Великая тайна Великой Отечественной. Глаза открыты - Александр Осокин

Ванников. Увеличенный фрагмент

Б. Л. Ванников – нарком вооружения

Смушкевич Увеличенный фрагмент

Генерал-лейтенант авиации Я. В. Смушкевич, генерал-инспектор ВВС РККА

Первухин Увеличенный фрагмент

М. Г. Первухин – заместитель председателя Совнаркома

Во время приема в советском посольстве началась бомбардировка Берлина английской авиацией, из-за чего встречу прервали, а гости и хозяева разъехались по бомбоубежищам. Молотов и Риббентроп спустились в бункер под зданием МИД, где состоялась их трехчасовая заключительная беседа (в записи беседы, сделанной В. Павловым, указано, что она началась в 21.00 и закончилась в 24.00). Во время этой беседы Риббентроп передал Молотову несколько листов с проектом соглашения между державами тройственного пакта и СССР и двух секретных протоколов к нему (эти документы приведены в приложениях к моей второй книге [63. С. 493–495]).

14 ноября. 10.55–11.00. Проводы делегации на Ангальтском вокзале

Фото из фондов РГАСПИ. Крайний слева – генерал Зейферт, за ним – Рычагов (—) или Скорняков? Рядом с ним – Тевосян, впереди в центре – Риббентроп и Молотов, сзади между ними – Хильгер и Шкварцев

Фото из фондов РГАСПИ. На перроне. В первом ряду слева направо: Хильгер, Молотов, Риббентроп, Тевосян, Боле, Барков, Шкварцев. За ними: Козырев (между Молтовым и Риббентропом), Проскуров (—)? – зам. начальника ГУ ВВС по ДБ авиации (между Шкварцевым и Барковым)

Генерал-лейтенант авиации И. И. Проскуров

Фото из фондов РГАСПИ. Слева направо в первом ряду: неизвестный, Хильгер, Молотов, Риббентроп, Тевосян, Боле, Барков, Шкварцев. За ними: Меркулов (между Хильгером и Молотовым), Козырев (в профиль между Молотовым и Риббентропом), Готтфризен, Деканозов, Штерн (за Боле справа), Кузнецов (—) и Проскуров (—) (между Барковым и Шкварцевым)

Фото из фондов РГАСПИ. Слева направо крупным планом: Хильгер, Молотов, Риббентроп, Боле, Шкварцев. За ними: Меркулов (между Хильгером и Молотовым), Козырев и Готтфризен (между Молотовым и Риббентропом), Штерн (—) и Тевосян (между Риббентропом и Боле), Барков (за Боле справа)

Фото из фондов РГАСПИ. Прощание. Слева направо: Зейферт, Тевосян, Молотов, военный атташе Италии, Лей, Хильгер, Риббентроп, Ламмерс, Деканозов, Готтфризен, Штенгер?

Фото из фондов РГАСПИ. Молотов прощается с Гиммлером. Слева направо: Проскуров (—)? Риббентроп, Молотов, Ламмерс, Гиммлер, Лей, Боле, военный атташе Италии

15 ноября 1940 года. 24.00. Встреча Молотова в Москве на Белорусском вокзале

Фото из фондов РГАКФД. Слева направо: Вознесенский, Булганин, Микоян, Лозовский, Мерецков, Шкварцев, неизвестный, Тимошенко, неизвестный, неизвестный, Тюленев, Молотов, Власик

Фото из фондов РГАКФД. Слева направо: Каганович, Микоян, Лозовский, Мерецков, Тимошенко, Шкварцев, Молотов… Тюленев, Власик… Военных слишком много: кто встречает, а кто приехал – не разобрать. Для встречи предсовнаркома вполне достаточно было бы четырех военачальников – наркома обороны, наркома ВМФ, начальника Генштаба и командующего Московского военного округа. А вот если кто-либо из них тоже ездил в Берлин, тогда понятно, почему среди встречающих и их заместители.

Итоги поездки: не договорились или договорились?

15 ноября 1940 г. ровно в полночь Молотов ступил на московскую землю, задержавшись относительно срока, указанного в упомянутом «Распределении часов …», лишь на пятнадцать минут. Казалось бы, он, несмотря на позднее время, должен был немедленно ехать в Кремль к Сталину и в подробностях рассказать ему и Политбюро о результатах этой важнейшей поездки. Однако по записям в Кремлевском журнале видно, что ни 15-го, ни 16-го, ни 17-го он этого не сделал, и только 18 ноября Молотов зашел вечером к Сталину, они побыли наедине всего лишь 25 минут, после чего Молотов ушел.

