дальнейших, но в данном случае уже бессмысленных рефлексов. Самец подплывает к гнезду и, распростершись перед ним, приглашает случайного прохожего войти в дом и отложить икру.

Он исполнял зигзагообразный танец и перед грубой моделью самки, которую экспериментаторы опускали на тонкой проволоке в аквариум (лишь бы брюшко у модели было припухлое).

Живая, обремененная икрой самка тоже реагирует на грубую модель самца (лишь бы брюшко у модели было красное) и следует за ней, если модель повертеть перед самкой, имитируя движения зигзагообразного танца. А если подвести модель, а за ней и самку, которая не отстает от подделки, ко дну аквариума, а затем, подражая самцу, положить раскрашенную фанерку плашмя, самка будет тыкаться носом в песок, искать тут же вход в гнездо, даже если и гнезда нет. Она больше верит сигналу мнимого самца, чем своим глазам. Конечно, слово «верит» употреблено условно; самка не размышляет над тем, чему больше доверять. Она просто бездумно, подчиняясь врожденным чувствам, реагирует на сигналы, которые в течение многих миллионов лет отбора выработались в их племени в виде определенной формы поведения партнера, с которым судьба обязала ее нести заботы о продолжении рода (впрочем, у самок-колюшек эти заботы не очень обременительны). Ну и, конечно, иногда путает возлюбленного с пешкой. Ведь и людям свойственно ошибаться.