А заседание Политбюро, на котором Молотов отчитывался о своей поездке (о нем подробно рассказал историку А. Куманеву управделами Совнаркома Я. Чадаев (см. [48. С. 470–476]), и это единственное свидетельство об этом отчете), если верить Чадаеву, состоялось 14 ноября 1940 г. – то есть за сутки до возвращения Молотова! Для того чтобы как-то свести концы с концами в этой истории, Чадаев утверждал, что Молотов вернулся в Москву 13 ноября, но это дела не меняет, поскольку с 6 по 14 ноября 1940 г. в кремлевском кабинете Сталина приема не было. Значит, на самом деле это происходило 15 ноября, когда впервые после девятидневного перерыва Сталин принимал в своем кабинете. В этот день с 14.15 до 16.15 в кабинете Сталина находились 18 человек, но это не было заседанием Политбюро, так как из членов Политбюро там присутствовали только Сталин, Ворошилов и Жданов, да еще один кандидат – Берия. Скорее это было заседание Совнаркома, потому что в кабинете находились три зампреда – Ворошилов, Вознесенский, Малышев и один будущий – Ефремов, а также восемь наркомов, в том числе нарком обороны Тимошенко, и ряд высших военных и военно-промышленных руководителей страны. Показательно, что из присутствующих десять человек (Малышев, Ванников, Ефремов, Кулик, Мерецков, Носенко, Рычагов, Таубин, Шпитальный и начальник Управления вооружения ВВС Сакриер), возможно, участвовали в работе советской делегации в Берлине. В книге «Великая тайна Великой Отечественной. Новая гипотеза…» я уже высказывал предположение о том, что они могли вернуться в Москву самолетом 14 ноября. Тогда 15 ноября Совнарком вполне мог рассмотреть на своем заседании результаты поездки Молотова. При этом логично и присутствие на нем нового управделами Совнаркома Чадаева. А вести заседание мог… сам Молотов, возвратившийся в Москву 14 ноября самолетом с этой же группой, а может быть, и со Сталиным. По окончании заседания Молотов мог выехать на автомобиле навстречу спецпоезду, прибывающему из Берлина, где-то пересесть в него, и 15 ноября в 24.00 его вместе со всей делегацией торжественно встречали в Москве.

Каковы же были результаты этой поездки и переговоров? Когда участники этих событий начали писать свои воспоминания о них, то представители обеих сторон оказались крайне единодушны в оценке: результаты были никакими!

Кейтель: «Я спросил Гитлера об их результатах – он назвал их неудовлетворительными. Тем не менее решения о подготовке войны против СССР он все еще принимать не хотел, ибо намеревался дождаться реакции на эти переговоры в Москве у Сталина» [40. С. 155].

Василевский: «Следующим утром мы покидали Берлин. От помпезности и от показной приветливости хозяев не осталось и следа: холодные проводы, сухой обмен официальными фразами» [13. С. 103].

О том, какими видел результаты встречи в Берлине сам Молотов (тогда, а не потом), убедительно говорит подлинник черновика благодарственной телеграммы Риббентропу, посланной Молотовым со станции Малкине при пересечении границы. И его собственноручные исправления, и добавления на заготовленном его помощниками тексте – не просто дипломатическая вежливость, видно, что тут «строку диктует чувство».

«Благоволите принять, Господин Рейхсминистр, мою искреннюю[29] (зачеркнут какой-то длинный эпитет. – А. О.) благодарность за (радушный – зачеркнуто. – А. О.) широкий и теплый прием, оказанный мне и моим спутникам в памятные дни пребывания в Германии.

Молотов.

Малкиния, 14 ноября 1940 года» (АВП РФ. Ф. 06. Оп. 2. Пор. № 160. П.15. Л. 12).

Телеграммы Молотова Гитлеру и Риббентропу

Через 34 года, беседуя с Ф. Чуевым, Молотов сказал о берлинских переговорах: «Они нас хотели втянуть и одурачить насчет того, чтобы мы выступили вместе с Германией против Англии… Мы с ним так и не договорились»[102. С. 36–37]. Но когда резко не договорились, такие телеграммы не шлют.

Совсем иную оценку результатов поездки дает в своих мемуарах Микоян: «После поездки Молотова в Берлин не только не было сделано выводов о необходимости готовить страну к скорому неизбежному столкновению с гитлеровской Германией, но, наоборот, был сделан вывод о возможности дальнейшего развития советско-германского сотрудничества» [38. С. 184–185].